Вьюга

«Здравствуй, дорогая моя Мелевше! Неужели правда, что ты остыла ко мне, забыла наши клятвы и обеты? Если ты разлюбила меня, я смирюсь, лишь бы из твоих прекрасных глазок не выкатилось ни единой слезинки! Но я беспокоюсь за тебя, любимая. Что ты ответишь Сердару, когда впервые останешься с ним наедине? А со мной, и только со мной тебе нечего стыдиться, предо мной ты чиста. Если дело только в комсомольской свадьбе, пусть будет комсомольская, мне все равно, лишь бы ты была довольна, моя любимая. Подумай, Мелевше. Еще раз подумай, дорогая. Потом будет поздно, и я ничем не смогу тебе помочь.

Твой Гандым».

Сердар весь взмок, читая это письмо. Он сунул бумажку в конверт, хотел положить за пазуху, но тут вдруг в дверях появился Гандым.

— Входи, Гандым, входи, дорогой! — запела Бессир.

Парень сделал вид, что смутился.

— Я, кажется, помешал, тетя Бессир. Сердар читал какое-то письмо, а как я вошел, спрятал его. Видимо, у вас секреты. Я лучше в другой раз…

— Оставайся, — не глядя на Гандыма, с трудом произнес Сердар. — Какие у нас с тетей Бессир могут быть секреты?

— Ну как же? Ты, говорят, жениться собираешься?

— Собирается, — не дав Сердару ответить, вступилась Бессир. — И берет девушку без калыма. Комсомольскую свадьбу хочет устроить…

Гандым усмехнулся:

— Ну что ж, без калыма, конечно, выгоднее. Только, как говорится, бесплатно и в Бухаре ничего не дают, а девушки у нас последнее время что-то цену потеряли… Конечно, деньги целее, вот только наварист ли суп из дармовой баранины?

— Гандым! Да что это за слова за такие? — затрепыхалась Бессир. — Мелевше — невеста на зависть!

— А я разве возражаю? — Гандым усмехнулся. — Повезло Сердару! Такая невеста — и даром! Может, и мне высватаешь что-нибудь в этом духе?

— Дай срок, и тебе высватаю, — Бессир повела бровями. — Теперь этого товару хватает…

У Сердара потемнело в глазах — оба, и Гандым, и Бессир, открыто глумились над ним. Отвечать или не отвечать? Говорить им о чести, о совести, о несправедливости?.. Нет, это не тема для разговоров с ними! От Бессир он ждал и не такого, знал, что эта алчная баба на все готова ради денег. Но Гандым? До чего ты дошел, Гандым? А ведь когда-то были друзьями. Ты тоже учился в школе, был комсомольцем… Любовь толкает тебя на подлость? Нет, ни за какие сокровища мира человек не станет позорить любимую! Ты не влюбленный, Гандым, ты самый обычный расчетливый негодяй!

Сердар не сказал им ни слова. Он даже не попрощался. Ушел, и все.

Гандым и Бессир растерянно глядели друг на друга, не зная, что сказать. Опять их план провалился. Бессир не сомневалась, что, сведя здесь соперников, она добьется скандала, соберет людей, а дальше… Дальше все пойдет как по маслу.

А Сердар просто взял и ушел. Про письмо даже не помянул, хотя любой человек на его месте обязательно поднял бы шум. Поведение его было настолько странным, настолько непонятным, что заговорщики заподозрили, нет ли у него за спиной какой-то особо прочной, надежной и неизвестной им опоры.

Выйдя от Бессир, Сердар вначале шел очень быстро, потом задумался и зашагал медленно. Он думал не о себе и Мелевше и даже не о том, как поступить ему с письмом Гандыма. Сердар шел и вспоминал, как, будучи студентом университета, нередко спорил с сокурсниками о том, какой будет жизнь в ближайшие годы. Восторженный, увлекающийся, он всегда доказывал друзьям, что стоит только научить людей грамоте, привить им элементарные навыки культуры — и старое отступит перед необоримостью новой жизни, народ станет сознательным и культурным.

За все годы учения Сердар ни разу не приезжал в село. Вначале он очень скучал и по бабушке, и по отцу, и даже по Мереду, но, обиженный тем, что, не желая отпускать его на учебу, родичи, как теленка в хлеву, заперли его в кибитке, он не хотел наведываться к ним, не являлся даже на каникулы.

Потом Сердар привык, и ему уже начало казаться, что гораздо полезней провести время в библиотеке — так много надо было прочитать, узнать, чем без толку шататься по селу.

Так или иначе дома он не был много лет и о том, что происходит, знал главным образом из газет. Он знал, что в деревне полным ходом идет культурное строительство. Открываются школы, библиотеки, клубы. Газеты и журналы, выходящие на родном языке, почти полностью распространяются в селе.

Получая все эти сведения, Сердар думал, что темнота и бескультурье исчезли, пропали бесследно, как исчезает бесследно впитавшаяся в песок вода.

Когда же, вернувшись в село, Сердар стал внимательно вглядываться в происходящее, он понял, что с внедрением новой культуры все обстоит гораздо сложнее.

Неподалеку в поселке белуждей недавно отстроены были новые дома с полами, потолками, окнами… На праздники состоялось торжественное вселение. Но жить в новых домах белуджи не стали: они пустили в эти помещения скотину, а сами по-прежнему располагались в кибитках.

Дома им были предоставлены бесплатно, а ведь пройдет время, и совсем немного его пройдет, и дети этих людей будут тратить большие деньги на строительство таких домов. А пока…

Комсомольцы разрушили мечеть, но старики и даже не очень старые люди начали молиться дома, молиться еще усерднее, причем число верующих отнюдь не уменьшилось. Сердару даже показалось, что, как говорится, огонь стал жарче, просто дыму меньше.

И понял он, что старый, веками формировавшийся уклад жизни не рухнет бессильно, уступив место новому укладу, что даже у древней, казалось бы, вот-вот готовой развалиться стены, обнаруживается подчас достаточно прочности, чтоб простоять еще полвека, хотя рухнуть она может в любой момент.

Такая вот, подточенная временем, готовая рухнуть стена таит в себе страшную опасность. Ее обязательно нужно разрушить, свалить, но делать это надо осторожно, умело, обдуманно, чтоб не было жертв при ее падении. Мало того, рушить ветхую стену нужно так, чтоб лучшие, целые и прочные ее кирпичи можно было заложить в фундамент нового здания.

Все это будет, все придет, все постепенно изменится. Но, может быть, не надо торопиться и с калымом, он сам изживет себя? Нет! Здесь никаких уступок! Нельзя ждать, пока люди сами разлюбят деньги, откажутся от легкой наживы. Калым ведет к преступлению. Бессир и Гандым уже встали на путь преступления — на путь клеветы и подлогов. Для того чтобы получить калым, Пудак пойдет на все — он не остановится и перед кровавым злодейством. Мелевше в опасности! Мысль эта вдруг со всей беспощадной ясностью предстала перед Сердаром. Он резко остановился.

Надо сейчас же идти к Мелевше! Сейчас же! Он повернул, зашагал к ее дому. Достал письмо Гандыма, снова прочел его, уже не наспех, как читал в присутствии Бессир, а медленно, вчитываясь в каждое слово, впитывая в себя яд, которым напоены были эти подлые строки.

Сердар перечел письмо и понял, что не хочет, не может идти к Мелевше. Он весь вдруг обессилел, словно чистый источник любви, дающий ему великую силу стойкости, оказался запруженным грязью и илом.

Хорошо, если в этом письме все ложь. Все — от начала до конца. А если не все? Если хоть что-то, хоть малая часть того, на что намекает Гандым, было? Если он сейчас придет к Мелевше и протянет ей это письмо? Что она скажет? Что сделает? Какое у нее будет лицо? А вдруг?.. Вдруг ей нечего будет сказать, нечего возразить и она молча разрыдается? Нет! Глупость это. Подло так думать о Мелевше! Подло подозревать ее, все это клевета, злобная гнусная клевета!

С помощью логики Сердару удалось изгнать из сердца сомнение, убедить себя, что письмо Гандыма — интрига, ложь от начала до конца. И все-таки он не свернул к Мелевше, не нашел в себе сил пойти сейчас к ней.

Вскоре после того, как Бессир проводила озадаченного Гандыма, пришел Пудак. Как был, прямо в овчинном полушубке, свалился в угол. Лежал не шевелясь, подперев рукой голову. Если б не частые горестные вздохи, прямо окаменел человек. Что творилось в душе у Пудака, какие бури бушевали в его черном сердце, известно было лишь ему да аллаху…