Их было трое (сборник)

— Да вот, те же «Дети-каменщики»...

Снял белую простыню с неоконченной картины.

— О! — воскликнул в восторге Андукапар. — Какие

глаза у собаки! Как у человека. Мальчишка с молотком

в руке хорош. Голопузый тоже симпатичный. Это где-то

в наших краях—точно! Клянусь аллахом, картину мож-

но за триста рублей продать. Вот тебе и капитал на уче-

ние.

Андукапар помолчал, продолжал смотреть на кар-

тину.

— Так. Значит, собака с человеческими глазами —

добрый и верный друг; Понятно. А там вдали кто с пал-

кой? Кажется, нищий. Неподалеку удобная коляска

какого-то местного богатея. Правильно я прочитал твою

мысль?

— Почти так...

— Ну, а что пишет наш молодой поэт Коста?

— Начал поэму «Чердак», да что-то не получа-

ется...

Коста достал с полки тетрадку. Андукапар подвинул-

ся к свече, открыл наугад, прочитал шепотом несколько

строк.

— Кто у тебя так зло говорит о Петербурге?

— Мой герой—Владимир. Тут он даже спорит с

Пушкиным/Пожалуй, уберу. О столице — вот здесь...

Хетагуров открыл сильно исчерченную страницу,

прочитал с чувством:

В священном безмолвье стояла столица

При чудной игре сотни тысяч огней...

И только аккорды тюремного шпица

Порой пролетали тоскливо над пей.

Андукапар глубоко вздохнул.

— Я же говорил: перед тобой две дороги — одна

ведет в Рим, другая в Сибирь. Смеешься. Зря. Послушай

доброго совета. Кончай маленьких каменотесов, только

убери коляску.. Покажи картину вицепрезиденту Акаде-

мии. Получишь отсрочку экзаменов, а в будущем — по-

ездку в Италию. А стихи, навеянные Надсоном...

— Надсоном?! Нет! — резко ответил Коста. Встал,

расправил рубашку под тугим тонким поясом. — Я за

25

поэзию борьбы — если мои стихи вообще можно назвать

поэзией... Вспомни-ка Некрасова: «О город, город роко-

вой!..»

Андукапар опять вздохнул.

— Если уж ты, Коста, без стихов жить не можешь,

пиши что-нибудь веселое из петербургской жизни и по-

сылай в Ставрополь. Авось, напечатают, деньги при-

шлют.

Коста схватил со стола свежий номер газеты.

— Не будем спорить. Почитай вслух петербургские

«веселые» новости.

В разделе «Политика» Андукапар начал читать за-

метку под заголовком «Действия правительства».

«Высочайше повелено: ссыльнокаторжные и ссыль-

но-поселенцы, виновные в различных новых преступле-

ниях, подвергаются установленному для них законом

наказанию плетьми в присутствии врача или должност-

ных лиц судебного ведомства в полиции...»

— Какой гуманизм! Не правда ли? —перебил Кос-

та. — Пороть плетьми можно только в присутствии вра-

ча, а если нет такового, то достаточно и околоточного.

«Высочайше повелено...» Сам император заботится о

ссыльных. А в скором времени будут введены удобные

никелированные кандалы, изготовленные в Америке. Да

здравствует цивилизация!.. Давай дальше, земляк.

Андукапар читал одну новость за другой. Министер-

ство финансов рассматривает проект налога на спички...

Чума в калмыцких степях... Блестящий научный опыт:

доктор Тоннер голодал 40 дней. Самоубийство актрис...

— Об актрисах читай все, Андукапар!

— Пожалуйста: «Актрисы, сообщает некто Оппен-

гейм, обыкновенно лишают себя жизни вследствие край-

ней нужды, болезни, страха, умопомешательства. Так,

актриса Ильма Мольнар приняла яд в последней сцене

«Адриенны Лекуврер» Скриба и умерла на глазах пуб-

лики, которая пришла в восторг от естественного изобра-

жения смерти».

— Довольно, хватит!

Коста смотрел на море огней за окном.

— Подумать только: «Публика пришла в восторг...»

Боже мой! Ты знаешь, друг, кто пишет?

— Тут нет подписи... — развел руками Андукапар.

— Тот же самый негодяй — «властитель дум совре-

26

менности», которого наглость застраховала от каких-ли-

бо потрясений...

— Ты, Коста, очень близко принимаешь все к сердцу.

Из тебя бы никогда не получился хирург.

— Верно. Так же, как и солдат-рубака.

— Еще есть новости.

— Какие?

— В Эрмитажном театре — симфоническая фантазия

Чайковского «Ромео и Джульетта».

Лицо Хетагурова прояснилось.

— Да? Какие контрасты! Самодержавный Петер-

бург кандального звона и Петербург Пушкина и Чай-

ковского. Этот Петербург — моя вторая родина, авдан*

заветных дум...

Давно уже настала ночь, но друзья забыли о сне.

Коста мечтательно говорил:

— Помню всполох в станице Баталпашинской. Пом-

ню человека, который созывал казаков строиться с ору-

жием. Сам он не был вооружен — он бил в набат. Иног-

да вижу себя в такой роли. Только не колокол будет

поднимать тревогу, а проникновенные звуки фандыра...

Одному тебе говорю о мечте своей, друг мой.

Почти до самого рассвета разговаривали они. Снача-

ла гость откладывал недоброе сообщение, с которым

пришел к Коста. Заключалось оно в том, что админист-

рация Баталпашинского отдела Кубанской области рас-

тратила горские штрафные суммы и по таковой причине

К. Л. Хетагурову прекращалась выплата стипендии.

Официального уведомления канцелярия академии еще

не получила, оно было где-то в пути. А узнал Андукапар

обо всем из письма дяди, который жил в Лабе. Позже

Андукапар решил и вовсе молчать, чтобы не портить

прекрасной ночи мечты о будущем.

В просторном особняке инженера Владимира Льво-

вича Ранцова царило торжественное настроение: стар-

шая дочь, Глафира Владимировна, к рождеству долж-

на повенчаться с лейтенантом береговой службы Всево-

лодом Рихардовичем Клюгенау. Младшая — тоже на

выданье, но с ней родители не спешили: красавица Оль-

---

* Авдан (осет.) — колыбель.

27

га легко могла составить себе блестящую партию. Ее ру-

ки добивались многие именитые молодые люди, но все

получали отказ, после чего уж не появлялись в доме

Раицовых. Ходил слушок, что Ольга награждала их та-

кими странными эпитетами и прозвищами, что никто

из них не решался больше попадаться ей на глаза.

В пятницу, придя на обед к Ранцовым, Хетагуров с

удивлением увидел там юнкера Кубатиева в обществе

какого-то толстого низкорослого блондина с большими

бриллиантовыми запонками. Как сюда попал Тамур Ку-

батиев, Коста не мог понять. Поздоровались холодно.

Вмешательство мичмана прояснило все.

— Вы знакомы с Тамуром Дрисовичем? Он друг лей-

тенанта Клюгенау...

— С Тамуром? Еще бы — земляки, г— ответил Хета-

гуров.

—Как же так? — удивился мичман Ранцов. — Я

считал вас, юнкер, кабардинским князем...

Кубатиев покраснел, смутился.

— Гм... в некотором роде... — промямлил он. — Мы

.состоим в родстве с князьями Бековичами и Анзоровы-

ми из Большой Кабарды... Собственно, наш род тоже

княжеский, хотя правительством официально еще не

признаны привилегии дигорских баделят.

— А-а! Вы опять про своих баделят толкуете? Любо-

пытно!—произнесла показавшаяся в дверях гостиной

Ольга.

— Здравствуйте, Константин Леванович! Здравст-

вуйте, господа!

Ольга присела к круглому столику, положила подбо-

родок на маленький кулачок и, глядя озорными глазами

в глаза юнкера, сказала:

— Что же вы замолчали, продолжайте... Насчет по-

родистых баделят, да? Не обижайтесь только, я шучу,

конечно...

Тамур покраснел еще больше, Хетагуров кусал губы,

чтобы удержаться от смеха. Блондин с заплывшими глаз-

.ками и бриллиантовыми запонками с безразличным ви-