ЛИМОН

Кадзии Мотодзиро

ЛИМОН

Кадзии Мотодзиро, написавший «Лимон»

«Вы знаете, кто такой Кадзии Мотодзиро?» — на этот вопрос большинство современных японцев не найдет ответа ни сразу, ни после нескольких минут размышлений. Но стоит лишь дать подсказку в виде узнаваемого даже без перевода слова «рэмон», как гарантированно получаешь один и тот же ответ: «А, это тот самый Кадзии Мотодзиро, который написал "Лимон"!». Скорее всего, вам с ностальгией расскажут о том, как читали этот рассказ когда-то давно в школе на уроке родной литературы. Можно открыть любую антологию японской литературы двадцатого века, как и там встретится тот же самый «Лимон». В антологиях покрупнее рассказ наверняка будет предварять короткая справка, подобная той, что приводится ниже. Кадзии Мотодзиро (1901–1932), автор двух десятков коротких автобиографических рассказов и нескольких десятков ученических зарисовок. Студент литературного факультета Токийского университета, постоянный участник литературного журнала «Аодзора» («Синее небо»), созданного усилиями Кадзии и его друзей. Именно в этом журнале он печатает большинство своих рассказов. Его литературная деятельность продолжалась не многим больше десяти лет. Одним из первых критиков, оценивших по достоинству прозу Кадзии, был мэтр японской литературы Кавабата Ясунари, познакомившийся с ним в 1927 году. Признание литературными кругами пришло только после смерти Кадзии. Исследователи называют этого писателя представителем жанра эго-беллетристики («ватакуси-сёсэцу»), а также автором стихов в прозе. Единственной книгой, опубликованной при жизни писателя, умершего от туберкулеза в тридцать один год, стала антология рассказов под названием «Лимон» (1931). В 1934 году впервые вышло собрание сочинений Кадзии Мотодзиро в двух томах, а в 1959 году появилось полное собрание сочинений в трёх томах, включившее в себя все дневниковые записи Кадзии. Отдельные рассказы Кадзии включены в антологии современной японской литературы.

Рядом со справкой иногда наталкиваешься и на фотографию самого Кадзии — молодой здоровяк: широкие скулы, низкий лоб и тяжелые надбровные дуги, суровый взгляд человека, занятого настоящим делом, которого легко принять за крестьянина. Глядя на это лицо, нелегко разглядеть в нем чувствительного поэта-страдальца, писавшего филигранную и тонкую прозу, и в то же время шутника и балагура, готового рискнуть всем ради эффектного поступка.

Критики и литературоведы причисляют его к «малым» писателям конца эпохи Сева — начала эпохи Тайсё, «серебряного века» японской литературы, времени декаданса, поиска стиля и формирования того, что впоследствии назовут современной японской литературой. Все, что написал этот автор за свою короткую жизнь, имеет автобиографический характер, он писал только о себе. Какое бы имя ни носил его главный герой: «я», «он», «Ёсида» или «Такаси», — именно автор и является главным героем всех своих произведений. Эти дневники — не исповеди и не мазохистские исследования собственной души и тела, столь популярные в его время. Читателей привлекает отнюдь не правдивость описания жизни и страданий молодого человека, умирающего от неизлечимой болезни. В его рассказах ощущается способность автора видеть вещи просто, ясно и удивительно свежо, словно они не существовали до того момента, как он обратил на них свой взгляд, словно он первый на свете заметил их. И пусть этот взгляд брошен на ветхий забор, на сосновую кору или облака в небе, они появляются именно в тот момент, когда кисть автора обводит их по контуру и наполняет содержанием. Эта способность породила уникальный стиль прозы, которая по красоте описания и своему эмоциональному воздействию скорее напоминает стихи, своеобразная комбинация традиций классического жанра японской литературы — эссе «дзуйхицу» и поэзии символистов. В его литературе нет динамики, к которой так стремится его время, она в каком-то смысле статична, и в ней почти нет фабулы, за редким исключением нет других героев, кроме него самого. Двадцать его рассказов, начиная с «Лимона» (1924) и кончая «Беспечным больным» (1931), напоминают отрывки дневника, охватывая всю жизнь одного человека.

Он родился в городе Осака 17 февраля 1901 года в семье Сотаро и Хиса. Отец — служащий фирмы, мать — воспитательница в детском саду. Семья никогда не жила в достатке, переезжая с места на место вслед за отцом, работавшим в разных филиалах фирмы. Нередко денег не хватало даже на еду, поэтому матери приходилось закладывать вещи в ломбарде. Отец не был образцом для детей, много пил, спускал деньги на гейш в чайных домах. А мать была всегда рядом, и даже когда Кадзии переезжал в другие города, связь между матерью и сыном никогда не обрывалась. Несмотря на их сложные взаимоотношения, мать для Кадзии всегда была самым важным человеком, и в его рассказах ассоциировалась с собственной совестью. Именно она впервые привила сыну вкус к литературе, читая классические «Хэйкэ моногатари» [1] и «Хякунин иссю». [2] У детей того времени не было ни радио, ни телевидения, позволить себе покупку патефона могла не каждая семья. Значит, оставались лишь ноты, которые они читали вместо музыки, книжки, и не только детские. Дети наравне со взрослыми читали сочинения Нацумэ Сосэки [3] и Мори Огай. [4] Нацумэ Сосэки был одним из любимейших авторов Кадзии, который считал его настоящим гением, на первые заработанные деньги купил полное собрание сочинений Сосэки, а в одном из ранних рассказов даже подписался Кадзии Сосэки.

В школе Кадзии был дисциплинированным учеником, но никогда не входил в число отличников. После окончания школы средней ступени в 18 лет (1919) он, собираясь стать инженером, поступает в школу высшей ступени и уезжает в Киото, где снимает комнату в общежитии. В одной комнате с ним живут Иидзима Тадаси (в будущем поэт и кинокритик) и Накатани Такао (в будущем писатель), который станет и его лучшим другом. Именно эти знакомства станут причиной того, что студент, избравший техническую специальность, посвятит себя литературе. О Кадзии Мотодзиро Накатани Такао пишет в статье «Кадзии Мотодзиро. Киотосский период»:

«Кадзии был широк в плечах и обладал великолепным телосложением. Наши друзья всегда ставили нас рядом, называя "большой крепыш" и "маленький крепыш". Как бы то ни было, "маленький крепыш" Кадзии был выше меня ростом и шире в плечах, и по сравнению со мной, выходцем из провинции, уроженец Осака Кадзии выглядел настоящим столичным жителем. Узкие глаза под тяжелыми веками порой казались хитрыми. Выразительный нос, словно холм, придавал ему мужественность. Большой, великолепный нос создавал ощущение объема во всей его фигуре. И именно это коренным образом отличало его внешность от моей. У него были красивые руки. Крепкие ладони и длинные пальцы, казалось, что эта рука создана для рукопожатия».

В 1920 году у Кадзии впервые обнаруживаются признаки туберкулеза, и врачи советуют ему пропустить год занятий в школе. Он уезжает в провинцию, на север префектуры Миэ, где живет семья его сестры — учительницы в начальной школе. Он пишет письма и дневники, мастерит безделушки и перенимает акцент у местных жителей. «С тех пор, как я сюда приехал, прошло уже десять дней, а так никакого интеллектуального багажа и не накопил — нестерпимо обидно. Историю философии, которую я одолжил у тебя, и книжки по логике сколько ни читаю, никак не даются. Литературу могу читать сколько угодно, а такие логические вещи никак не понимаю. Сейчас думаю, что у меня никогда и не было никакого желания к знаниям подобного рода, просто следовал моде. Сегодня вечером меня охватило такое отвращение к самому себе, все эти жалобы, всё же я мещанин, хотя и не хочу им быть». (Из письма от 12 августа 1920 года). «Погода стоит чудесная, каждый вечер видны звезды, очень красиво, подняв голову, смотрю в небо. От этой величественной и неземной красоты перехватывает дыхание…» (Из письма от 9 сентября 1920).