Яйцо кукушки

Юрий СТАНКЕВИЧ

ЯЙЦО КУКУШКИ

“Нет, правда, у меня какой-то ненатурально жёлтый цвет лица”, — ду­мала стареющая женщина по имени Марта Богуш, которая сидела в кресле в гостиной своей небольшой двушки и вяло следила за тем, как уходит за го­ризонт очередной день. За окном быстро смеркалось. В свете фонаря на уличном столбе она видела, как моросит осенний дождик. Из комнатушки её приёмного сына Дениса долетали голоса актёров, нет-нет да и прерываемые нарочито громкой и псевдозначимой музыкальной заставкой: он смотрел се­риал. Как раз в это время в дверь уверенно и настойчиво постучали. Марта Богуш встала и открыла. Сразу едва уловимое чувство опасности охватило её.

— Здрасс...

В прихожую деловито ворвалась Ульяна — подруга Дениса: чёрненькая, с немытыми жирными волосами, странноватой, со скошенным затылком, го­ловкой — такие бывают у детей, которые в первые месяцы жизни лежат, спелёнутые, исключительно на спине. Её остренькое вульгарно-смазливое ли­чико не выражало, как всегда, ничего.

Она без приглашения сняла мокрую заношенную куртку, бросила её пря­мо в угол (петля, чтобы повесить на крючок, на ней по-прежнему отсутство­вала) и, не обращая внимания на неё, хозяйку дома, проскользнула в комна­тушку. Марта Богуш знала, что Ульяна на год старше её Дениса. Переходный возраст, — привычно успокоила она себя, наблюдая, как дверь с треском закрылась и щёлкнул замок. Из комнатушки послышался Ульянин голос, а по­том стало тихо.

Тихо, как она знала, будет достаточно долго. Что они там делают — не­известно: женщина гнала прочь рискованные предположения. Потом они включат видеомагнитофон и будут смотреть одну за другой очередные серии популярной киноленты, которая самой Марте Богуш не то чтобы не очень, а вовсе не нравилась. Недавно Денис приобрел эту ленту в магазине на вы­прошенные у неё и частично украденные, как она подозревала, деньги. “Воз­раст, — думала она, — такой возраст”. Сериал они смотрят четвёртый раз подряд. Завтра в школу он, ясное дело, вряд ли пойдёт. Точнее, сделает вид, что пойдёт, а когда она позвонит учительнице, та скажет обычное: “Нет, се­годня не являлся, так что принимайте меры...”

Когда ещё был жив муж, меры принимали разные, но сладить с приемы­шем они так и не смогли. “Хотя, скорее всего, — опять успокаивала себя женщина, — во всём виноват всё тот же переходный возраст. Переходный от чего и к чему? Вероятно, к готовности размножаться — отсюда неслы­ханный всплеск гормонов, неадекватные выходки, граничащие с психически­ми реакциями, и малообъяснимые явления, чуть ли не полтергейст в квар­тире. И такое не однажды, как она где-то читала, происходило”.

Случалось и так, что в школу ходили втроём. Она с мужем, словно кон­воиры сзади, а впереди их пятнадцатилетний Денис. В вестибюле он разде­вался, но куртку в гардероб не сдавал — они её забирали до вечера, чтобы он не сбежал с уроков, а после занятий, одетого под их присмотром, сразу уводили домой. В классе, по словам учительницы, Денис был почти незаме­тен, вёл себя тихо и даже досиживал до окончания уроков, но как только его куртка по каким-нибудь причинам оказывалась в гардеробе, то на пер­вой же перемене он исчезал. Где он в это время был, чем занимался, никто не знал. На вопросы он отвечал всегда что-то невразумительное, а то и во­все отмалчивался, был тихим, замкнутым, почти не спорил. Но незаметно начал красть из их кошельков, и деньги те исчезали неизвестно куда. Толь­ко однажды, совсем недавно, удалось отследить судьбу последней пропажи. На уворованное он нанял такси и ездил в пригород к этой самой Ульяне. Но кто такая эта девица, а тем более, кто её родители, она так до сих пор и не выяснила.

Несмотря на все созданные их воспитаннику самые благоприятные усло­вия, родителей он определённо разве что терпел, во всяком случае, у жен­щины в последнее время сложилось именно такое впечатление. Чувств сво­их приёмыш не афишировал, но время от времени Марта Богуш ловила его беспокойный взгляд — быстрый, пронзительный, недобрый.

Само собой, они с мужем никогда не позволяли себе по отношению к подростку никакого физического воздействия. Нечто подобное случилось только раз и сразу повлекло за собой неожиданные последствия. Однажды её покойный муж, у которого накануне из кармана исчезла крупная денежная купюра, схватил приёмыша за ворот и хорошенько встряхнул его, но она, не теряя времени, вступилась за своего любимца. Тем не менее, Денис сра­зу скрылся за дверью своей комнатки, а через несколько минут предстал пе­ред ними с верёвкой в руке.

— Видите петлю? — каким-то неестественно тихим голосом спросил он.

Её тогда сразу охватило дурное предчувствие, и сердце сжалось от вне­запно нахлынувшего страха, но муж этого не уловил.

— И что?

— А то, что если вы меня хоть раз тронете или начнёте ещё как ще­мить, то я удавлюсь вот на этой верёвке.

— Да ты что? — растерялся тогда её муж. Он был довольно мягким по натуре человеком. — Разве мы для тебя чего жалеем? Разве не родные?

Лучше бы он не говорил банальностей и не задавал неуместных вопро­сов, потому что сразу глаза приёмыша, пожалуй, впервые, впились в них с откровенной злостью.

— Вы мне и не родные, и не родители. Я всё знаю.

***

Их приёмный сын Денис появился на свет в заброшенном посёлке кило­метрах в тридцати от столицы, в оставленной, полуразвалившейся халупе. Наверно, зимой бывшие хозяева жить там уже не могли, а потом вообще ре­шили не возвращаться. Но вот летом в хате вдруг появилась молодая женщи­на — по слухам, пришла откуда-то, на сносях, что не мешало ей частенько быть в подпитии, с неизменной сигаретой во рту — скорее всего, как счита­ла Марта Богуш, какая-нибудь “залётная” нимфоманка. И родила она, как животное, одна, не только без помощи врача или акушерки, но даже соседей.

Младенцу не было ещё и недели, когда мать положила его, завёрнутого в пелёнки, на кровать, растопила печь и, закрыв вьюшку, исчезла навсегда.

Соседи случайно заметили, как дым просачивается через дверь и полураз­битые окна, бросились в хату и спасли дитя. А через год они с мужем собрали соответствующие документы и усыновили мальчика, забрав его из интерната.

* * *

Женщина по имени Марта Богуш по-прежнему сидела в кресле, но бес­покойство не покидало её. Так всегда происходило в последнее время, когда к ним являлась эта Ульяна, или приёмыш часами сидел в своей комнате пе­ред видеомагнитофоном или просто так, сложив на коленях руки с ненор­мально длинными пальцами, — а о чём он думал, она никогда не знала.

Денис не интересовался ничем, ну, разве что в самом начале, когда ему приносили что-то новое. Так, в прошлом году дня два побренчал на гитаре, а потом навсегда забросил её под кровать. Чтобы научиться играть на таком относительно простом музыкальном инструменте, нужны были, как теперь прикидывала она, терпение, увлечённость и, в конце концов, хоть какой-то талант. Та же участь постигла компьютер, хоккейную амуницию, ружьё для подводного плавания, рыболовные снасти. Женщина с удивлением поняла, что всё это было для него обузой.

Она вспомнила, как однажды муж, тем не менее, пришёл домой доволь­ный и сразу позвал Дениса. Тот неохотно вылез из своего угла.

— Знаешь, старче, я тебя в престижную спортивную секцию устроил.

— Это ещё что за секция?

— Кикбоксинга. Вот и снарядные перчатки тебе сразу купил. Встретил я тут давнего друга, одноклассника. Он теперь завучем в спортивной школе. Завтра пойдём и, так сказать, оформимся официально.

Денис на это никак не отреагировал, но пойти завтра в спортзал согла­сился. На тренировки он сходил три раза. В первый раз его нагрузили обще­физическими упражнениями, во второй — тренер учил основам и, как водит­ся, в третий раз поставил его в спарринг с более подготовленным ровесником, чтобы проверить, как он привык делать, не только физические, но и мораль­но-психологические качества ученика.

В первом же раунде, получив чувствительный удар в лицо, новичок весь затрясся, побелел, бросился на противника и укусил того за шею так, что ед­ва оторвали. Ясное дело, его сразу отчислили.