Затылоглазие демиургынизма

Кочурин Павел

Коммунист во Христе. Книга 3

ЗАТЫЛОГЛАЗИЕ ДЕМИУРГЫНИЗМА

ВОЛЬНЫЕ МЫСЛИ САМОЙ СВЕТЛАНЫ В ОСОЗНАНИИ ЖИТИЙНОГО МИРА

Выхваченный вроде бы из досужих разговоров задорный высказ с привычным высмехом самих себя тут же и липнет к языку охочих до веселых пересудов. И так укореняется в молве. Прорастает в ней как попавшее в сыру землю живое зерно. И так же, как и зерно, порой ядрено всходит, а порой и с изъяном ущербным. И всходы пожинаются от того зерна-слова то ли с рассудочно-притчевыми речениями, то ли в высказах, красующихся как наклейки на приманчивых бутылках, жижу из которых так тянет и тут же испробовать.

Так вот вошло в моховскую молву словцо ДЕМИУРГЫНЫ. Выпорхнуло на волю, словно новорожденный воробышек из гнезда под стрехой. И подхватилось, как пух легким ветерком. К слову "демиургыны", подобно вязкой глине к сапогам путника в непогоду, прильнуло словцо "затылоглазник". От них уже, как от спаренных плотей, выродился, тоже нежданно-нагаданно, высказ "затылоглазый демиургынизм". И стал витать роем гнуса над мирским людом, издавая назойливый писк. Одни, привыкшие уже ко всему, тут же и свыклись с этим писком, другие пытались не слышать его из-за вжившегося опасения как бы в соблазне не навлечь худа на себя. Но высказы эти уже не выходили из слуха, встревали сами собой в разговор.

Словно вот гвоздь на видном месте передней стенки избы, торчало слово "демиург", выхваченное из "Четвертой главы" Главной книги века, кою понуждали всех твердить. В разговорах о своем житействе вылезло в памяти, как в свое время райкомовский пропагандист-агитатор, смакуя цитатку из этой коронной главы, растолковывал саму нашу жизнь эмтеесовским трактористам. И тут молодой веселый механик из мастерских, по имени Дима — "ДИМИУРГНУЛ", как высказался конторский счетовод, когда Диму увезли на "черном вороне". С тех пор слово это "демиургнул" и стало повторяться на всякие лады, когда кто попадал под подозрение. И само собой подошло время, когда кому-то подсказалось окрестить "творцов действительности", в которую уже успели все в мыслях влиться, — "демиургенами". А затем, тоже как-то незаметно, это словечко переиначилось в "демиургыны". И ни где-нибудь такое случилось, а в захолустном Мохове. Как бы провидением означено было так окрестить нашу действительность именно моховцами. Кому-то запомнилось словцо-выкрик "гын", коим эвакуированные в Мохово у себя на юге погоняли гусят, оно и прильнуло к языку. И стали "гынами" поругивать демиургынов, а там и обзывать демиургынами, что означало на житейском языке моховцев "погонялы народа". "Гын" — выкрик пастуха, и "дем" — народ, "ург" это пуганье маленьких. Затылоглазник уже по природе своей примкнул к своему "демиургыну". Ябедник, доносчик, соглядатай, спокон веку водились в огреховленном миру, но тут вошли они в особый почет. Без них и жизнь — не жизнь. Человеки как бы разделились на тех, на кого доносили, и на тех, кто и кому доносили.

Первоначально в высказе "затылоглазый демиургынизм" мне послышалось что-то нарочитое, надуманное, не свое, чужое. Кому-то вот захотелось щегольнуть причудным словцом, случайно услышанным, обзывая так свою житуху. Другой это повторил, тоже, вроде бы, бездумно.

Но вот в разговорах о том коринских городских гостей с нашим, моховским художником, Андреем Семеновичем Поляковым, этот высказ и для меня обрел свой осознанный смысл. В действах наших местных демиургынов, за усмешками над ними, проглядывалась вся наша державная действительность. И она сама по себе оказалась "пересаженной" в нашу человеческую голову. И что уж совсем озадачило, что такое осознание возникло у жителей захолустной деревеньки. Меня и озарило заглавить воспоминания-высказы Старика Соколова Якова Филипповича "Затылоглазый демиургынизм". К удивлению моему, он сам на это меня и навел. "Так и назови — так, — сказал. — Отчего не назвать, коли в том правду сущую видишь. Все ныне и держится у нас на затылоглазии".

Такой ответ его подтолкнул меня выспросить то, что он знает о Татаровом бугре. А также и о затылоглазом человеке, с коим свела его, бойца особого отряда Красной армии в Гражданскую войну судьба-неволя. Думалось, что не будь Татарова бугра, и не сведи провидение Коммуниста во Христе, старовера с таким человеком, обладавшим затылочным зрением, не возникло бы и такого определения нашей действительности, как "Затылоглазый демиургынизм".

О затылоглазом человеке, особом комиссаре Гражданской войны, Яков Филиппович рассказывал только дедушке Данилу, Данюхе, как он его называл. И какое-то неизреченное чутье, внутренний голос моего "я", подсказывал мне, что и о моей жизни этим человеком было что-то вещано. Я — не случайно Корина. А дому Кориных означено возродиться в новом предназначении избранников. Значит, это сулено и мне. На такие мысли наводили меня разные размышления, из которых возникало мысленное видение будущей жизни дома Кориных. И ученики мои, вроде бы кем подсказанные их высказы, тоже укрепляли меня в таких мыслях. Подводили к тому, что Татаров бугор — это место Кориных. Слова "демиургын" и "затылоглазник" привычно слетали с их языка, будто я сама им их подсказывала.

Девочку Полю, дочку доярки Зои. Мальчишки обзывали затылоглазницей, считая ее ябедой. Больше за мать, не ладившую со своим начальством, заведующим фермой. Поля не поддавалась и драчливо задиралась, отругивалась: "Я не ябеда, никакая не затылоглазница, не как вы. Мы с мамой не ворюги, не прислуживаем демиургынам". Эти слова Поли относились не к мальчишкам, ее обижавшим, а к их отцам, к тем, кто чем-то распоряжался. В моем сознании "затыолглазник" и "демиургын" слились воедино, как два конца веревочек. противопоставлением был наш дом — род Кориных, охраняемый провидением для дления жизни пахарей. И сами Корины, от которых никогда не исходило осудного слова, в добре жили своей статью: как свет тьму, так и добро зло растворяем.

Высказы Поля Зоиной открыли мне более широкий смысл понятия "Затылоглазый демиугынизм". Это то, чем олукавленны все мы. И я сама. И такое уже не обороть увещевательным словом учителя или осстрастным действом — наказанием за хулые высказы. Оно должно изжиться каждым в себе и временем. И по-своему, у каждого свои недуги души и тела.

И все же я спросила ребят, что по их значит "демиургын" и "затылоглазик". И меня удивили их недетские объяснения: "Затылоглазник" — это, кто подглядывает за тобой, как шпион через окошко. Высмотрит, затвердит и донесет узнанное "демиургыну". А другой мальчик добавил к этому высказу: "И продаст тебя на порчу. Как душу продают колдуну". И меня поразила ужасная мысль, что мы отнимаем у детей их детство, ввергая их в суждения об изъяне нашей жизни.

Все же я попыталась объяснить ребятам, что обзывать друг друга ругательными словами нельзя. Но тут же сама усумнилась в проке своих обхяснений и наставлений. Как детей уберечь от того, что они слышат дома и видят на улице. Должна жизнь измениться. иначе объяснение твое станет пустым говорением и породит недоверие к тебе, учительнице. Вот Марфа Ручейная и дьяк Акиндий говорят о христовой любви к ближнему. И не то, чтобы у мирян не было веры в это. Но нет ходу такой любви в мирстве. Настраивают на другое: догляди и оповести. И вживается уже понятие: любить-то люби, но пуще себя от нее береги. Это я тоже услышала от учеников, а они от своих родителей. И верно, как вот полюбить "затылоглазника" или "демиургына". Любовь-то будет на Божья, а лукавая. И самому тоже как и душой принять их любовь. Тоже притворство. И делается такое, но не по охоте, а по привычке. Но все равно, один за тобой подсмотрит, а другой стегнет своей ябедой. Вот и берегись каждого… И как привычный высказ о жизни уже без осознания выговаривалось: "Затылоглазый демиургынизм". Он и в Тебе самой каким-то грехом вгнездится.