На сопках Маньчжурии

— Сколько ты за них хочешь?

Лэй назвал огромную сумму.

Су Пу-тин мог не купить этих соболей, но тогда вся его сделка не стоила ровно ничего. Что значат те шкурки без этих?

— А меньше? — безнадежно спросил он.

— Меньше не будет!

Су Пу-тин заплатил назначенную сумму.

8

Су Пу-тин был хорошо известен в Приморье. Семь лет назад открыл он на владивостокском базаре торговлю.

— Русская люди шибко хо люди, — говорил он, стоя за прилавком своей лавочки, широко — улыбаясь и как будто готовый русским отдать все. — Бери, бери, моя ничаво не надо, моя маманди…

Он учился русскому языку и скоро говорил на нем правильно, почти без акцента.

Ему нравилось, что в крае мало русских купцов и ведут они свои дела через китайцев. Не ходят русские в тайгу.

Только один человек беспокоил его — Миронов. Тот всем интересовался. Даже самого Су Пу-тина расспрашивал о да-цзы. Но разве Су Пу-тин знает, кто такие да-цзы? Он их и в глаза не видал!

Торговые дела Су Пу-тин вел так успешно, что уже через несколько лет во многих местах края у него были лавочки, лавки, магазины. Свое положение он закрепил женитьбой на русской, Пашковой Таисе. Женился он так: на Новый год приехал в Никольское и, не заезжая в свой магазин, отправился к начальнику Суйфунского округа Занадворову.

— С чем бог принес, Супутинка? — спросил Занадворов, когда гостя впустили в столовую.

— Привез… маленько… тебе…

Быстрым мягким шагом он подошел к столу и развернул платок.

— Подарок! Бери.

— Хороший ты манза, — сказал Занадворов, разглядывая меха и наливая гостю рюмку водки.

Когда подарки были приняты, Су Пу-тин поехал к Пашковым. Туда он привез ханшин, водку и американские консервы. У Пашковых пировали соседи. Таиса помогала матери, приносила из кухни противни, блюда с жареным мясом, миски с квашеной капустой.

— Место для дружка! — закричал Пашков.

— Мало пьете! — сказал Су Пу-тин. — Разве это Новый год? Две бочки привез, пейте…

Когда Тайса проходила по комнате, Су Пу-тин смотрел на нее и говорил: «Таиса, Таиса, Таиса!»

Но никто не слышал его слов.

Когда она садилась за стол, он разглядывал ее, тоже слегка захмелевшую…

От духоты, телесного жара и веселья настежь раскрывали в избе двери, врывался морозный воздух, небо заглядывало, полное звезд. Таиса прикладывала к шее руки и расстегивала жаркий воротник.

На следующий вечер отец сообщил ей о сватовстве Су Пу-тина.

— Так он же некрещеный! — воскликнула Таиса.

— Крестится! Занадворов советует: «Отдай дочь! Богаче его в крае нет».

Су Пу-тин женился на Таисе.

Жил он с ней по русскому обычаю: показывал гостям, разговаривал с ней при гостях и объявлял всем:

— Теперь я русский. Моя жена кто? Таиса Пашкова!

9

Коржи наконец поставили свой дом. Угол большой комнаты украсила полка с книгами по садоводству, огородничеству, пчеловодству; особое место заняли книги, известные в просторечии под названием запрещенных, подаренные еще на родине постояльцем Григорием Тимофеевичем.

Дом стоял на фундаменте, крытый оцинкованным железом.

В первый год посев был неудачен. Налетел тайфун, вздулись все ручьи и речки: Грязнушка, Клепка, Перевозная, Песчаная протока, Ротный ключ. Потоки дождя хлынули с сопок, размыли распадок, прорвались на леонтьевское поле и уничтожили его.

Можно было рассердиться, вознегодовать, пасть духом. Все, мол, говорят: край не для хлебопашца! Так оно и есть! Но Леонтий сказал Аносову и Бармину:

— Ничего, поймем и покорим.

Он обследовал сопку и пришел к выводу, что если прорыть водоотводную канаву и стены ее выложить камнем, то никакой тайфун не будет страшен полю. Много труда? Много, господин Аносов. Но вот Миронов говорит же, что не будет край твоим, пока ты не забросишь в него семени и земля от трудов твоих не родит…

В северной лощине принялся плодовый сад. Теперь и Бармин последовал примеру Леонтия: не на южных, а на северных склонах разбил сад.

Конечно, Еремей Савельевич, зачем сад? Яблоки и груши привезут из Америки и Японии… На другое надо класть силы… Золото в крае есть, соболь, панты, женьшень! А глупые люди, вместо того чтобы заниматься богатством, радеют над кислятиной — над яблоками! Тьфу ты, прости господи, темнота российская!

А того Еремей не понимает, что человек должен обрабатывать и устраивать землю, сердцем любить ее, а не наживаться! Панты, соболя, золото! Надо так хозяйничать, чтобы богатство приумножалось, а не истреблялось. И Миронов такого же мнения. Приезжал прошлый раз — очень обрадовался, узнав, что Леонтий не проклял края оттого, что наводнение смыло его посев.

Главные средства в это время давала охота. Кабанина — пять рублей пуд. Аносов хотел на месте платить три — доставка, мол, во Владивосток, то да се! Не сердись, Еремей Савельевич, обойдемся без тебя, сами будем доставлять вдвоем с Хлебниковым, на двух конях. Интендантство кабанину берет, «Кунст и Альберс» берет. Подрядчик Галецкий, который прокладывает дорогу и сейчас рвет Барановские щеки, берет…

Как-то, продав кабанину Кунсту, Леонтий зашел в номер гостиницы «Золотой Рог» к Зотику Яковлевичу.

За окном, прямо к бухте, к заборам вокруг порта и интендантства, простирался зеленый пустырь. На рейде стояли шхуны «Акула» капитана Винтера, «Миледи» Попова, получившая новое имя «Красавица», и первый прибывший пароход Добровольного флота «Нижний Новгород», отправлявшийся с партией каторжан на Сахалин. Шаланды китайские и корейские шампунки и шлюпки. Все это точно тонуло в светло-лазоревой воде бухты и светло-голубом небе.

— Знакомьтесь, знакомьтесь, — приглашал Миронов. — Алексей Иванович, это тот самый Леонтий Юстинович Корж, о котором вы уже наслышаны.

Из разговора Леонтий выяснил: Попов считает, что иноземные промышленники несут молодому краю разорение. Для них Россия — пришел, ограбил, разорил!

— А для меня край — источник моего блага. Он здоров, и я здоров. Торгуй, промышляй, созидай! Садись поближе, Корж. Вино пьешь? Ни вина, ни водки? Сектант, что ли? Ах, помалу все-таки пьешь!

Налил стопочку, придвинул закуску.

— Алексей Иванович на своей шхуне будет привозить доброкачественные товары, — сказал Миронов, — и продавать будет по нормальной цене. У него правильная точка зрения: коренному русскому промышленнику нужно вести свое хозяйство так, чтобы край не оскудевал. С нищего края и купец не разживется.

— Что правда, то правда, — согласился Леонтий. — Если вам, господин Попов, понадобится кабанина или что-нибудь иное, надейтесь на меня, буду поставлять. И с Хлебниковым поговорю. Я тоже хочу беречь край.

10

В мае сползают по Татарскому проливу льды и тают в теплых южных водах. Густой туман стоит над проливом, и частый в это время года восточный ветер гонит его на Владивосток. Правда, горы не пускают его к Раздольному, но все же мозглый, сырой ветер и здесь задерживает весну.

Весна явилась неожиданно. Леонтий утром вышел во двор, на плечи накинул меховую куртку, на голову надел шапку и, когда переступил порог, не поверил: было не только тепло, но необыкновенно, чудесно тепло. Пряный аромат далеко на западе цветущих лесов и полей преобразил вчерашний скудный мир.

Леонтий скинул куртку и шапку, крикнул сыну:

— Семен!

Встревоженный Семен выскочил в исподнем.

— Зови мать, лето пришло!

Да, это была уже не весна — лето. Разгоралась заря над сопками. Глаша Хлебникова выбежала во двор навстречу теплому ветру, и закричала, и запела.

Марья распахивала все пять окон.

— Теперь и пшеничка пойдет, Леонтий!

Хлебников кричал со своего крыльца:

— Ну, теперь, Леонтий, все пошло — и не удержишь! На пантовку надо…

На пантовку собирались втроем: Леонтий, Хлебников и Седанка. Не ради удовольствия — деньги были нужны. Лишнего коня нужно — огромные всюду расстояния; шлюпку нужно, да не простую, а чтобы выйти по Суйфуну в Амурский залив и плыть без забот до самого Владивостока. Семья не одета. И наконец, того и гляди, свадьба будет. Все идет к тому, что породнится Леонтий с Хлебниковым. А уж свадьбу надо сыграть толково!