Мир, который рядом

Огромное спасибо моей жене Татьяне за редакцию, терпение, поддержку и помошь в написании книги; Олегу Головатому - за ожидание; Нельке, Стряпу, Авалону, Диме Селезневу, Эвертону - за критику и дельные советы; Мишке Ярошу - за восстановление провалов в памяти; Э.Лимонову - за Свободу!

I

- Ну что, скинхед ебаный?! Пизда тебе! – от удара по затылку чем-то тяжелым я на мгновение потерял способность воспринимать реальность.

  - Что, больно? А мужику тому, думаешь, не больно было?

  Я плохо представлял, о чем идет речь. Да и получилось все как-то на удивление неожиданно.

  Проснувшись утром, я, как обычно, отправился на работу. Работал я в то время экспедитором в торгово-продовольственной фирме. Отметившись у шефа, я вышел на улицу покурить, когда ко мне и подошел мужчина, попросивший пройти с ним в отделение милиции.

  - Ну что, тварь, рассказывай!

  - Что вам рассказать?

  - Рассказывай, как вы убивали вот этого человека, - оперуполномоченный Ветхов выложил на стол фотографию незнакомого мне мужика. – Узнаешь дяденьку?

  - Я не понимаю, о чем вы говорите, и при чем здесь я.

  - Ах ты ж ублюдок! – несколько ударов обрушились на мою голову. Руки опера сжали мою шею. В глазах потемнело. А когда картинка прояснилась, я был один в маленькой комнатушке с единственным стулом посередине.

  «Какой мужик? – думал я, - Кого убили? Они что, рехнулись совсем? – мысли, перебивая друг друга, лезли в мою, отбитую мусорами, голову. – Почему именно я? За что?.. Да, я далеко не святой, и не отрицаю, что вел хулиганский образ жизни, но чтоб убить…»

  Загремели засовы, и дверь в комнату открылась:

  - Ну, выходи, герой, разговаривать будем! – произнесла заплывшая жиром морда.

  Меня завели в кабинет, в котором сидели несколько оперов с наглыми, ухмыляющимися, лицами.

  - Короче, пацан! Выхода у тебя все равно нет: или говоришь, кто убил, или тебя отвезут в ИВС и сделают из тебя петуха, - передо мной лег листок с фамилиями моих приятелей. – Не глупи, пацан, - продолжал опер, - покажи на любого из них, а как доказать, это уже не твоя забота. Пойми, в тюрьме тяжело, туберкулез, вши, зараза всякая, а ты ведь парень молодой. Кстати, знаешь, где труп нашли?

  - Нет.

  - Не знаешь. А нашли его на стройке, где ты с приятелями самогон жрал. Вас видели в день убийства. Ну, что скажешь?

  - Самогон пил, потом домой пошел. Мы там песни под гитару пели и разошлись мирно по домам, девчонок провожать пошли.

  - Ах, песни, говоришь, пели? Санек, принеси ему гитару.

Молодой опер подорвался и тут же приволок старенькую рассохшуюся гитарешку.

  - Ну на, музыкант, пой!

  - Я для ментов ничего петь не собираюсь!

  - Ах ты ж блядь такая! Ну, лови тогда! – отжившая свой срок гитара не выдержала столкновения с моей головой.

  - Значит, не будешь сознаваться?

  - Да я не понимаю, что вы хотите от меня услышать.

  - Бля, ну ты, в натуре, достал!

  На меня обрушилось множество ударов. Били все. Я думал, убьют. Но нет, не убили. Посадили на стул.

  - Короче, слушай, мальчик. Мы знаем, что ты хачиков не любишь, но всему есть предел – ты обидел хорошего человека, бил его, ему больно было, а он не заслуживает такого обращения. А на стройке труп нашли. И ты там был. Так что думай, время у тебя есть до завтра. Сейчас едешь в ИВС, а утром, если у нас получится разговор, и ты скажешь, кто убил, пойдешь свидетелем по делу. Маму свою увидишь, и вообще все у тебя хорошо будет. А не получится разговора, скажем ребятам, они по беспределу опустят тебя, и никто с тобой здороваться даже не будет. Так что мотай на ус, скинхед.

  Был у меня в то время приятель, Пашей звали. Как-то летним вечерком, пригубив пивка, сидели мы с ним на лавочке, за жизнь друг другу рассказывали, так как познакомились не так давно.

  - Не нравится мне, Юрка, как государство наше устроено: все эти правила, законы, порядки. Да и вокруг дерьма навалом.

  - Да, говна у нас много. Куда ни глянь, везде блядство, распродают страну нашу направо-налево. Это ж надо додуматься, чтобы нас черножопые кормили! Навезут фруктов гнилых и продают по бешеным ценам, наживаются на нашем брате. И ведь наглые какие! Как бояре по рынкам ходят, хозяевами себя чувствуют. Мочить их надо!

  - Ну, ты, Юрок, прямо мысли мои читаешь. Я вот в МЧС служил, в Чечню заезжал, эти суки пацанов наших постреляли, ненавижу их тварей! Я ведь после армейки в РНЕ вступил, думал, что они с черножопыми войну правильную ведут, а оказалось, что они мусорами проплачены.

  - Так может, сами вклад в очистку внесём?

Так и образовали мы с ним небольшое скиновское движение в нашем маленьком подмосковном городке. Сначала вдвоём долбить стали, а потом и другие пацаны подтянулись. Били несильно, в основном беседы проводили на тему «Россия для русских и нехуй здесь делать». Сначала весело было, гордость переполняла наши сердца. Потом угрозы пошли с разных сторон: хачи-то, оказывается, не просто так русскую землю топтали – они еще за это и деньги отстегивали мусорам да бандюкам. А мы по молодости не знали этого.

  Как-то вечером прибежал ко мне Паша:

  - Юрец, - говорит, - попали мы с тобой по-крупному. Приходили ко мне черные, крутые какие-то, и говорят: «Слишь, дарагой, быри своего друга и пригайте с ним с крыши, или дергайте с етого города, пока яйцы вам не обрэзали».

  Я тогда ответил Павлу, что родился в этом городе, и никакая мразь меня отсюда не выгонит. Паша из города уехал…

  В ИВС меня привезли за полночь.

  - О, да к нам мокрушника [1] привезли! – изрек дежурный по изолятору. – Пятнашка, парень, тебе обеспечена, а то и больше. Давай, доставай все из карманов, не забудь ремень со шнурками снять. Ты ведь теперь наш.

  Первое, что я увидел, когда за мной захлопнулись тормоза [2], был парень, двигающий по ноздре белый порошок, а помогал ему в этом какой-то хач. А рядом на верхнем ярусе шконки [3] сидел не то таджик, не то узбек. Дальше из-за тусклого света я ничего распознать не мог.

  «Ну все, к хачам кинули, теперь точно убьют,» - промелькнуло у меня в голове.

  - Ты кто? За что попал? – спросил хач.

  - Мусора за убийство взяли, но я не убивал.

  - Всэ мы здэсь нэ убывалы, всэ не за что сыдым. Ха-ха-ха, - по камере разнесся дружный хохот.

  - Да ты не робей, пацан. Иди вон лучше похавай что-нибудь. Жрачки у нас много. А хочешь, чифиру заварим, - из глубины хаты [4] вышел парень, ровесник мне, в спортивном костюме, на мою радость русский, и совсем непохожий на уголовника.  – А мы вот с приятелями по пьяни машину угнали, думали, покатаемся и вернем. А тут хозяин тачки появился, давай на помощь звать. Я пьяный был, пацаны разбежались, а я, чтоб напугать его, нож достал, говорю: «Не ори, сука, прибью».  Тут соседи, дружки его, на крик выбежали, заластали меня и мусоров вызвали. Теперь вот тут сижу, мать адвоката наняла, но, говорят, дела мои плохи, срок могут дать. Да ты не стесняйся, хавай давай.

  «Какой тут «хавай» - выебут завтра, и кукарекай потом всю жизнь. Что же делать? Может, сказать мусорам, что это я? Так ведь не я. Вот говорят, «скажи, на кого хочешь». А как сказать, если я точно знаю, что никто из наших мужика этого в глаза даже не видел? Не могу так. Что же придумать? Пиздец какой-то!»

  Мысли мои прервал скрежет открывающихся тормозов. На пороге появился парень, который еле держался на ногах. Приглядевшись получше, я увидел, что из ноги его сильно течет кровь.