Годы испытаний. Книга 1

По полю в страхе метался один Куранда. Еж заложил в рот палец и изобразил свист падающей бомбы. Куранда опрометью кинулся к сточной трубе, что проложена была под насыпью пешеходной дороги, и, не раздумывая, шмыгнул в нее…

Глава шестая

1

В полдень в штаб дивизии прибыл командующий армией генерал-майор Кипоренко. Не застав комдива в штабе, он поехал по полкам и, наконец, нашел его у Канашова.

- Вы как вихорь носитесь, Василий Александрович, нигде не могу вас застать, - сказал он, пожимая ему руку.

Впервые за время войны Русачев видел Кипоренко в хорошем настроении. «Значит, имеются радостные вести. Не наступать ли собираемся?»

- Ловко вы, Василий Александрович, этого Мильдера обдурили. Пленный немец рассказывал, что он там рвет и мечет.

Русачев смутился, глянул, будто попросил помощи у Зарницкого.

- Ну, а как все-таки удалось обмануть немцев? Ведь у них воздушная разведка хорошо работает…

Русачев кивнул головой на Канашова.

- Да я что? Это Канашов, он у нас на выдумки мастер. А я, признаться, не больно верил в эту затею. Даже ругал Канашова, что отвлекает без пользы людей на эти деревянные пушки.

- Расскажу про вашу затею командующему фронтом. Здорово получилось! - генерал одобрительно посмотрел на Канашова. - Пойманный вами «язык» оказался начальником разведки танковой дивизии. В штабе фронта он сообщил очень важные данные.

Генерал помедлил и, взяв карту из рук Зарницкого, сказал:

- Смотрели вашу оборону. На правом фланге она у вас слабая. Участок обороны Муцынова недостаточно подготовлен и в инженерном отношении. Почему он не использовал естественные выгоды местности, не создал противотанковые заграждения?

- Столько труда вкладываем в это строительство, а при отходе приходится все бросать, - безнадежно махнул рукой Русачев.

- И все же этот поистине огромный труд наших войск уже принес свои плоды, немцы несут большие потери…

- Когда же, товарищ генерал, наступать-то будем? - спросил Русачев.- Все отступаем и отступаем.

Командующий вздохнул.

- Все спрашивают об этом… А как вы оцениваете, полковник, противника?

Русачеву хотелось угадать желание генерала, и, глядя на его довольное лицо, он сказал:

- По-моему, товарищ генерал, выдыхается враг. Выдыхается!…

- Неверно, полковник. Противник, конечно, не тот, что был в начале войны, - сказал командующий. - Он уже расчетливее, осторожней воюет. Но немецкая армия еще очень сильна, техники много, и наступать они могут еще не один месяц. - Командующий огляделся и понизил голос: - Наше дело измотать противника, а контрудар нанесут свежие войска, не обремененные инерцией отступления.

Вечером к Канашову позвонил комиссар дивизии Поморцев.

- Ты знаешь, что натворила твоя дочь?

- Знаю.

- Вот сидим с прокурором разбираемся. Сам понимаешь, военное время. По головке за дезертирство не погладят.

- Виновата - судите.

И с этой минуты Канашов потерял покой, осунулся, почернел лицом, перестал спать.

2

В таком гневном состоянии Жигуленко видел Русачева впервые. Глаза комдива до половины были закрыты ощетинившимися бровями, и когда он, кривя губы, играл желваками, шевелились кончики ушей. Он резко подымал телефонную трубку, там молчали.

- Никого нет, безобразие! - И он бросал трубку.- Расшумелись на всю армию и разбежались, как мыши по полю! Ну, мне эти политработнички!

Слова комдива прервал телефонный звонок. Он поморщился, как от кислого яблока, и схватил трубку.

- Ага, наконец-таки, Константин Васильевич, отыскался. Слушай, дай-ка ты команду своим политотдельцам, чтобы они прекратили трезвон по пустякам. Ведь подумай, до командующего армией дошло. Из-за глупости какой-то сопливой девчонки мы в историю влипнем. Нет, ты брось, Константин Васильевич. Это ни к чему. Какие там комсомольские собрания? Дай вам волю, так вы еще и конференции устроите. Война идет… Командир медсанбата шляпа, нет дисциплины, распустил людей. У него это уже не первый случай. Его я взгрею. Ну, а остальное беру на себя. Как решу - так и будет!

…Через полчаса посланный за Наташей Жигуленко привел ее к Русачеву, наставляя по пути, как она должна будет себя держать у комдива.

Наташа вошла, отрапортовала, но Русачев как сидел, так и не поднял головы. Он долго и сосредоточенно думал, не зная, с чего начать. Судя по выражению его угрюмого лица, весь он кипел от негодования. Но как только поднял глаза и встретился взглядом с глазами зардевшейся Наташи, мигом в памяти всплыла Рита.

- И чего натворила, дурная твоя головушка? Эх, будь я твой отец, не поглядел бы, что здоровая девка. Заголил бы подол да так бы отстегал, что неделю не садилась бы.

Переведя дыхание, он встал, приняв положение «смирно».

- Пять суток тебе ареста за самовольство и нарушение дисциплины. Посиди-ка, голубушка, одумайся. Отведите ее, старший лейтенант. Сдайте…

А когда Жигуленко вернулся, комдив все так же сидел задумчивый и угрюмый.

- Передайте в штаб, пусть отдадут приказ оставить Канашову в той же роте. В медсанбате и без нее хватит людей. Там она нужнее, ну, а арест для порядка. Не накажи их - все разбегутся.

3

На командном пункте полка шумно и тесно, Спешат с простынями карт штабные командиры, бегают связные; будто стараясь заглушить друг друга, выкрикивают позывные радисты и телефонисты.

Подполковник Канашов, как всегда, внешне спокоен, но глаза красные от бессонницы и бесконечных дум о дочери. «Надо же так опозорить честь нашей фамилии!» Здесь же сидят старший политрук Бурунов и майор Харин - новый начальник штаба дивизии, назначенный Русачевым после вчерашнего тяжелого ранения Зарницкого.

Харин приехал выяснить обстановку и передать приказания командира дивизии. Он глядит то на командира полка, то на комиссара и изредка, порывшись в карманах, достает свою неизменную банку с кусочками сахару и, отправив очередную порцию в рот, беззвучно сосет, выпячивая клейкие губы. Его тонкий крючковатый нос с горбинкой и темно-карие маленькие, близко посаженные глаза придают хищное выражение его лицу - узкому, вытянутому вперед, как у лисы.

- Видите ли, товарищ подполковник, - говорит Харин, глядя на Канашова, точно учитель на школьника, - бой - это не полевые тактические учения или маневры, где все можно переиграть сызнова, а война. В бою решительность командира играет первостепенную роль. Я на вашем месте сбросил бы немцев с плацдарма в Днепр.

Канашов спокойно взглянул на Харина.

- Ну и садитесь, дорогой, на мое место. Сбрасывайте.

- Зачем же так ставить вопрос? - возмутился Харин, расправляя складки на гимнастерке. - Я приехал не подменять вас, а проверить, как вы выполнили приказ комдива.

Бурунов внимательно следил за разговором.

- Наступать немедленно, наугад, была не была? Так, что ли? - недоверчиво спрашивает Канашов.

- Да, по-моему, это единственно целесообразное решение… Иначе немцы укрепят плацдарм и переправят главные силы. Тогда считайте бой проигранным. - И, помолчав, добавил: - Как только восстановится связь с командиром дивизии, я вынужден буду доложить… - Он снова достал кусочек сахару и отправил в рот.

- Хорошо вам говорить: «Я на вашем месте…», когда на это место вас тысяча дьяволов не затащит и когда у вас, кроме карты и цветных карандашей с планшеткой, ничего нет. А у меня люди, боевая задача, ответственность.

- Ответственность - это отговорка, товарищ подполковник, - сказал Харин. - В штабе дивизии тоже командиры, а не чиновники, и не менее вас ответственны за обстановку.

- Но вам ясно, что моя ответственность коммуниста не дает мне права уходить с этого берега. Ведь мы за Днепром. Понимаете, что это значит? Днепр, а там не за горами Москва…