Красная волчица

— О, худой добра. Пошто давно в гости не ходит?

— Когда ему? С седла не слазит.

— Ятока тоже совсем свой род забыла, — Бирокта осуждающе посмотрела на Ятоку.

Семеновна заступилась за нее:

— Куда она от ребенка пойдет? А Кучум че не пришел?

— Ноги совсем худые стали. Вот мы с Накой за провиантом пришли. Муки тоже надо. Табак вышел.

Матвей Кузьмич с интересом посматривал то на Бирокту, то на Наку.

— А мы завтра к вам собирались, — проговорил он, — Табак и мука есть.

Семеновна подошла к Наке.

— Ты, девонька, че же это к дверям жмешься? Проходи. Сейчас чай сгоношим. Потом уж пойдете в сельпо.

Из школы прибежал Слава. Поздоровался со всеми. Бирокта окинула его взглядом.

— Совсем, однако, ладный парень стал. На охоту собираешься?

Слава опустил голову.

— Не берут. Учиться велят. Через год пойду в тайгу.

Бирокта глянула на Матвея Кузьмича.

— Кузьмич, пошто неладно делаем? Война. Пушнину добывать надо. Мы ребятишек в школе держим. Какой толк из них будет? — горячилась Бирокта.

Матвей Кузьмич улыбнулся:

— Придет время, война, Бирокта, кончится. Как мы тогда без грамотных людей жить будем? Вернется Слава в Ленинград, ни «а», ни «б» не знает. И скажут люди: «Ты где же рос-то, среди медведей?» Выходит, мы и за грамоту в ответе.

Семеновна помогала Ятоке накрывать на стол.

— Была бы у человека голова, а грамоту он наживет, — вставила Семеновна.

— Хорошей-то голове, бабоньки, и нужна грамота.

Ятока всех пригласила за стол. Матвей Кузьмич поднялся.

— Ты это че же от чая-то бежишь? — упрекнула его Семеновна.

— Мы с Серафимом Антоновичем недавно почаевали. Спасибо. В другой раз.

Димка приехал поздно. Слава его встретил у почты. Вместе отвели лошадей на конюшню и теперь по угору шли домой.

— Двоек много нахватал? — спросил Димка.

— А ты не хватал?

— Было дело, Слава. Ты тетю Глашу навещаешь? Харчи-то есть у них какие-нибудь?

— Есть. Дымок такой бутуз стал. Сегодня с Юлой к нам прибегал. Тявкает.

— На будущий год его в тайгу возьму. Вот для тебя и собака добрая будет.

— Я во время каникул приду к вам на зимовье?

Димка положил руку на плечо Славе.

— Бабушка уже старенькая. Кто без тебя ей дров наколет, воды принесет? Да и Анюту с тетей Глашей одних не оставишь. Ты давай петли на зайцев ставь, на кабарожек. Я завтра почту отвезу, сходим вместе, места добрые покажу. Крючья наладим. Переметы ставь. А то без харчей-то вы тут горюшка хватите.

— Ты патронов мне побольше заряди. Я на куропаток охотиться буду.

— Зарядим. Только ружьем не балуйся.

— Я что, маленький, что ли?

Димка улыбнулся, похлопал Славу по плечу.

В ограде их встретили Чилим с Ушмуном.

— Слава, накорми собак.

— Ладно.

Димка поужинал. Вспомнил, что обещал вечером зайти к Лене. Подумал о Любе. Завтра полдня проведут вместе, а потом когда опять увидятся? И Димке неохота стало идти к Лене.

Сосновый бор утонул в осенней мгле. Холодом веяло от земли, холодом тянуло от реки.

Генка Ворон пружинисто встал.

— Едут.

— Чудится тебе, — лениво отозвался Спиря.

Генка Ворон постоял и опять опустился на землю.

— Сволочи. Утром должны были проехать.

— Зря мерзнем. В такую темень разве поедут? Пойдем, костер разложим, погреемся, — предложил Спиря.

— Не ной, слюнтяй.

Димка с Любой выехали за ворота поскотины. По широкому пустырю, присыпанному снегом, вольно гулял ветер. В небе кружили серые облака. Вдали над поредевшим колком метались два ворона, они то взмывали к облакам, то падали черными лоскутами к лесу. Их гортанный клекот наводил тоску.

— Ну, и погодка сегодня, — тяжело вздохнула Люба.

— Осень.

Димка, оглянувшись на Любу, пустил лошадь на ходкую рысь. Навстречу побежала узкая лента дороги. За поскотиной дорога свернула к реке и пошла косогором. Димка перевел лошадь на шаг. Подъехала Люба.

— Шугу понесло, — кивнула она на реку. — Как переправляться будем?

Река была в белых пятнах.

— Это снег, — ответил Димка. — Да и в шугу переправимся. Лошади привычные, — Димка потрепал по шее Сокола.

Люба посмотрела на серые горы.

— Скоро на охоту пойдешь?

— Белка нынче быстро созреет: рано приморозило.

— Меня будешь вспоминать?

— Я тебе буду приветы с птицами посылать, — улыбнулся Димка.

— Я не знаю птичьего языка.

— А я научу.

Из леса на тропу выбежали Ушмун с Чилимом и помчались впереди лошадей.

— Догнали, — с любовью в голосе проговорил Димка,

— Не могут они без тебя.

— Чилиму только разреши, он к спать ко мне в постель заберется.

Дорога свернула на мыс и пошла лесными лужками.

Димка опять пустил лошадь рысью. На лужках стояли зароды сена, припорошенные снегом. Возле дороги виднелись заячьи следы. Кое-где оставили ровные строчки горностаи. В перелесках шумно вспархивали рябчики и с испуганным свистом разлетались по сторонам.

За мысом Димка придержал лошадь, нагнулся и сломил несколько веточек красной смородины с крупными гроздьями.

— Солнечная ягода, — подавая Любе веточки, улыбнулся.

— Спасибо, Дима.

Спустились к Сонному плесу. С обеих сторон его темнел ельник. Вдали, где кончался плес, белел яр. Глухо, недобро шумел лес. Из наволока вылетел ворон, увидев всадников, испуганно каркнул и метнулся от реки.

— Что это они сегодня привязались к нам? — Люба тревожным взглядом проводила птицу.

— Зима надвигается. Житье-то несладкое будет. Вот и мечутся. В бору у родничка передохнем? — спросил Димка.

— Посидим. Мне что-то расставаться с тобой не хочется. Привыкла за лето. Теперь поеду только по санной дороге, когда река встанет. Ты уж в тайге будешь.

— И прокачу я тебя зимой, с бубенцами. На всю жизнь запомнишь.

— Ты опять с обозом уйдешь.

— Ничего, найду время.

В двух шагах от родника, навалившись на ствол сосны, дремал Генка Ворон. Его под бок ткнул локтем Спиря.

— Едут.

Генка вздрогнул, непонимающе уставился на Спирю.

— Что?

— Едут, говорю.

Генка кинул взгляд вдоль плеса, хищно блеснули его маленькие глаза. Щелкнул взведенный курок.

— Может, не они? — усомнился Спиря.

— Оки. Видишь, на передней лошади сумы чернеют. Почта. Как только минуют нас, я стреляю в спину ямщика. Ты прыгаешь на тропу.

И два ствола повернулись навстречу Димке с Любой.

Глава IX

— Дима, посмотри, какая красота! — показывая на залавок, радовалась Люба.

Димка придержал лошадь. С залавка склонялся куст рябины. Ветки оттягивали тяжелые огненные гроздья. Димка ударил лошадь пятками, подъехал к кусту рябины, сломил ветку с несколькими гроздьями и подал Любе:

— Это тебе на память о лете.

— Спасибо, — понимающе кивнула Люба.

И опять они ехали вдоль берега. Впереди бежали собаки. Люба подержала ветку с гроздьями и бережно положила ее за пазуху.

До Белого яра осталось шагов сто пятьдесят — двести. Впереди бежавшие собаки вдруг замерли и потом с сердитым лаем кинулись к лесу. Ушмун сделал несколько прыжков и замер. Чилим суетился на склоне, но в лес боялся бежать.

Димка остановил лошадь, снял из-за спины ружье и положил его на колени. К нему подъехала Люба, остановилась рядом.

— На кого это они? — испуганно спросила Люба,

— Не знаю. Если у ключа медведь, то Ушмун был бы уже там. И лает-то он как-то странно.

— Поедем.

— Нет. Ты постоишь здесь, а я пойду закрайком леса, посмотрю, кто там.

У ключа хлопнули два выстрела. Конь под Любой вздрогнул, заржав, вздыбился. Димка левой рукой подхватил Любу к кинул к себе в седло. Любин конь грохнулся на спину и гулко забил копытами по мерзлой земле.