Лоцман кембрийского моря

— Я помню вашу товарищескую услугу, — сказал Зырянов, — я спешил тогда, вы уступили мне место в лодке. Разве я не понимаю, что вы могли не уступить?

— Конечно, я мог, — сказал Сережа.

— Теперь я предлагаю вам целую баржу. Буксиры получили приказ тащить нас до Жигалова.

— Это замечательно! Я и не знала, — воскликнула Таня — А Лидия знает?

— Еще не знает.

— Как это нехорошо с вашей стороны! Я побегу скажу ей.

— От кого приказ? — недоверчиво спросил Сережа.

— От Совнаркома Якутии. Вы подготовьте всех, товарищ Луков, но к барже не подходить, пока я не скажу.

Люди лежали на своих узлах и взглядывали на экспедиторских без любопытства.

— Граждане! — крикнул Василий. — Кто голова семьи, подойдите. Имею важную новость.

Все триста или четыреста голов окружили его, ибо каждый был главой семьи, состоявшей из него самого, и никто не желал узнать новость с опозданием, да из вторых, корыстных рук.

— Ну, говори! — уже кричали нетерпеливо и грубо.

Василий не спешил. Не они должны командовать, по его плану, а он.

Он неторопливо сказал:

— Я вижу вас всех. Как вы одеты. — Он обвел глазами толпу и сказал: — Посмотрите сами.

И вот многие стали осматриваться с усмешкой, а другие закричали:

— Видели! Говори к делу!

— Как вы обуты. — Василий взглянул на ноги ближайших. — Ясно, что вам надо отсюда выбираться… Выбираться — это не выбирать!

— Это — куль дыму, — сказали наиболее самостоятельные, подошедшие последними.

Они стали отделяться от толпы и уходить.

— Выбирать не из чего. Надо, граждане, запрягаться.

— Дай бог, но умеренно, — сказал одинокий голос среди напряженного внимания.

Стали смеяться, и настороженное недружелюбие к оратору смягчилось.

— Тут едет экспедиция. Буксирам приказано отвезти их в Жигалово на барже.

— Мужики! — внезапно и звонко закричала женщина. — Не отдавайте баржу! Не пускайте от себя!..

В толпе возникло движение, бабы готовы были ринуться со своими пожитками на баржу.

— Уплывут, а нам здесь могила!..

— Тихо, бабы! — грянул голос выстрелом.

Рядом с Василием встал бородач, загорелый под цвет окладистой каштановой бородки. Лицо у него было богатырское. Он с небрежностью оглядел толпу и сказал Василию ободряюще:

— Глаголай.

— Пока экспедиция разгрузит баржу, Лена встанет, — сказал Василий.

— Ясное дело, — заговорили обрадованные мужские голоса, — в полчаса разгрузить надо.

— У них на это зубов не хватит, — сказал бородач на весь берег, на всю Лену. — Они без нас — как мы без них.

Буйноголосый принял командование над толпой, разбил ее на пятнадцать бригад под началом у геологов. Сотни грузчиков торопливо выносили слюду с баржи. Бригадиры-геологи наблюдали за бережной выгрузкой и переноской слюды и заботливой укладкой ее в безопасности от весеннего половодья.

Несколько часов спустя люди вселились в темный и холодный трюм, отделявший их от ледяной воды всего доской. Бородач сумел заставить толпу внести на баржу багаж экспедиции и выгородить для геологов лучшее место — на середине.

Глухую тьму в трюме вызвездило мерцающими папиросами-самокрутками, и оттого темнота стала еще слепее.

Ворчание реки наполнило трюм. Баржа пошла.

— Урр-ра Зырр-рянову-у! — закричала Таня, стуча зубами.

И четыреста человек во тьме прокричали глухо, но охотно:

— Ура!

И стучали зубами.

Водолей встал на работу.

К ночи буксиры прибили баржу к берегу. Все население поспешно выбралось из плавучего погреба. Несколько сот человек кинулись в крутизну горного берега наперегонки собирать древесную падаль.

Почти немедленно стали загораться костры, но лишь в немногих местах слышен был топор. Владельцы этого инструмента неожиданно приобрели очень важное значение и уже не развязывали свои мешочки с провизией, снисходили к чужому угощению, а сами растягивали огненную линию подлиннее, чтобы привлечь ночлежников побольше. Костер был частной собственностью, и тот, кто не имел топора, должен был купить себе место у чужого костра, чтобы попить кипятку: немного тепла и продление жизни.

Под утро берег посветлел раньше неба. Люди с ругательствами или стонами вытряхивались из пухлого снега и, с трудом разогнувшись, шли на баржу. Снег продолжал падать.

Снег накрыл баржу и накапливался на льдинках, густо заселявших реку; они разрастались на бегу.

Тайга на горах помертвела и притихла. Мегафон с буксира велел пассажирам на барже сбросить снег с палубы, чтобы не тащить лишнюю тяжесть. Плавание возобновилось.

Окоченевшая Таня в отчаянии спросила:

— Но как мы сюда попали, Лида?..

— Я сама не знаю, — устало сказала Лидия.

Четвертая ночь застала их у голого, безлесного берега.

— Ну, давай ночь делить, — провозгласил бородач, — кому больше достанется.

Люди остались на барже, зарылись во все пожитки и все-таки спали, а под их боками, под настилом, хлюпала вода и водолей во тьме выплескивал. Это были привычные к невзгоде люди.

Удушливая и вонючая морозная сырость лишала дыхания. Лидия ушла бы на палубу, если бы не боялась. Под утро она услышала шепотный разговор:

— Друг, эй! Запрягать пора.

Она узнала поразительный голос, усмиривший буйную толпу в Усть-Куте. Бородач говорил, может быть, во сне? Но кто-то проснулся.

— А?.. Кого запрягать?

— Людей.

— Сбежали? — яростно спросил разбуженный Зырянов.

— «Повстанец».

Оба замолчали. Потом Зырянов сказал:

— Теперь «Верхоленец» побежит. Одному ему не вытянуть.

У Лидии застыло сердце.

— Нипочем одному «Верхоленцу». Одно, как ты говорил: запрягаться самим.

— Самим тут не пройти, — сказал Зырянов, — щеки [12] не пропустят.

— Промазали, — сказал бородач. — Был капитан «Верхоленца» в руках, когда он на берег сходил. Подержали бы его до Жигалова, никуда бы не ушли оба.

— Василий Игнатьевич, — тихо позвала Лидия.

Собеседники замолчали.

— Я могу поговорить с капитаном «Верхоленца».

Зырянов зажег спичку. Бородач могучей рукой поднял люк. Они вышли на свежий мороз и вдохнули его, как жизнь.

В незаметном рассвете стал проявляться корпус «Верхоленца». Буксир менял очертания и как будто приближался к барже, зеленый огонек двигался.

— Хочет взять канат, — тихо сказал Зырянов.

Лидия дрожала от холода. Бородач внезапно заорал на всю реку, и воздух дрогнул между гор:

— Эй! На «Верхоленце»!

— Что надо?

— Капитана давай!

— Со мной говори, — сказал мегафон.

— Как звать тебя? — быстро спросил бородач, обернувшись к Лидии.

Бородач закричал так необычайно гулко, что капитан должен был проснуться, если он спал в недрах буксира.

— Боярышня Лидия свет Максимовна с капитаном побеседовать желают!.. Пускай подойдет, — зашептал он, — и ты беседуй, Лида, беседуй! А я с ним справлюсь, как повар с картошкой.

Буксир стал приближаться, и мегафон заговорил другим голосом:

— Лидия Максимовна? Здравствуйте. Кто там на палубе, кроме вас?

— Два товарища. Здравствуйте, Николай Алексеевич.

— Скажите им, чтобы не двигались с места, когда вы будете переходить, — быстро проговорил мегафон, — буду стрелять.

— Смышленый, — свободно сказал бородач и засмеялся.

— Не трогайте его, — сказала Лидия.

— Да отсохни мои рукава…

Буксир принял Лидию на борт. Николай Алексеевич по ее просьбе допустил также Зырянова. Буксир сейчас же отошел от обреченной баржи. Лидия снова почувствовала холод этой обреченности. Капитан буксира знал, что четыреста человек должны бороться за жизнь.

— Я не знал, что вы на барже, — сказал Николай Алексеевич.

— Мы вас не осуждаем, если вы ничего не можете сделать.