Повесть о детстве

Опустив руки, стоял Сёма на дороге, провожая глазами отца. Господи! Хотелось не стоять, а бежать за ним, бежать и бежать, целовать его белую голову, худые рукп, вылинявшую куртку. Прощай, отец!.. Его уже пе было видпо, а Сёма всё стоял, и прохожие с удивлепием смотрели на него. Какая-то телега, громыхая, проехала мимо, чёрные брызги полетели вправо и влево, но Сёма не заметил их.

Сёма не пошёл домой. Он свернул в проулочек и, пе стучась, вбежал в комнату Шеры. Доля что-то мастерил, сидя па низеньком табурете. Шера вытирала мокрой тряпкой клеёнку.

— Что такое? — удивленпо спросила она, бросив тряпку на подоконник.

Сёма присел к столу и опустил голову.

— Папа уехал, Шера! — сказал он, с трудом переводя дыхание.— Опять нет папы!

— Глупенький,— улыбнулась Шера,— вернётся твой папа. Ие забывай стариков — ты мужчина!

— Воробей,— загудел ему в ухо Доля,— от этого не умирают! Большое дело — уехал! Приедет! И ещё как, с музыкой!

Сёма молчал.

— Глупый ты! — тихо сказала Шера и положила руку на его голову.— А ну, посмотри на меня! Ты должен быть весёлым. Что же делать бабушке, если ты плачешь?

— Не знаю, что делать!

— Иди домой, воробей,— посоветовал Доля.— Иди, успокаивай стариков — ты мужчина!

Шера проводила его до дверей.

— Не плачь! — прошептала она.— Я умею не плакать. Обещаешь?

— Обещаю,— ответил Сёма.

— И узнай, можно ли мне быть с вами. Обещаешь? Я очень хочу!

— Обещаю.

— И спроси, нет ли работы для папы. Хорошо, Сёма?

— Хорошо,— улыбнулся Сёма и крепко сжал руку Шеры.

...Дома с тревогой ждали его возвращения. Когда он вошёл,

дедушка встал со своего места и подбежал к нему:

— Ты проводил папу?

— Проводил.

— Ты видел, как он садился в телегу?

— Видел,— соврал Сёма, вспоминая, что ему нужно утешить стариков.— Не телега, а что-пибудь особенное. И три лошади — огонь!

— Ему, наверно, жёстко сидеть! — вздохнула бабушка.

— Нет,— улыбнулся Сёма,— Трофим подложил подушку.

— Всё-таки этот Трофим — человек! — снисходительно сказала бабушка и посмотрела на Сёму.— Садись уж, отдохни. На тебе лица нет.

Дедушка, лукаво улыбнувшись, тоже посмотрел на него:

— А где ж ты был потом?

— Наверно, у своей барышни,— насмешливо сказала бабушка.

— "У барышни? — удивился дедушка.— Хотя постой... В пятнадцать лет я уже был женихом.

— Знаю,— засмеялся Сёма.— И говорил про лампы.

— Про лампы? — обиделся дедушка.— Понимаю! Тебе уже моя невеста успела доложить. Только про лампы? — возмущённо спросил он.— А больше она ничего тебе не рассказывала?

— Больше ии1!ого.

— Так я тебе расскажу. Когда невеста пришла к нам второй раз, она заметила на стене какую-то картину и сказала: «Посмотри, какая картина!» И угадай, что я ей ответил? Я ей сказал: «Зачем мне смотреть на стенку, когда живая картина стоит возле меня!» Будь спокоен, Сёма, я умел сказать два красивых слова. Можешь спросить у моей невесты!

Сёма посмотрел на деда, потом на бабушку и вздохнул с облегчением. Нет, всё будет хорошо. Должно быть хорошо!

В ДОМЕ КУПЦА

На другой день рано утром за Сёмой прибежал нарочный. Бабушка встревожилась, дед посмотрел на него с удивлением, и только Сёма ничем не выразил своего волнения: молча накинув па плечи шинель и взяв в руки фуражку, вышел на улицу.

В доме Магазаника, у дверей комиссарской комнаты, его уже ждали. Матрос, поставив на стул ногу, внимательно рассматривал лакированный ботинок. Пейся стоял рядом.

— Да,— со вздохом произнёс Полянка,— лаки трещат! И всё этот проклятый мизинец. Видите? Выпирает, контрабандист, душно ему!

— А вы бы поставили латочку,— осторожно предложил Пейся.— Я знал одного человека — он даже ставил латки на латки.

— Невозможно,— развёл руками Полянка,— подошва стёрта лицом земли!

Сёма сочувственно покачал головой и взглянул на матроса. Он был без куртки, в какой-то полосатой фуфайке с открытой шеей и без рукавов. Кожа Полянки была разрисована так густо, что казалась тёмно-зелёного цвета. На правой руке до локтя — большой якорь с цепыо, стрела и кружок.

— Вам не тяжело носить всё это? — улыбаясь, спросил Сёма.

— Привык,— ответил матрос.

— Интересно! А зачем вам этот кружок?

— Чтоб штык не брал.

— А стрела?

— Чтоб пули не брала.

— Помогает?

— Сила духа!.. — загадочно сказал матрос.

— Понятно,— спокойно согласился Сёма.— А что это за шрам на щеке?

— От шашки.

— А против неё нет защиты?

— Нет,— ответил Полянка, опуская наконец ногу на пол.— Движение вод бесконечно, как говорил покойный адмирал Нахимов... Зайдёмте к комиссару.

Трофим что-то писал. Увидев друзей, он улыбнулся и отложил перо.

— Прибыли? — сказал он.— Хорошо. Ну как, Сёма, проводил папу?.. Теперь тебе есть работа. Только спокойпо и тихо. Осмотреть дом Гозмана. Проверить комнаты. Стулья не ломать. Понятно?

— Понятно,— кивнул головой Сёма, уже торопясь к дверям.

— Обожди,— остановил его Трофим.— Это вам первое поручение. Полезно знать, зачем идёте. Там будет лазарет. Старший у вас Полянка — его слушать!

Матрос вытянулся и показал рукой на дверь. Сёма и Пейся вышли. Полянка с важностью проследовал за ними.

— Стоп, шлюпочки! — крикнул он.— Задача понятна? Берите Антона и нажимайте на вёсла. Прежде всего открыть окна, потом надраить полы. В доме будет больница, лазарет, госпиталь. Осмотрите, нет ли экипировки.— Он вновь выставил свой ботинок и с грустыо взглянул на него.— Проверьте каждый угол.

— А девочку можно взять,— краснея, спросил Сёма,— чтоб помогала?

— Никаких девочек! — хмуро оборвал его матрос.

— Тогда я не иду! — решительно сказал Сёма и опустил глаза.

— Два шага вперёд!..— приказал матрос.— Кто вы есть, товарищ Гольдип? От кого я слышу эти слова?

— От меня,— признался Сёма.— Я обещал. Я хочу, чтоб она была с нами.

— Ладно,— махнул рукой Полянка.— Кто за неё будет ручаться?

— Я! — обрадованно воскликнул Сёма.

— Приводи,— подумав, согласился матрос.— Как говорил покойный адмирал Нахимов: движение вод бесконечно! — Он улыбнулся и кивнул головой.— Через два часа буду у вас...

— Как тебе нравится этот матрос? — спросил Сёму Пейся.

— Нравится. Я думаю, что он уже успел наплаваться.

— Будь уверен,— успокоил его Пейся.— С ним я согласен сесть в лодку!

— А я бы хотел себе нарисовать такой якорь.

— Ты с ума сошёл! — закричал Пейся.— Ведь это иголками колют!

— Подумаешь,— спокойно возразил Сёма.— Когда мне в палец попадает заноза, бабушка выковыривает её иголкой. И ничего.

Незаметно они подошли к дому Доли.

— Ну, иди зови,— сказал Пейся.

— Почему это я? Идём вместе.

— Ты ручался — ты и зови,— небрежно бросил Пейся и принялся закуривать папироску.

Сёма вошёл в дом. Шера, взобравшись на стол, убирала с потолка паутину.

— Бросай палку и прыгай вниз! — скомандовал Сёма.

— Обожди. Тут остался один угол.

— Прыгай! — потребовал Сёма.

— Что там, горит, что ли? — удивилась Шера и села на стол.

— Я за тебя ручался,— тихо сказал Сёма.— У нас есть дело. Пойдёшь с нами?

— Куда?

— К Гозману.

— К Гозману! — обрадовалась Шера и спрыгнула на пол.— Вот хорошо!

— Что тут хорошего? — холодно спросил Сёма.

— Я увижу, как жили люди,— ответила Шера, торопливо убирая палку с тряпкой.— У них, наверно, девять комнат!

— Чтоб ты знала,— вдруг строго сказал Сёма,— что число нельзя выдавать. Нас учил матрос. Сколько чего — мы не знаем. Поняла? Военный секрет.

— Но это же комнаты!

— Комнаты,—согласился Сёма.—Узнают, сколько комнат,— догадаются, сколько кроватей; а узнают, сколько кроватей,— догадаются, сколько больных. Поняла?

— Ой, Сёма,— вздохнула Шера,— ничего я не понимаю в твоих военных секретах!