Год - тринадцать месяцев (сборник)

— Об этом уж вам лучше с самим Гордеем поговорить, — сказала она. И я понял, я очень ясно понял, что и у самого Гордея Порфирьевича не будет на мой вопрос односложного ответа, нет, нет, не будет. Это меня сильно озадачило.

Вот тебе и Тюлеккасы, вот тебе покой и тишина!..

8

Куда приятнее иметь дело с работающей сельской интеллигенцией, например, с учителями. Большинство из них уже пожилые, прижились в Кабыре, обосновались навечно, и по внешнему виду их трудно и отличить от прочих жителей деревни. Это только вот сейчас они приодеты, потому что пришли по моей просьбе сразу после уроков. И три молодые девушки, только нынче приехавшие учительствовать в Кабыр, да наш колхозный инженер Вадим Сынчуков выделяются среди них как цветы на осеннем лугу.

Из разных партийных журналов я заранее выписал более сорока тем для лекций: выбирайте по вкусу. И еще сказал: а кто пожелает, кто не поленится, может взять и две темы. Ведь кто, как не мы, представители интеллигенции, должны в первую очередь позаботиться о культурном уровне своих односельчан? А насколько он высок, этот культурный уровень? Нет, для того чтобы это узнать, не обязательно идти в библиотеку и просматривать абонементные карточки, нет, не обязательно. Стоит полчаса постоять возле Дома культуры и послушать, о чем говорит молодежь, какие песни поет. А сколько грубости, пошлости в отношениях между молодыми людьми! И если бы это была преднамеренная какая-нибудь пошлость и грубость, нет! Она от невежества. Так неужели мы, интеллигенты, можем спокойно жить, хладнокровно выполнять свои служебные обязанности, когда вокруг нас бродят в потемках невежества десятки, сотни молодых кабырцев? Неужели мы забыли о высоком назначении интеллигента на селе? Неужели мы забыли о высоком долге коммуниста?

Вот так я сказал. Я так разволновался, пока говорил, что у меня дрожали руки, и я даже зачем-то постучал по графину, хотя никакого шума в кабинете и не было. Правда, я тут же налил в стакан воды, отпил, а потом сказал, что вот есть темы для лекций, выбирайте по вкусу, а кто пожелает, может взять и две темы.

Я видел, однако, что пожилые учителя как-то смутились и слушали темы лекций невнимательно, они как будто о чем-то глубоко задумались. Зато молодежь быстро отозвалась: наш агроном Григорий Ефремович и его жена Роза Александровна, зоотехник, сказали, что они руководят кружками в системе партийного просвещения и просят их отпустить: одному надо проверить, как отбирают семенной картофель, а Розе Александровне надо обязательно закончить обмерку ометов.

— Обязательно сегодня? — спросил я.

— Но ведь мы выполняем общественные поручения, — сказал Григорий Ефимович обидчиво. — Или вы считаете, что этого мало?

Признаться, я очень надеялся, что он поддержит меня в разговоре о долге интеллигенции, о культурном уровне нашей кабырской молодежи, но он как будто и не слышал, о чем я говорил. Мне стало очень досадно, я пожал плечами и сказал, что уж если им так нужно надзирать за отбором семенного картофеля, они могут идти.

— Нужно не мне, а колхозу, — зло сказал агроном.

— А как же я к завтрашнему дню закрою наряды, если сегодня не сделаю обмерку ометов? — с вызовом спросила Роза Александровна.

И они ушли.

Но выручил меня Вадим Сынчуков, на которого, признаться, я меньше всего рассчитывал. Он вдруг напустился на учителей. Все дело в том, сказал он, что молодежь в Кабыре не получает никаких научно-технических знаний, тогда как весь мир только этими знаниями и живет! Откройте любую газету, любой журнал. Кто на первом месте? Машина, трактор, автомобиль — самый великолепный итог человеческого ума. Но взять и с другой стороны. Десятки, сотни веков человек двигал прогресс своим физическим трудом, тяжелым и непроизводительным, а теперь он заставил трудиться машину, механизм, и вот результат — цивилизация за последние годы шагнула на столько вперед, насколько она не шагала за целый иной век! Так разве за одно это человек не может быть неблагодарным машине?! Но у нас в Кабыре, к сожалению, об этих вопросах века и слыхом не слыхать. А почему? А потому, что вы, учителя, не учите детей любить технику, и я это знаю по себе, ведь я заканчивал именно кабырскую школу. И вообще… Во всей школе у вас всего четыре мужчины, да и те преподают биологию, историю, рисование и физкультуру, а все технические науки отданы женщинам. Даже учительница по труду учит мальчишек вышиванию. И вот результат — все ваши выпускники идут в библиотекари, в учителя, и даже ребята шарахаются от трактора как от пугала. И вот получается, что в колхозах нет трактористов, нет шоферов, нет механиков. Но это еще полбеды. Неправильной ориентацией в проблемах современности калечатся судьбы молодых людей. Десятиклассник выходит из стен нашей школы слепой, как кутенок, он вынужден сам ощупью находить верную дорогу, тратить годы жизни на поиски своего призвания, а это всегда сказывается и на его культурном уровне.

— Значит, во всем виноваты учителя? — перебил горячую речь Вадима директор школы Цветков.

Вадим усмехнулся, дернул плечами и сказал:

— Я пока этого не говорил.

Но всем было понятно, что он именно учителей во всем и винит.

— Но ты-то сам выпускник нашей школы! — не сдавался директор, однако лицо его покрылось красными пятнами.

— Мне просто повезло, вот и все, — спокойно ответил Вадим.

Тут я вмешался.

— Что вы можете предложить по существу вопроса?

— По существу вопроса я могу предложить прочитать лекцию в школе о научно-техническом прогрессе на селе, но первую лекцию я бы хотел прочитать для учителей, если, конечно, они не возражают.

Плохо скрытое ехидство опять звучало в его словах.

— В самом деле, это очень интересно, — поспешил я сказать. — И не только учителя придут вас послушать, но и все служащие Кабыра. Лично я в этом вопросе тоже профан. — И я видел, как воспряли учителя мои, а учительница русского языка и литературы Ирина Степановна взглянула на меня с такой материнской любовью, что впору было прослезиться. Она же первая и вызвалась подготовить лекцию о Пушкине.

— Или о Лермонтове, — добавила она и обвела всех взглядом, точно ждала подсказки.

— Для начала можно о Пушкине, — решил директор.

Вот так общими усилиями мы и распределили с десяток тем, хотя кое-кто и ссылался на занятость, на то, что очень много времени уходит на проверку тетрадей.

— Да и свое хозяйство большое, — подшучивал распалившийся Вадим под одобрительные, восхищенные взгляды молодых учительниц. — Две свиньи, корова, сорок гусей!..

— И это надо, без этого нельзя в деревне, — вставал я на защиту.

Когда определили и сроки, когда я записал эти сроки, то в моем кабинете словно просветлело. Никто уже не спорил, не пререкался, у всех как будто упала гора с плеч, или точно мы все вышли из густого тумана и увидели знакомые дали и поняли, что идем правильно. Может быть, это только я так ощущал эту минуту, однако ведь и никто из них не спешил подняться и уйти, хотя их ждали все те же непроверенные тетради, свои дети, свое хозяйство. Какая-то светлая минута, честное слово. Я еще никогда не испытывал такого радостного настроения. Мне даже казалось, что вот стоит мне сегодня вечером прийти домой, взять лист бумаги, написать название лекции, которую я сам себе определил — «Любовь и дружба», как она тут же будет готова, и я могу читать ее завтра же в Доме культуры при полном зале. Да, «Любовь и дружба»! Конечно, можно взять у Красавцева уже готовую лекцию: «Лебединая песня сердца», «горящий факел своей любви…» Нет, увольте, я найду другие слова, пусть они будут попроще, но они будут живыми, понятными. Я скажу такие слова, которых не говорил еще никто.

9

Нет, я не могу откладывать работу над лекцией, и когда Генка за чаем пускается в рассуждения о том, почему он не хочет поступать в институт, — после института, дескать, обязательно надо быть руководителем, а он не желает, нет, он хочет быть свободным, хочет высказывать всем в глаза свои мнения, да, только свои мнения, и потому он до конца жизни останется простым рабочим, простым колхозником, вот так! — я не поддерживаю этой беседы. И вообще сегодня меня раздражает Генкина привычка все сводить к спору, всех обращать в свою веру. И я молчу. В конце концов каждый живет согласно своим убеждениям, и если в этом находит счастье, то очень хорошо. Пусть будет больше счастливых люден. Но при всей разнице характеров и привычек, в людях все-таки больше одинакового. Разве это не выражается во взглядах на материальные ценности? Тут не надо много доказывать, масло лучше маргарина — это очевидно, хотя, конечно, один человек из сотни и может отдать предпочтение маргарину. Точно так же и в мире ценностей духовных. Кто скажет, что зло лучше добра? Никто этого не скажет, никто не хочет, чтобы в жизни торжествовало зло. Все дело в том, чтобы каждый человек в меру своих сил старался делать добро и не делать зла… Вот об этом я думаю, пока Генка толкует о свободе, которой обладает простой рабочий, а не имеет руководитель, и мне не терпится поскорей сесть за бумагу и записать свои мысли.