Вызывной канал

Антон Санченко

Вызывной канал

МОРЯК НА СУШЕ

и его проза

«Моряк в седле» — так называлась книга о Джеке Лондоне, который до своей трагической смерти в 1916 году был кумиром и учителем жизненной философии, а подчас и практики, молодых людей начала XX, недавно незамеченно минувшего, века. (Интересно, как отчетливо-рифмованно совпадают строки очень непохожих современников: «Вы говорили: Джек Лондон, деньги, любовь, страсть…» /Маяковский/; «Джек Лондон, деньги, сила, власть…» /Булгаков/).

«Моряком на суше» можно назвать и Антона Санченко, списанного общей гнусной ситуацией с моря в абсурд и хаос берега. Это не просто обозначение его нынешнего статуса, а акцентуация факта, что он и в нашенском сухопутном «бордельеро» остается — не «в душе», а всей своей сутью и плотью — моряком, Человеком Моря.

Совершенно определенно существует и имеет все права на существование морская литература. Я всегда был противником раскладывания (или разлагания?) белль леттра по «отраслевым» полочкам: «производственная», «деревенская», «городская». ( Ad absurdumможно дойти и до «фрезеровщицкая», «комбайнерская», «компьютерщицкая» и даже — «зубодолбежная»). Представьте себе только: «деревенщик» Ив. Бунин. Или: «Ялтинский мещанский писатель А. П. Чехов»! «Морская» тема имеет законное жизненное право называться таковой в силу своей отчетливой «отдельности». Она принадлежит совсем иной стихии, нежели вся прочая. У писателей-моряков не только своя особая лексика, у них иной, особый стиль мышления и высказывания.

Когда-то, когда я работал в знаменитой одесской газете «Моряк», ко мне приходило много моряков, пытавшихся писать (и часто, в смысле печатания, небезуспешно) «морскую» прозу. Это всегда было вполне литературно грамотно (нечастое, кстати, умение), остроумно, с интересными стилевыми находками — на уровне, правда, «хохмы» — но… Но все это было как бы нескончаемым продолжением «вахтенной трепологии» замечательнейшего, симпатичнейшего, всепьянейшего баюна-рассказчика Виктора Конецкого. «А между тем на полубаке старый боцман, дядя Сэм, разорви его собаки, так рассказывает всем,» — пелось в матросском фольклоре. Но ребята эти не поняли одного: феномен Конецкого заключался в том (и ограничивался тем), что он нашел свою «экологическую нишку», застолбил золотоносный участок, исчерпал его полностью и закрыл навсегда для эпигонов. Лучше его написать в этом жанре и стиле, видимо, нельзя, и, видимо же, не нужно. «Хватэ!» — как говорят украинские деды.

С первого взгляда может показаться, что Антон Санченко тоже увяз в упомянутой традиции. Ну, разве что, реалии. На окраинах Батуми у него «мирно потрескивают автоматы». Ну и что? Где проходка дальшеКонецкого? Более того, спросим «внаглую», где попытка хотя бы подпрыжки к высотам планок Джозефа Конрада, Р. Л. Стивенсона?

Дальше Конецкого Санченко все-таки пошел. Отчасти. Несомненное достоинство его прозы — сжато-напряженная, «наэлектризованная», почти афористичная стилистика целых столбцов строк-двухстрочий-абзацев. И этим он отличается от свободно разглагольствовавшего «на тему и около нее» Виктора Викторовича. У него (Антона) есть великолепные лирические отступления, эдакие «Песни Песней» любящего моряка, обращенные к если не выдуманной, то к домечтанной, Прекрасной Даме Суши (что должно, по-моему, весьма утешить оставшихся на плаву моряков, не изверившихся в верности своих жен). В то время, как ВВ пришедшим с визитом пишущим и непишущим дамам давно предлагал. чокнуться.

И все-таки. Хотя автору предисловия положено бы спрятать в карман критические соображения и только помахивать надушенным напутственно-комплементарным платочком, я вынужден констатировать, что полностью вырваться из завораживающего плена «конецкости» Антону Санченко не удалось.

Ну и что? Его вещи берут за душу «конецкой» — и «санченковской» одновременно — искренностью и непринужденностью, тонким, интеллигентным остроумием, богатством культурных ассоциаций, обаянием завлекательного «баяния». (Знаете, был в фольклоре нашем славянском такой Кот-Баюн, подручный Бабки-Яжки, «завлекатель»). Ведь, если подумать, литература откуда пошла «вопче»? От россказней у костра вернувшихся из опасных дебрей охотников или брехней возвратившихся с моря рыбаков-моряков, Синдбадов всех времен и народов. Откуда же еще?

Так вот. Книжка Антона Санченко, которой я всеми порами сердца желаю успешно увидеть свет, имеет скромное, но законное право стоять у мариманов на одной полке с книгами Стивенсона, Дж. Конрада и Дж. Лондона, Бестужева-Марлинского, Станюковича, Соколова-Микитова, Дмитрия Лухманова, Бориса Житкова, Александра Грина, Николая Трублаини, Леонида Тендюка, Тура Хейердала, Ж.-И. Кусто, — и многих других, кто посвятил свое перо (или принтер компьютера, по-нонешнему) нелюдимой, но любимой даже без взаимности Иной Стихии, большей части земного шара — Морю.

А главное, ее жильцам-хозяевам и мученикам-рыцарям — морякам.

Виктор Сильченко,

прозаик, член комиссии по детективной, приключенческой, фантастической и научно-популярной литературе Союза писателей Украины.

СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ ДЛЯ КУРСАНТОВ АКАДЕМИЙ

Законы жанра требуют словаря морских терминов. Между тем, на самом деле словарь не нужен. Ради эксперимента я давал читать эту книжку своему строго сухопутному другу Кузе, и единственным непонятным ему словом оказались «зары».Поскольку зары не являются чисто морским термином, я безболезненно заменил его на «кости», за что и извиняюсь перед великим азербайджанским народом, давшим флоту шеш-беш, танкера Нобеля (сказочки про динамит рассказывайте лауреатам) и подводника Магомеда Гаджиева (Эфенди, насылсын? Говорите хотя бы по-английски, когда проходите Босфор, из ваших разговоров с турецкими лоцманами нам теперь ни черта не понятно). И вообще, автор убедился, что наиболее бестолковыми по части морских терминов являются сами моряки, особенно радисты. Сколько раз его поправляла пехота по части «веревок» и «ходят». Но всех радистов превосходят курсанты пятого курса морской академии, которые на приказ старпома принести из ахтерпика ведро сурика реагируют мгновенно, но потом возвращаются с вопросом: «Извините, а где это?» Автору кажется, что когда академиков было меньше, а инженеров больше, это знали даже курсанты-судоводители.

Тропик— Бывают: Рака, Козерога и штральзундской постройки. После Рака начинают давать стакан тропического вина каждый день. После Козерога вино отбирают. Штральзундской постройки см. «тропик».

«атлантик»— Серия рыболовецких траулеров морозильных следующая за «тропиком». Лучшее судно для сороковых и Антарктики. Пароход.

«бармалей»— БМРТ, большой рыболовецкий траулер морозильный николаевской, завод «Океан», постройки. Пароход.

«Восток»— Плавбаза. Вершина гигантофилии. Предполагалось, что будет стоять на якоре посреди океана, мутить воду насосами, и рыба перепутает насосы с холодным течением, и сама придет к борту. Команду менять предполагалось вертолетами, а рыбу ловить «мыльницами». Рыба оказалась умнее. Пароход с собственным отделом кадров и трамваем (вместо вертолета).

«Гадючник»— На самом деле Юзефа Францевна никакого отношения к «Гадючнику» не имела. Всю жизнь проработала в рюмочной, конфискованной большевиками у Франца. См. также Е. Лигачев, винное дерево, бутлегер.