Рассвет над морем

Рабочий отряд остановился перед воротами, и грузчик Григорий закричал:

— Приказ Военно-революционного комитета: отворить ворота немедленно!

Но стража притаилась за толстыми стенами и молчала.

Тогда грузчик Григорий вышел вперед и крикнул еще раз:

— Три минуты срока. Через три минуты идем на штурм!

Еще минуту за стенами стояла тишина. Вдруг из-за ворот грянул выстрел, и пуля просвистела у самого уха грузчика Григория. Григорий выругался, расстегнул бушлат и вынул тяжелую связку гранат.

— Ложись! — крикнул грузчик Григорий своим и, размахнувшись, швырнул связку гранат под железные ворота. Сам он в тот же миг распластался в кювете.

Раздался громкий взрыв — и железные ворота повисли на петлях.

— Вперед! — подал команду грузчик Григорий, срываясь с места.

Рабочая дружина — кто с пистолетом, кто с лимонкой, а кое-кто и с карабином — потоком хлынула в ворота.

Но вступать в рукопашный бой с охраной тюрьмы не пришлось. Вся охрана, бросив оружие и подняв руки, стояла на тюремном дворе. Помощник начальника тюрьмы, дрожа, протягивал связку ключей.

Дружинники разобрали винтовки стражников, грузчик Григорий взял ключи.

— Списки! — приказал он помощнику начальника. — Списки политических заключенных. Уголовные преступники остаются на месте.

Со списками и ключами грузчик Григорий пошел по коридорам тюрьмы, отпирая камеры и выпуская на волю политических заключенных. Это были главным образом большевики и несколько анархистов. Была там вся большевистская фракция Центропрофа во главе с матросом Иваном Голубничим.

Голубничему Григорий Иванович сказал:

— Тебе приказ Николая от имени Военно-революционного комитета: немедленно вернуться к исполнению обязанностей руководителя военного сектора и возглавить все вооруженные рабочие дружины, объединив их в один боевой отряд вооруженного пролетариата.

— Есть возглавить боевой отряд вооруженного пролетариата! — по-матросски повторил приказ и даже отдал честь Иван Голубничий. — Прошу — место расположения боевого штаба?

— Болгарская улица, шестьдесят три, школа имени Пушкина — штаб Военно-революционного комитета. Хватай «штейгера» [26] и лети вовсю!

Голубничий кинулся к воротам.

Но выйти из двора тюрьмы было уже не так-то просто. Пока рабочие-дружинники хозяйничали в корпусах, выпуская политических заключенных, тюремный квартал оказался взят в плотное кольцо толпой хорошо вооруженных людей. Однако были это не гетманцы, не офицеры-добрармейцы, не белополяки и не петлюровцы — и вообще совсем не воинская часть. Вооруженные карабинами, пистолетами и гранатами люди были одеты как попало, но добротно: многие были в дорогих пальто, элегантных охотничьих тужурках на меху, в каракулевых и котиковых шапках, даже в мягких шляпах, а то и в котелках и цилиндрах. Это были бандиты Мишки Япончика. Они тоже поспешили к тюрьме — вытащить из-за решетки своих, воспользовавшись сменой власти в городе.

Рабочая дружина с оружием наготове заслонила только что выпущенных заключенных, намереваясь защищаться. Бандитов Япончика было до полутысячи, дружинников — с полсотни.

Бандиты Япончика вливались во двор тюрьмы и разбегались по корпусам. Бревнами, ломами, кувалдами они выламывали двери камер и выпускали своих «братанов». На рабочую дружину бандиты Япончика — и освобожденные и те, кто освобождал, — не обращали никакого внимания. Тюремный квартал уже был окружен огромной, многотысячной толпой — подошла группа, двигавшаяся от цирка со Столяровым.

Ивану Голубничему повезло. Пробившись за ворота тюрьмы, он увидел у стены кладбища пролетку — «штейгера» и в ней Ласточкина, Шурку Понедилка и машиниста Куропатенко. Послав Котовского во главе вооруженной дружины вызволять товарищей из тюрьмы. Ласточкин тоже поспешил туда, чтобы тут же, на месте действия, направлять куда нужно освобожденных товарищей.

Ласточкин сошел со «штейгера» и предложил то же сделать своим спутникам.

— Садись, Голубничий, и гони поскорей в штаб! — приказал Ласточкин.

Когда Голубничий скрылся на «штейгере», Ласточкин спросил у Столярова, Куропатенко и Шурки Понедилка:

— Так вот — какие будут предложения насчет бандитов Мишки Япончика? Попробовать привлечь их на свою сторону и использовать их значительную вооруженную силу, выступить против них или выдерживать нечто вроде нейтралитета?

Шурка Понедилок пожал плечами.

— Это слишком высокая политика, — признался он, — что-то я тут ничего не понимаю…

Ласточкин пристально посмотрел на Шурку Понедилка.

— Товарищ Понедилок! Мы хотим, чтобы ты сейчас пошел к этим бандитам, среди которых, быть может, кое-кто тебя знает и с которыми ты можешь заговорить понятным им языком. Мы должны попытаться расколоть эту толпу бандитов, мы не знаем их намерений, и их полтысячи, а нас… Ты понял, Понедилок?

Шурка пожал плечами.

— Что-то не хочется мне к ним, товарищ Николай, — откровенно признался Шурка. — Сам, знаете… когда-то с ними ходил…

— Именно потому тебе и дается это поручение, — сказал Ласточкин.

Бандиты Япончика тем временем уже тащили банки с керосином и бензином — жечь тюрьму. Пламя внезапно взлетело вверх где-то за главным корпусом, потом огненные языки поползли по стенам пристроек. Кричали, что там, в пристройке, спрятался начальник тюрьмы, это его оттуда выкуривают. Вдруг пламя вспыхнуло со всех сторон. Оно длинными языками кидалось на массивные каменные стены, сразу оседало вниз, точно прячась, затем начинало сызнова, теперь уже потихоньку, ползти с камня на камень вверх. Это горели керосин и бензин, которые выплескивали прямо на стены. Но языки огня добирались до оконных рам, до дверей, и дерево начинало тлеть, затем деревянные части запылали, как факел…

Шурка Понедилок взобрался прямо на широкую стену, окружавшую тюремный квартал.

— Братишки! — закричал Шурка так, что его пронзительного голоса нельзя было не услышать даже среди содома, царившего вокруг тюрьмы. — Братишки! Или вы меня знаете, или, может, я сам знаю вас?

— О! — откликнулось несколько удивленных голосов. — Гляди, Шурка Понедилок с Молдаванки кукарекает на стене! Или ты пьяный, или ты чего имеешь спросить, Шурка?

Но Шуркин вопрос был только приемом ораторского искусства — Шурка ни о чем не спрашивал. Два десятка «шкетов», заинтересованных его появлением на стене, остановились — и этого было уже довольно, чтобы открыть митинг.

— Братишки! — завопил Шурка. — Горит наша «кича», чтоб им всем сгореть от Северного до Южного полюса! Но не сгорели еще тюрьмы на всей земле! Будет на нас новая «кича», а я не хочу опять в тюрьму, хотя бы и в американскую, английскую или французскую! Братишки! Пусть не лезут паразиты в нашу Одессу-маму со своей заморской тюрьмой! И я отвечаю на ваш вопрос, как это сделать: пускай им будет мокро, а мы выйдем сухими из воды, пускай они играют в жмурики, а мы и вперед будем жить! Теперь я спрашиваю вас: почему это рабочие будут бороться против них, а мы нет? Что мы, хуже рабочих? Или вы меня понимаете, братишки? Котька! — крикнул он кому-то в толпу перед ним, заметив знакомое лицо. — Вдарили, а?

Спрошенный попятился.

— Так я же не военнообязанный. У меня же кила…

В это время над головами что-то завизжало, загудело, недалеко, где-то возле Чумки, один за другим раскатились громкие взрывы, а с моря долгим эхом отозвался могучий гром. Даже воздух задрожал.

— Антанта! — закричали в толпе. — Эскадра! Кроет по городу!..

Толпа забурлила. Бандиты Япончика кинулись кто куда. Одни хватались за оружие, другие, наоборот, бросали оружие и бежали прочь.

Это была еще не вся эскадра. Но к английскому дредноуту «Сьюперб», английскому крейсеру «Скирмишер» и французскому броненосцу «Мирабо» подошли патрулировавшие в украинских водах французские корабли «Жюстис» и «Жюль Мишле», а также итальянский крейсер «Аккордан» — и все вместе дали мощный залп из дальнобойных морских орудий по железнодорожной линии, по которой двигались на город петлюровские броневики.