Красная волчица

— Бандиты… — выдохнул Димка.

Сокол, почуяв опасность, крутнулся под седоками.

— Дима, в сумах деньги и облигации, — испуганно проговорила Люба.

У ключа снова хлопнули два выстрела. Пули прошли мимо. Димка спрыгнул с седла.

— Скачи в село! Я задержу бандитов.

Димка огрел Сокола плеткой, и он с места пошел вскачь. Люба пригнулась, ей казалось, что сейчас в спину прилетит пуля. Раздался выстрел, следом за ним еще два более слабых. Но и на этот раз пули миновали ее. «Только бы не споткнулся. Только бы не споткнулся», — молила Люба. Сквозь топот копыт она слышала выстрелы, но они уже доносились слабо.

Наконец кончился плес. Дорога вильнула от реки к кустам. Люба придержала лошадь. Деньги и облигации были спасены. И только теперь она вспомнила о Димке. Напрягла слух. Сквозь шум леса донесся слабый выстрел. «Живой», — радостно ударилось сердце Любы. И первым ее желанием было кинуться к Димке. «А деньги? — Люба посмотрела на сумы. — Вдруг где-нибудь еще засада?» И спину ее обдало холодом.

Люба понукнула лошадь и помчалась в село за помощью. Ей рисовались картины одна страшней другой: то она видела Димку у реки с окровавленной головой, то привязанного к дереву. А рядом бандитов с ружьями. И Любе становилось тяжело дышать.

На всем скаку она подъехала к сельсовету, спрыгнула с седла. На крыльцо выбежала Валентина Петровна.

— Бандиты, Валентина Петровна! У Белого яра нас встретили!

— Васильевич где?!

— Коня подо мной убили. Дима там, бандитов задерживает.

— Живой он хоть?

— Не знаю. Я долго стрельбу слышала.

Люба в изнеможении опустилась на крыльцо, расстегнула куртку: к ногам ее упала ветка с гроздьями рябины. Люба подняла ее, прижала к лицу.

А к сельсовету уже бежали Матвей Кузьмич, Серафим Антонович, Андрейка и Вадим. Они были у кузницы, пристреливали ружья и видели, как Люба мчалась к сельсовету.

— Бандиты. Под Белым яром почту встретили. Васильевич не вернулся, — сообщила им Валентина Петровна.

— Седлайте коней, — скомандовал Матвей Кузьмич.

Семеновна сидела у окна, когда раздался конский топот,

— Погляди-ка, Ятока, это куда же мужики-то снарядились? И все с ружьями.

Ятока торопливо подошла к окну.

— Однако, куда-то торопятся. Ладно ли што? Ты погляди за Машей.

Ятока быстро оделась и выскочила на улицу. В ограду входили тетя Глаша с Анютой.

— Это куда же мужики-то поехали? — спросила Ятока.

— Сама дивлюсь. Думала, вы знаете. Люба — почтальонша от сельсовета к почте коня в поводу повела. Димы нет.

Ятока кинулась к почтовому отделению. Тут в окружении баб стояла Люба.

— С Димой што? — запыхавшись, спросила Ятока.

— Не знаю, — Люба чуть не плакала.

Ятока скинула сумы на землю, вскочила в седло и помчалась вслед за мужиками.

Димка выстрелил и прыгнул в лес. Из-за дерева еще раз выстрелил. Оглянулся: Люба уже была на середине плеса. Димка загнал в патронник патрон, прицелился пониже сосны.

— Нате, гады!

Выстрел метнулся по закрайку леса и тотчас погас на ветру.

Бандиты не отвечали. Что они задумали? От реки донесся стон. Димка глянул туда: конь, выбросив передние ноги, силился встать. Приподнялся немного. Голова его бессильно упала, и конь завалился на бок.

— Сволочи.

Димка посмотрел вдоль реки. Люба уже была в конце плеса. Не сбавляя хода, она поднялась на угор и скрылась за кустами. Димка облегченно вздохнул, глянул на Белый яр. Что же не стреляют бандиты? Может, они решили подобраться к нему поближе? В глубине леса треснула ветка. Димка упал за дерево, поднял ружье. Звук донесся от молодых елочек, шагах в двадцати от него. Еще мгновение и — хлопнет бандитский выстрел. Димку охватил страх. Он прижался к земле. Одна из елочек вздрогнула. Димка напрягся, ствол ружья качнулся и замер. Мушка легла между двумя елочками: бандит должен показаться между ними. Димка почувствовал, как под пальцами упруго стал отжиматься спусковой крючок. В это время между елочками что-то шевельнулось, И вместе с выстрелом он услышал визг собаки. Димка вскочил и бросился к елочкам: между деревцами лежал окровавленный Ушмун.

Димка растерянно смотрел на своего верного друга. «Что же я наделал?» Подбежал Чилим, недоуменно глянул на лежащего Ушмуна, сел и навострил уши в сторону бора. Димка вспомнил об опасности, встал за дерево, прислушался. Монотонно гудел лес. За бором беспокойно каркали кедровки. «Уходят бандиты», — подумал Димка. И точно в подтверждение его слов Чилим лег и стал зубами счищать снег с лап.

Димка присел на корточки возле Ушмуна. Ушмун поднял морду и затуманенными глазами посмотрел на него. Димке стало не по себе.

— Прости, Ушмун. Так уж вышло. Может, еще оклемаешься?

Димка повесил ружье на плечо, взял на руки Ушмуна и закрайком леса пошел в сторону села. Идти было тяжело: ноги проваливались в мох, как в вату. Всюду щетинился еловый валежник, цеплялся сухими ветками за одежду.

Когда Димка, обливаясь потом, добрался до конца плеса, Ушмун уже не дышал. Димка осторожно положил его под густой елью, вытер рукавом пот с лица.

— Такую собаку погубил.

Димка сломил сухостоину с острой вершиной и тут же, возле ели, разломав мерзлую корку земли ножом, стал копать яму. А ветер усиливался. С неба сыпанул мелкий крупяной снег. Невдалеке на ветку села рыжая кукша и с любопытством стала рассматривать Димку. Потом перепорхнула на другое дерево, крутнула головой. Откуда-то из-под облаков упал гортанный крик ворона: «Кру, кру». А Димке показалось, что он кричит: «Трус, трус!»

Димка опустился на мерзлую землю возле ямы. Как же он теперь посмотрит в глаза своим товарищам? А еще на фронт собрался. Лучше бы уж его зацепила бандитская пуля. Все-то у него навыворот получается. Как же жить-то теперь?

Димкины думы прервал конский топот. Он схватил ружье и встал. Конский топот доносился со стороны деревни. Димка вышел на закраек лужка. Мужики подъехали к нему, спешились. Матвей Кузьмич увидел кровь на телогрейке Димки.

— Ранен?

— Да нет. Ушмун под выстрел попал. Нес его, выпачкался.

— А бандиты где?

— Похоже, в горы пошли. Кедровки за бором каркали.

Лошадей привязали и вышли на берег. Матвей Кузьмич кинул взгляд на Белый яр:

— А место они подобрали ловкое. — Матвей Кузьмич достал кисет, завернул самокрутку. — Что делать, Серафим, будем?

— Я думаю, наперехват идти надо.

Матвей Кузьмич долгим взглядом посмотрел на хребет, который, горбатясь, тянулся за широкой низиной вдоль реки.

— Генка Ворон места здесь знает хорошо. Сейчас он поведет свою банду через Гнилой перевал, к Седому Буркалу. Выйдет к речке Рысьей и по ней на плотах спустится в сторону города.

— А если он повернет обратно и на плотах отправится по Каменке? — предположил Серафим Антонович.

— А ты бы пошел по Каменке? — Матвей Кузьмич испытующе посмотрел на Серафима Антоновича.

— Нет. У каждого полустанка собаки за версту учуют. На плотах как рябчиков перестреляют.

— Ты думаешь, Генка Ворон дурнее нас с тобой? Он — таежник. У него одна дорога — через Гнилой перевал.

— А если где-нибудь в хребтах затаится?

— Нельзя. Скоро охотники пойдут в лес. Обнаружат след. Опять каюк.

— Это верно, — согласился Серафим Антонович. — Значит, надо устроить засаду на Гнилом перевале. Как туда пойдем?

— До хребта километров сорок. Мы хребет обогнем справа по звериной тропе и подъедем к Гнилому перевалу с той стороны. Бандиты пешком только ночью до хребта доберутся.

— Решили.

— Только на всякий случай сходим посмотрим следы у Белого яра, куда они путь взяли?

— А мы Ушмуна похороним, — проговорил Димка.

Из-за перелеска на лужок выехал всадник.

— Мама, — невольно вырвалось у Димки.

Ятока подъехала, спешилась, шагнула к Димке.

— Живой, — у Ятоки глаза наполнились слезами.

— Ушмуна, мама, убил. Из-за трусости, — у Димки дрогнул голос.