Повесть о детстве

Антон разошёлся, волосы его упали на лоб, пальцы с каким-то злобным вдохновением забегали по клавишам. Иногда он уже запросто опускал на басы кулак и, склонив голову, внимательно прислушивался, удивлённый и радостный.

Неожиданно в комнату вошёл Трофим.

— У вас, кажется, собрание? — спросил он у Сёмы.

— Собрание.

— А это что? — обратился он к Антону.

— Я играю,— спокойно ответил тот и опять ударил кулаком.— Вот это гром... А это стучат по крыше...

— Попимаю.— Трофим кивпул головой и несколько секунд постоял молча,— А нельзя ли в другое время? У меня сидят люди, кричат в ухо, и я ничего не слышу. Может быть, ты сыграешь в другое время?

Антон обиженно пожал плечами и опустил крышку.

— Вот спасибо,— с облегчением вздохнул Трофим и вышел из комнаты.

Сёма, с трудом сдерживая улыбку, отвернулся к окну. К нему осторожно приблизился Пейся и прошептал на ухо:

— Выйди в коридор!

— Сейчас собрание.

— Ещё рано. Выйди на минуточку!

Сёма недоуменно взглянул на друга и встал.

— Ну как,— спросил Пейся, подмигивая правым глазом,— долго вчера стоял с Шсрой?

— Полчаса. А что?

— Ничего,— лукаво улыбнулся Пейся.— Целовались?

— Дурак! — крикнул Сёма и оттолкнул его от себя.— Чем у тебя голова занята?

Пейся надул губы:

— Подумаешь, фасон! Как будто я не знаю. Наверняка целовал в щёку!

— Пошёл вон! — рассвирепел Сёма, выставляя кулаки.

— Иди сам! — быстро отрезал Пейся.— Опа тебя внизу ожидает.

— Кто — она? — строго спросил Сёма.

— Не бабушка! Можешь догадаться.

Сёма сбежал по лестнице. У дверей дома стояла Шера со смущённым лицом.

— Я пришла,— тихо сказала она.— Только я боюсь зайти сама.

— Теперь мы вместе,— твёрдо ответил Сёма, вспоминая вчерашнее обещание.— Идём!

— А тебя не будут дразнить?

— Хотел бы я знать кто! — возмущённо воскликнул Сёма и, схватив Шеру за руку, потянул её за собой.

Собрание открыл Полянка. Всё время сидел он в кресле, поджав под себя поги, и Сёма понял, что лаки расползлись окончательно.

— Так вот,— сказал матрос мрачным голосом,— начинаем!

Все слушали затаив дыхание. Никто не знал, что такое собрание, и поэтому ожидали чего-то необыкновенного.

— Пошлют на станцию рельсы грузить,— прошептал Пейся.

Но Сёма сердито шикнул на него, и Пейся умолк.

— О текущем моменте,— продолжал Полянка,— говорить не буду. Вести с фронта известны. Надо быть начеку. Может быть, завтра вам скажут: «Юные большевики, марш на позицию!» Что вы скажете?

— Пойдём!—крикнул Сёма и ущипнул Шеру за локоть.— Слушай, что будет дальше!

— Пойдём? — недоверчиво повторил матрос.— А кто из вас умеет стрелять? Или что, по-вашему, значит глубокая разведка?.. Молчите? Известно ли вам, что такое перебежка змейками? Или«интовка в штыковом бою?.. Скажи ты, Пейся.

Все лица обернулись к Пейсе. Он смущённо кашлянул в кулак и степенно заговорил:

— Я знал одного человека...

— Я его тоже знал,— хитро улыбнулся матрос.— А ты нам скажи про русскую трёхлинейную винтовку.

Пейся молчал.

— Вот видите,— опять мрачным голосом произнёс Полянка.— Что это значит? Это значит, что с завтрашнего дня — стрелковые учения. Два часа на стрельбище! — Матрос снисходительно покачал головой,— Я, дорогие шлюпочки, не уеду от вас, пока не увижу, что Пейся умеет вскинуть винтовку.

— Почему именно я? — обиженно спросил Пейся и покраснел.

— И Сёма, и Антон, и другие молодые люди,— успокоил его Полянка.— Так что решение принято, и об остальном будет объявлено особо. Теперь, товарищи, переходим ко вторым вопросам. Надо среди вас избрать старшего. Кого бы вы думали?

— Полянка! — закричали все хором с места.

Матрос нахмурился и поднял руку:

— Тише. Тут оглашали мою фамилию. Ошибка! Я,— торжественно заявил он,— прикреплён к вам всей нашей партией! Понятно? Партия сказала мне: иди, товарищ Полянка, пока ты живёшь в местечке, к молодёжи и объясняй ей, в чём суть. Понятно? И, если подстрелит меня в бою какая-нибудь рискованная пуля, я обязан знать, что есть здесь в местечке подмена. Вот, скажем, Сёма!

— Почему именно Сёма? — опять обиделся Пейся.

— И Пейся, и Антон, и другие молодые люди,—успокоил его матрос.— Так как же мы назовём старшего среди вас?

— Надо, как в управе,— с важностью заявил Сёма,— мне дедушка говорил: председатель и товарищ председателя.

Антон воспротивился:

— Нет! Звук пе тот. Не подходит. Надо просто — председатель отряда.

— Это не то же самое! — возмутился Сёма.

— И тем лучше,— улыбнулся Полянка.— А кого хотите на этот пост, прошу подумать до следующего собрания. Переходим к третьим вопросам. Как вам известно, жить сейчас очень трудно, как-то: хлеба нет, соли нет... Советская власть помнит про неимущих — помогает. Но надо придумать и от юпых большевиков какую-нибудь услугу партии.

— Я знаю, что надо! — взволнованно заговорил Сёма.—Люди живут голодно. Возьмите, к примеру, мою бабушку. Она же с ума сходит. Соли нет! Муки нет! А менять нам тоже особенно нечего. А где достать отруби? И у меня же всё-таки есть паёк — полфунта чистой ржи получил, сахарину! У других и этого нет.

— Что ты предлагаешь? — вздохнул матрос и опустил на пол перевязанные шпагатом лаки.

— Я знаю,— продолжал Сёма,— что наши сапожники, портные и столяры, у которых дома много ртов, идут в соседние деревни, шьют, латают, получают за это натурой и возвращаются к субботе домой с мешком... У нас есть сапожник Антон? Есть. Он холостой. Есть сапожник Бакаляр? Есть. Тоже холостой. И ещё можно найти и послать их в деревни, а заработок пойдёт больным и многосемейным. Вот будет наша услуга.

— И то дело,— ваншо проговорил матрос и посмотрел на ребят.— Согласны сделать пару таких выходов?.. Хорошо. Переходим к четвёртым вопросам. К нам, можно сказать, стучится девушка из хорошей семьи. Сёма сё привёл... Зовут как? — строго спросил он у Шеры.

— Шера.

— Что для чего, понятно?

Шера смущешш опустила голову.

— Слушайте, товарищ Шера,— сказал матрос, поднимаясь с кресла,— люди эти, Антон либо Пейся,— воины. Стрелять их научим, и если надо — в бой. А вы представительница слабого пола. Понимаете вы это?

— Понимаю.

— Хорошо...— Полянка подумал и вновь обратился к Ше-ре: — Когда ходили гайдамаки и вообще охотники всякие из чужих земель, двери что были? На тяжёлые засовы заперты! И ставни наскрозь закрыты. А теперь окна отхфыты и двери,

почему? Потому, что страха нет. Стало быть, на чьей стороне выходит правда? Скажите, товарищ Шера.

— На вашей,— тихо ответила Шера И с тревогой взглянула на Сёму.

— Верно,— воодушевляясь, заговорил матрос,— на нашей! И держитесь этой правды обеими руками до последних дней своих, хотя это, конечно,— с вежливой улыбкой добавил Полянка,— будет ещё не скоро!

— Можно сесть? — спросила Шера.

— Можно,— разрешил матрос.— И отца своего пришлите к нам для разговора. А всем, товарищи, напоминаю, что завтра начнём стрелять.

Собрание кончилось. Антон вновь присел к фисгармонии, уже украдкой, мизинцем прикасаясь к клавишам. Сёма вместе с Шерой вышел на улицу. Пейся с хитрой улыбкой проследовал за ними.

— Ну? — спросил Сёма, с любопытством глядя на Шеру.— А ты боялась?

— Нет,— ответила Шера и замолчала.— А они папе ничего не сделают?

— Ничего,— успокоил её Сёма и, взяв за руку, подвёл к дереву.

— А почему мне не дали такой бумаги, как у тебя?

— Дадут! Наверно, сейчас просто пет... Ну, скажи: вместе мы с тобой?

— Вместе,— улыбнулась Шера.— И до последних дней.

— Хотя это будет не скоро,— смеясь, добавил Сёма и, оглянувшись, поцеловал Шеру в щёку.— Иди!

Шера постояла ещё немного и, поправив оттопырившийся воротник на шинели Сёмы, медленно пошла домой. Едва она сделала несколько шагов, откуда-то из-под дерева вынырнул Пейся.