Рассвет над морем

Достаточно было пройтись по улицам северной части города, занятой войсками директории, чтобы убедиться в боевом настроении казаков. Казаки с неудовольствием, нехотя выполняли приказы своих командиров — петлюровских старшин, сдерживавших их перед линией польско-немецкой обороны «зоны Энно». Казаки хотели воевать.

Но стоило повнимательнее присмотреться к самим казакам войск директории. В Осадном корпусе директории, который вошел в город, настоящие, так сказать, кадровые петлюровские части — сечевики [27], синежупанники и гайдамацкие курени [28], — были вкраплены только отдельными группками. Основная же масса казаков не была даже одета в армейскую форму. На казаках были крестьянские свитки, кожушки, ватные пиджаки и бушлаты или солдатские шинели старого русского образца. На фуражках или смушковых шапках желто-голубые ленточки были прикреплены в большинстве случаев поверх красных, а у иных — одни только красные, без желто-голубых. В разговорах между собой казаки честили панов, буржуев и интервентов… Все это были недавно демобилизованные фронтовики или крестьяне-повстанцы, которые где-то у себя в селе поднялись против гетмана и немецких оккупантов — за власть Советов. Их подхватила волна проходившего одновременно петлюровского восстания: украинские националистические партии, поддерживавшие директорию, стремясь привлечь повстанцев на свою сторону, бросили лозунги борьбы за «трудовые советы», борьбы за землю. Казаки набирались преимущественно из середняков и бедняков взбудораженного украинского села. Кулацкие сынки группировались в привилегированных сечевых и гайдамацких частях, в которые принимали только «охочекомонников» на собственном коне и в дорогой, по всем правилам сшитой собственной форме.

Таким образом, основную массу войск директории, вступивших сейчас в Одессу, составляли крестьяне, втянутые в петлюровское движение только водоворотом событий и отданные под команду петлюровских «старшин» — реакционного националистического офицерства.

Эти массы крестьян надо было оторвать от петлюровского командования, вообще от петлюровщины, и привлечь на свою сторону, их надо было возглавить и повести за собой на борьбу за власть Советов.

Итак, стоило пойти на риск и выступить одновременно с войсками директории против иностранных захватчиков, постепенно в толщу «казацких» частей вкрапливая большевиков, рабочих-дружинников, вообще городской пролетариат, чтобы оторвать «казацкую» массу от контрреволюционного националистического офицерства.

Такое решение и принял Военно-революционный комитет, получив от командования Осадного корпуса войск директории предложение о переговорах.

Условия переговоров были оговорены заранее в целях гарантии безопасности представителей обеих сторон. Переговоры должны были состояться не в штабе корпуса и не в штабе Военно-революционного комитета, а на нейтральной территории. Представителей — по три человека с каждой стороны, без оружия. Вооруженная охрана для тех и других — не больше взвода и не ближе двухсот шагов от места переговоров. Поддерживать во время переговоров связь со своими для консультации с командованием — разрешается, но при посредстве не более чем двух связных. Местом встречи была выбрана аптека на углу Полицейской и Ришельевской.

Ласточкин, Столяров и Голубничий, войдя в аптеку, увидели перед собой довольно живописную троицу. Петлюровские старшины — полковник, сотник и хорунжий — красовались в яркой, никак не военного вида, одежде: на них были красные шаровары, синие жупаны и серые смушковые шапки с длиннейшими шлыками. Из-под шапок свисали оселедцы [29], усы отпущены были книзу. Гайдамаки все трое прислонились к прилавку у кассы и курили трубки. Немного в стороне стоял казак — в такой же театральной одежде, только и жупан и шаровары были у него синие, а вместо смушковой шапки — обыкновенная солдатская папаха, хотя и со шлыком.

Это были те же самые синежупанники, которые пришли на Украину с немцами. Эго были те же гайдамаки, которые залили кровью восстание арсенальцев в Киеве и январское восстание в Одессе.

— Наши головы вам, панове! — картинно поклонился полковник, а за ним и два остальных петлюровских офицера. Казак вытянулся и отдал честь по-немецки.

Полковник сразу же внимательно пригляделся к Ласточкину.

— А я вас, пожалуй, знаю, пане товарищ! — прищурившись, произнес он. — Еще по Киеву. Ведь вы — Смирнов, член президиума Киевского Совета рабочих и солдатских депутатов в семнадцатом году!

— Вы ошиблись, — сухо отвечал Ласточкин. — Я одессит.

Полковник пожал плечами.

— Пусть будет так. — Затем он поднял вверх руки, это же следом за ним сделали и остальные старшины. — Без оружия, панове! Будем друг друга проверять или поверим на слово?

Ласточкин, Столяров и Голубничий тоже подняли руки.

— Мы тоже без оружия, — сказал Ласточкин. — Я предлагаю все же проверить друг друга.

Он приблизился к полковнику, Столяров и Голубничий — к двум остальным старшинам. Связные обеих сторон тоже подошли друг к другу. Каждый быстро ощупал у другого карманы.

— Это люлька, — сказал сотник, когда Столяров нащупал у него в кармане что-то твердое.

Действительно, это была трубка; Столяров вынул ее из кармана сотника и показал всем.

— Заядлый курильщик! — пошутил Столяров. — Две трубки в поход.

— Люлька казаку в дороге пригодится, — словами шуточной песни ответил и сотник.

— А это что? — спросил Ласточкин, когда рука его нащупала в заднем кармане полковника какой-то твердый предмет.

— Это пистолетик, — не смущаясь, ответил полковник. — Но это не оружие. Это — памятка. Можете вынуть и прочитать надпись. Мелкокалиберный. Талисман.

Ласточкин вынул пистолетик. Это был небольшой дамский «зауэр», действительно с выгравированной любовной надписью. Впрочем, в магазине была обойма с патронами. Это было оружие.

— Спрячьте, пожалуйста, обратно в карман, — сказал полковник.

Но Ласточкин положил пистолет в сторонке на прилавок.

Полковник сделал презрительную гримасу, но покорился.

После процедуры взаимного обыска полковник представился:

— Полковник Змиенко, командир первого полка Осадного гайдамацкого корпуса. Член партии украинских эсеров. С кем имею честь? — Своих коллег он не назвал.

— Николай Ласточкин, — отрекомендовался Ласточкин, — по поручению Военно-революционного комитета одесского пролетариата. Член партии большевиков. А это — члены Ревкома. Предлагаю сразу приступить к делу. Какие вопросы вы хотели обсудить при свидании с нами?

Полковник Змиенко сказал:

— Командование Осадного корпуса хочет выяснить отношение общественных и партийных организаций города к республиканским войскам и власти директории, которая отныне устанавливается в Одессе.

Ласточкин ответил:

— Вы, член партии эсеров, не можете не знать отношения партии большевиков к украинской директории: директория не является законной властью, а действия украинских националистов — действия антинародные. Однако большевики с сочувствием смотрят на вооруженную борьбу против гетмана и немецких оккупантов, которую ведут народные повстанцы, оказавшиеся ныне в составе войск, подчиненных Осадному корпусу.

Полковник Змиенко подумал, затем задал второй вопрос:

— Партия большевиков сейчас в подполье в городе Одессе?

— Это вам тоже известно, — ответил Ласточкин. — Большевики всегда в подполье, когда власть принадлежит не трудящимся, а врагам трудового народа.

Полковник Змиенко внимательно выслушал и этот ответ, опять подумал и в третий раз задал вопрос:

— Думают ли большевики теперь выйти из подполья? Или и впредь останутся в подполье при власти украинской директории, установившейся ныне в Одессе?

— Мне кажется, — сказал Ласточкин, — власть директории в городе еще не установлена. Ваши войска только пытаются ее установить.