На сопках Маньчжурии

— Как пегий нужен? — удивился Бянка и посмотрел на сородичей. — Пегий соболь — худой соболь! Как это может быть? За пегим я и не хожу, пусть за ним другие ходят. Мой соболь — вот какой соболь.

— Твой соболь теперь совсем мало стоит, — со вздохом повторил Лэй.

Бянка испугался. Нынче он отлично соболевал и рассчитывал вдвоем с сыном взять товаров сразу на весь год. Думал, муки возьмут пятнадцать пудов, рису пять пудов, соли пуд, чаю много кирпичей, патронов возьмут, пороха, одежду, топор возьмут, нитки, спички… Все это есть у зятя. Вон шалаш полный, фанза полная…

Бянка испугался, но не подал виду, насыпал в ганзу табаку, прижал его пальцем.

— Лучшие соболя ничего не стоят! — грустно сказал Лэй.

Даже костер как будто стал гореть хуже.

Ируха разглядел в углу шалаша кучу темных соболиных шкурок, лежавших небрежно, как ничего не стоившие.

— Сколько же теперь сто́ит темный соболь? — спросил он.

— Столько-то… — Лэй печально назвал цену.

Бянка выпустил густой клуб дыма и уставился на своего зятя. Опять молчали.

— Отчего такая цена? — Ируха говорил удивленно. — Зимой я встречал орочей с реки Аввакумовки. Они говорят, в Ольгу приехал представитель Амурской компании. Говорит, темные соболя очень поднялись в цене.

— Что знают твои орочи?! — воскликнул Лэй — Какая Амурская компания! Кто вез для вас товары, трудился и подвергал себя опасностям — Амурская компания?

Лэй смотрел вспыхнувшими, округлившимися глазами на удэйцев.

— Что поделать! Хоть вы принесли плохих соболей и они ничего не сто́ят… берите, что вам надо.

— Может быть, они на будущий год поднимутся в цене? — осторожно спросил Бянка.

— Конечно, поднимутся, как они могут не подняться? Я об этом хотел вас предупредить.

Ируха вывернул свой мешок. Заискрились бурые, серебристо-бурые и совсем темные шкурки… восемь десятков! Лэю хотелось осмотреть каждую, но он небрежно и даже не глядя побросал их в угол шалаша.

— Потом посчитаю… Амурская компания! Кто будет думать про Амурскую компанию, тому худо будет. Мы ведь родные люди. Ведь твоя сестра скоро родит мне сына. Берите что нужно.

Бянка взял то, что хотел, и Ируха взял, и остальные тоже. Все, кроме того, взяли еще много ханшина, который стоил очень дорого и которого впервые охотники видели так много.

Все повеселели.

По тайге быстро распространилась весть, что нынче в цене пегие соболя, и, когда Лэй пробрался в новые места, он повсюду по дешевке скупал самых ценных соболей.

Купцы вернулись в фанзу с богатой добычей.

Из трубы курился дымок, за фанзой звонко кололи дрова. Лэй приотворил дверь и увидел у печи девочку-жену и на канах двух мужчин, игравших в кости. Один из них был сам владивостокский купец Су Пу-тин.

— Гости у меня, вот хорошо! Такой человек, как Су Пу-тин!

Бат разгрузили, мешки с мехами положили на верхние нары. Сейчас можно было отдохнуть: есть, пить, играть в кости! Если Су Пу-тин даст хорошую цену, пусть берет пушнину…

Целый день гости и хозяева пили и ели. Ели пельмени из кабанины с черемшой, ели жареных, мелко искрошенных рябчиков, соленую капусту, соленую редьку.

— Я дам тебе самые лучшие товары, — говорил Су Пу-тин Лэю. — Я сразу вижу тебя. Твои дела пойдут хорошо.

Су Пу-тин, высокий белолицый мужчина с немного припухшими веками, оправлял рукава своего халата, чтобы они не мешали угощаться. Открыли дверь. Совсем теплый ветер с реки! Ах, хороша, хороша весна!

Су Пу-тин и Лэй не играли в кости, — сделка еще не была заключена. Они только поддразнивали остальных:

— Эх-ха, разве так кидают? Мне рукава мешают, а то я кинул бы!

— Они будут играть всю ночь, а мы займемся делом!

Лэй посмотрел в глаза гостю, ленивые и как бы совсем равнодушные, и так же лениво ответил:

— Завтра уж! Ты устал, я устал…

К полуночи бобовое масло в лампе выгорело, на дворе стало прохладно, слышался ровный шум реки на перекатах.

— Спать, спать! — гнал всех Лэй.

Су Пу-тин растянулся на подстилке из барсучьих шкур и смотрел, как молоденькая да-цзы в углу на нарах постилала себе и мужу.

Лэй размотал онучи, снял улы и стоял босой на полу.

Су Пу-тин думал про него: хорошо начал, будет толк, — правда, пока еще плохо знает соболей, молодой. И думал, что легко возьмет его в свои руки.

Ночью в фанзе спали. Спали, как всегда, раздевшись догола, укрывшись ватными одеялами. Душно после обильной еды, ханшина, игры в кости. Лэй лежал с открытыми глазами, смотрел в темноту и слушал сонное дыхание. Подождал часок, встал, натянул штаны, на четвереньках пробрался к лампе, подлил масла, засветил.

Снял с нар мешки, отнес на постель и стал сортировать шкурки. Он знал их наизусть. Напрасно думал Су Пу-тин, что он молод! Двадцать самых лучших соболей он завернул в тряпку и спрятал в угол между мешками с мукой. Потом лег и заснул.

Проснулся позднее других. Девочка-жена кипятила воду для лапши, Су Пу-тин курил на канах и рассказывал Ло Юню печальный случай с одним купцом, который пробирался на лодке вдоль морских берегов, намереваясь скупить у орочей соболей. Купец думал, что успеет пристать к берегу, если поднимется буря. И не успел. Тайфун налетел сразу.

— А-яй, — посочувствовал Лэй. — И все товары погибли?

— Все.

— Что ж, приступим?

— Конечно, дело сделаем — есть будем.

Освободили место на нарах. Лэй принес мешок, сел против Су Пу-тина, вытряс из мешка соболей. Глаза купца с припухшими веками смотрели на них равнодушно, как недавно глаза и самого Лэя. Но если да-цзы можно было обмануть пренебрежением, Лэя обмануть было нельзя.

— Всю партию сразу?

— Покупаю каждого. Ну, вот этот рыжий!

Су Пу-тин взял за хвост рыжевато-бурого соболя, показал его, посмотрел на свет, назначил цену.

Лэй ударил себя по коленям.

— Ух, цена! Клади назад, не продаю. Ло Юнь, какую он дал цену?!

Су Пу-тин вытащил из кучи белого соболя и захохотал.

— За этого я возьму дорого, — сказал Лэй. — Такой раз в сто лет попадается.

Перед вечером Су Пу-тии сказал Лэю:

— Брось его в печку. Вся партия из-за него пропала.

Шкурка пошла по рукам.

— А у этого брюшко светлое. Эх, надавали тебе всякую дрянь!

Спор шел из-за каждой шкурки. Пот выступил на лбу у Лэя. Су Пу-тин был быстр в словах, мгновенно находил брак, и Лэй, считавший себя знатоком, почувствовал полную беспомощность.

— А у этого лапки! Шкурка ничего, да лапки вытертые! Улы ими, что ли, чистил или шею щекотал?

— Зачем так? — с достоинством спросил Лэй. — Ты же знаешь, это ходовой соболь! Ходовой соболь идет — шерсть собьет, — смотри, он и когти притупил. Издалека шел… Темный, через горы пришел. Цену дай ему хорошую.

Лапша закипела, остыла, застыла. Чайники перестали кипеть, печка потухла. В открытую дверь заглянуло высокое солнце. Девочка-жена отошла от печки и стояла позади всех, смотря на шкурки, которые то взлетали, то падали, переходя из рук в руки.

— Совсем пегий соболь?! Ноги, хвост, даже голова?!

— Самка, разве не знаешь? — зло спросил Лэй.

Он вытирал пот на лице грязной тряпкой. Су Пу-тин сидел важный, глаза из-под припухлых век смотрели весело, он побеждал, он хорошо заработает.

— Ну, всё! — сказал он, купив последнюю шкурку. — Теперь посмотрим наши расчеты.

Он вынул долговую книжку…

Хозяйка снова растопила печку, закипела лапша, кипели чайники, Ло Юнь делал рисовые пирожки, посыпая их толченым сахаром.

Сытно поели. Все были довольны. Погода больно хороша. Мошки еще нет, тепло. Земля пахнет. Почки на деревьях.

— А может быть, ты у меня еще кое-что купишь? — спросил Лэй, выходя во двор, присаживаясь на корточки и разворачивая тряпку.

Глаза у Су Пу-тина сузились.

Он увидел партию великолепных темных соболей, могучих, пушистых, лучших соболей Ирухи и Бянки.

Торговцы сидели на корточках друг против друга и молчали.

Лэй молчал, торжествуя. Су Пу-тин молчал, поняв, что остался в дураках.