Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

— Печаль-то моя не об этом.

— О чем же она, твоя печаль? Говори.

— Все о том же, о Михаиле Барсукове… Не бюрократе и не деспоте. Боюсь, как бы этот добрый, заботливый хозяин не превратился бы в этакого новоявленного работодателя. Дескать, я даю холмогорцам хорошо оплачиваемую работу, забочусь об их материальном благополучии, благоустраиваю станицу. Чего же им еще надо? Так?

— Если холмогорцы живут в достатке, если я забочусь…

— Погоди, — перебила Даша. — Ведь ты не один заботишься об урожае, не один благоустраиваешь станицу, и не одного тебя беспокоит, чтобы холмогорцы хорошо зарабатывали и могли бы построить новый дом или купить «Жигули». — Белым, согнутым подковой гребнем Даша причесала и заколола волосы. — И совершенно ни к чему уверяешь себя и других, что «Холмы» предприятие. Нет, Михаил, «Холмы» — это сельхозартель со своим примерным уставом и своими демократическими порядками, и забывать тебе об этом нельзя.

— Теперь начнешь корить за Казачий курень? Но если разобраться…

— Разбираться-то нечего, все и так ясно, — решительно перебила Даша. — И Казачий курень не причина, а следствие. Причина же — ты, Михаил Барсуков, и в первую очередь следует говорить не о курене, а о тебе. Нельзя в угоду одному человеку тысячи людей устранять от правления своей сельхозартелью. В этом отношении тебе бы надо поучиться у нашего соседа — Василия Васильевича Харламова.

— У Харламова учиться я не буду.

— Это не делает тебе чести… Если бы ты мог посмотреть на себя со стороны, ты бы понял…

— Нечего мне смотреть на себя со стороны!

«Нет, видно, слова мои были ему не понятны, и увидеть себя со стороны так, как вижу его я, он уже никогда не сможет. Так что же делать? Поговорю с братом, может, он что посоветует», — с этими мыслями Даша и вошла во двор Максима.

24

Уютный, не по-крестьянски опрятный двор Максима с квадратными плитами, лежавшими от калитки до крыльца, с темными шатрами виноградника, с цветами и деревянным столиком под развесистой вербой нравился Даше давно, а сегодня, когда она увидела этот зеленый двор перед восходом солнца, он понравился ей еще больше. На что ни смотрела, всюду видела хозяйскую заботу, казалось, что Максим только тем и занимался, что наводил чистоту в своем дворе. Нравился невысокий штакетник, окрашенный в зеленый цвет и обсаженный кустарником, и столбики ворот, и калитки, увенчанные, как шляпками, разными дощечками. По обе стороны дорожки кустилась смородина, дугами поднималась виноградная лоза. От виноградника вела дорожка — уже без плит, посыпанная песком, — в сад и на огород. «Любит мой братушка чистоту и порядок, — подумала Даша, — Такой станичный двор хоть показывай на выставке»…

На веранде распахнулось окно, и Настенька, еще в ночной рубашке, непричесанная, увидев Дашу, крикнула:

— Максим! Погляди, кто у нас! Даша пришла!

— Красиво живете, Настенька, — сказала Даша, обнимая подбежавшую Настеньку. — Как на курорте!

— Это старание Максима и Васи.

Максим поздоровался с сестрой, сказал:

— Рано заявилась, Даша. Я еще не брился и не умывался.

— Ничего, и так красивый, — сказала Даша. — Верно, Настенька?

— Когда умоется и побреется, то будет еще красивше, — смеясь, ответила Настенька.

— Рад, очень рад видеть тебя, Дарьюшка, в своем доме, — сказал Максим. — Прошу, присаживайся к столику под вербой. А в винограднике у меня есть особенная беседка. Для важных гостей.

— Значит, мы посидим в беседке.

— Даша, у тебя дело ко мне?

— Даже два. Первое — приглашаю всех поехать с нами на озеро. Поедемте, а?

— Не поместимся в «Запорожце».

— Николай сделает два рейса. Так что, согласны?

— Как ты, Максим? — У Настеньки счастливо заблестели глаза, и Максим понял, что ей хочется поехать на озеро. — Я согласна.

— А что? Поедем, порыбалим, — пробасил Максим. — Говорят, там серебряные карпы сами выскакивают на берег… А второе дело? — спросил он.

— Требуется твой совет.

Настенька разбудила Васю и Олю, и они, узнав о поездке на озеро, наспех умылись, приоделись и, отказавшись от завтрака, побежали к дяде Коле. Пока Максим брился и умывался, Настенька готовила в дорогу харчи: в кладовке взяла кастрюлю для ухи, с огорода принесла пучок зеленого лука и петрушки, в полотенце завернула буханку хлеба. Тем временем ко двору подъехал Николай, и Даша сказала ему, чтобы сперва отвез Настеньку с детьми, а уже потом ее и Максима. Повязанная косынкой, в ярком платье, Настенька села рядом с Николаем, на колени посадила Олю, сзади уместились Люда, Шура и Вася, и проворный «Запорожец» укатил по заросшей бурьяном Беструдодневке так быстро, словно понимал, что ему сразу же нужно было возвращаться в станицу. Когда «Запорожец» скрылся, Даша и Максим вернулись во двор и, не уговариваясь, молча направились в ту самую особенную беседку, что пряталась за листьями в глубине виноградника.

День уже разгорался, сухой, теплый, а в винограднике все еще было прохладно и сыро. Листья нависали зеленым шатром, сквозь них просачивались лучи выглянувшего из-за дома солнца. Максим уселся рядом с Дашей, и по тому, как он сочувственно посматривал на нее и, опираясь локтями о столик, приготовился слушать, она поняла, что брат догадывался о цели ее прихода. И она, ничего не утаив, рассказала и о тех мыслях, которые не давали ей покоя, и о том, что именно не нравилось ей в Барсукове, и о последнем разговоре с ним. Внимательно слушая, Максим сорвал виноградный лист и, покусывая черенок, искоса поглядывал на сестру. Когда Даша умолкла, он положил лист на стол и начал рассматривать на нем красноватые прожилки, как будто в них видел что-то для себя важное.

— Самый простой и самый верный совет — партком, — сказал он, не отрывая взгляда от листа. — Вынеси на партком вопрос о Барсукове и взгрей как следует.

— Видишь ли, взгреть, как ты говоришь, можно бы. Но нужно ли? — Теперь уже и Даша, наклонившись, рассматривала прожилки на виноградном листе, словно бы хотела что-то прочитать на нем. — Если бы это был не Михаил… Михаила я знаю с детства, он же совсем не такой, каким хочет казаться, да и натура у него такая, что рубить сплеча нельзя.

— А что можно?

— Необходимо, как говорится, подобрать ключи. Но как?

— Порекомендуй поехать в «Россию», пусть бы посмотрел, как там ведется хозяйство, как Харламов обходится, к примеру, без Казачьего куреня. Мне кажется, что Барсукову как раз и недостает харламовской школы.

— Не поедет он в «Россию» — посчитает для себя унижением. — Даша подняла голову и удивилась: весь виноградник был залит солнцем. — Как бы сделать так, чтобы без поездки в «Россию» и без взгрения на парткоме Барсуков увидел бы себя и свои промахи. Но как этого добиться? Вот я и пришла к тебе…

— Может, подобраться к нему с тыла? — спросил Максим, улыбаясь и с еще большим вниманием рассматривая прожилки на листке. — Подойди оттуда, откуда он тебя не ждет, и возьми не силой, а умением.

— Как? Что предлагаешь?

— Пошли к нему колхозных гвардейцев. А что? Не улыбайся, именно гвардейцев! Для беседы…

— Ты пойдешь?

— Не гожусь. Кто я для Михаила? Сверстник, токарь, вместе росли — и все. А ты подбери людей пожилых, знатных, да чтобы они сумели сказать веское слово. Нужны настоящие гвардейцы!

— Кого же, по-твоему, следовало бы послать?

— Ну, прежде всего нашего батю. Он взрастил Михаила, сам герой войны и герой труда, знатный механизатор — авторитет непререкаемый. Затем Андрей Саввич Андронов, в станице он самый справедливый из всех справедливых и самый честный из всех честных. Я знаю, Михаил очень уважает Андрея Саввича. Третьим советую взять Кузьму Яковлевича Нечипуренка, лучшего слесаря, так сказать, представителя рабочего класса. Ну как, принимаешь мой совет?

У ворот послышался шум мотора, и вскоре в калитки появился Николай.

— Хорошо, на озере мы об этом еще поговорим, — ответила Даша.

— Вот и я! — крикнул Николай. — Быстро обернулся? Даша, а какое удачное мы выбрали место! Берег отлогий, зарос травой, по одну сторону камыши стоят стеной, по другую — курчавится лесок. Я уже заезжал в курень, повидался с Коньковым. Он обещал моторку.