Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)

Ничего не понимая, бабушка Мамур глядела на катавшегося по земле старика, потом вдруг обхватила голову руками, закачалась и рухнула как подкошенная. Мы никогда не видели такого. Перепуганные, мы с криком выбежали на улицу…

Целую неделю не были мы у бабушки Мамур. У неё и без нас хватало гостей — в доме всё время толпились люди. Мы боялись заходить туда, сидели в зарослях джиды и слушали монотонный голос моллы — он шесть дней читал по покойнику.

Наконец мы решились проведать старушку. Раздобыли где-то большой мешок, набили его джидой и понесли бабушке Мамур.

Она лежала в постели, жёлтая, высохшая, и глядела в потолок. Тёмные жилистые руки её сложены были на груди. Услышав, что кто-то вошёл, Мамур приподнялась, взглянула на нас, и мы увидели, какими пустыми, тусклыми стали её глаза, всегда такие живые и блестящие.

Колли прислонил мешок с джидой к стене. Мы ждали, что сейчас бабушка Мамур, как всегда, скажет: «Спасибо, мои хорошие! Дай вам бог в жёны белолицых красавиц!»

Но она ничего не сказала, взглянула на нас и зарыдала. Мы тоже громко заплакали. Старушка с трудом вылезла из постели, подошла к нам.

— Не плачьте, ребятки, — сквозь слёзы проговорила она. — Думаете, Нурджан умер? Нет, он не мог умереть! Он приедет! Обязательно приедет! С медалью! — Она судорожно вздохнула. — А вы у меня молодцы — сколько джиды набрали! И правильно: на такую свадьбу много надо!

Мы стали пересыпать ягоду в другой мешок. Я заметил, что у бабушки Мамур мелко дрожат пальцы.

— Ну вот, целых три мешка. Теперь всё в порядке. Скорей бы война кончилась! Пойду завтра к Сапару — пусть скажет, когда она кончится…

Наутро мы все, включая Аждара, отправились к председателю на другой конец села.

— Сапар всё знает! — то и дело, повторяла Мамур. — Он скажет, когда война кончится, когда нам Нурджана ждать.

Сапар-ага лежал на кошме и глядел в потолок, видимо, обдумывал какие-то важные председательские дела. Даже не заметил нашего появления.

— Вставай! — сказала ему жена. — Тётя Мамур пришла!

Бабушка Мамур поздоровалась с ним и заплакала. Сапар-ага виновато опустил голову, как тогда, у джиды. Жена его начала всхлипывать — у них тоже два сына были на фронте.

— Сапар, милый! Ну скажи, ведь это неправда? Не может быть, чтобы правда! Ведь, если что, ты бы первый знал, ты всегда первый узнаешь! Живой он, сынок мой единственный. Чует сердце — живой! Кончится война, и вернётся! Когда она, проклятая, кончится?

Сапар-ага исподлобья взглянул на старушку. Хотел что-то сказать, но не сказал, только кашлянул.

— Всё бывает, тётя Мамур, — ответила за председателя жена. — Бывает, ранят человека, упадёт, а подобрать сразу нельзя, вот и считают погибшим. В соседнем селе женщине похоронка на сына пришла, а месяц спустя сам является — в отпуск пришёл из госпиталя! Может, и Нурджан так. Кончится война, и вернётся.

Бабушка Мамур вздохнула. Подняла глаза на председателя.

— А ты как считаешь, Сапар-джан?

— По-всякому бывает, тётя Мамур… Глядишь, и объявится. Войне скоро конец. Гонят наши немца в три шеи!

— Ну вот! Слышали, ребятки? — бабушка Мамур так весело поглядела на нас, словно после слов председателя война должна немедленно кончиться. — Дай бог, чтоб скорей сбылись твои слова, Сапар-джан! Чтоб скорей быть тебе почётным гостем на свадьбе Нурджана!

Сапар-ага ничего не ответил, надел шапку и вышел вслед за нами.

После разговора с председателем бабушка Мамур ожила. С утра до ночи всё хлопотала, хлопотала — готовилась к свадьбе сына.

Поздно осенью белуджи привезли к нам в село дыни. «Таких дынь вы в жизни не пробовали! — расхваливал свой товар караван-баши. — Сахарная, во рту тает. Их самому индийскому царю целыми караванами отправляли! Сладкие, нежные, а лежать могут хоть два года!»

Дыни и впрямь были хороши, но особенно понравились бабушке Мамур, что могут долго лежать. Она купила две огромные дыни. С одной мы тотчас расправились, а вторую она убрала. «Вот приедет Нурджан, столько лет дыньки не пробовал!»

Прошла осень, за ней наступила весна, нежным, бело-розовым цветом зацвёл урюк. Второй год уже не было писем от Нурджана. А в самом конце весны, когда начинал поспевать урюк, в село прискакал незнакомый всадник на белом коне. Простирая ладони к небу, он громко кричал:

— Победа! Люди, победа! Радуйтесь — мы победили!..

Мы с Колли сразу же помчались к бабушке Мамур сообщить радостную весть. Она уже слышала, она выбежала на улицу с миской джиды, чтоб оделить доброго вестника, но тот проскакал мимо, свернул на соседнюю улицу.

Бабушка Мамур высыпала джиду нам на головы. Ягоды тяжело шлёпались в пыль, а мы с Колли, толкая друг, друга, собирали их — совсем как бывает на свадьбе. Бабушка Мамур глядела и смеялась. Аждар весело прыгал вокруг нас.

Война кончилась. Через несколько недель после этой радостной вести стали возвращаться фронтовики. Пришли Ходжасеит, Карягды и ещё несколько человек.

Минуло лето, снова настала осень. Мы каждый день ждали Нурджана, а он всё не возвращался. Бабушка Мамур начала тревожиться. Она ходила по домам, где были вернувшиеся с фронта солдаты, спрашивала, не видали ли они её сына. Но никто из фронтовиков ничего не говорил ей о судьбе Нурджана.

И тогда бабушка Мамур решила, что война ещё не кончилась. Что где-то ещё идут бои, в которых сражаются самые храбрые, самые сильные, такие, как её Нурджан. Те, без которых война кончиться не может. Если Сапар-ага начинал уверять её, что война уже кончилась, старушка хитро улыбалась и качала головой. Значит, это секрет, значит, нельзя говорить.

Бежали дни, недели, Нурджана не было. Но Мамур не очень беспокоилась, она знала: надо ждать конца войны. Кончится война, и Нурджан вернётся.

Раз, подходя к её дому, мы услышали, что бабушка Мамур негромко говорит с кем-то. Заглянули во двор и видим: старушка сидит посреди двора, ласково поглаживая Аждара.

— Ничего, пёсик, надо ждать, что ж делать остаётся? Видно, дела у него важные… Кончится война, и вернётся твой хозяин, будем встречать его. Как ты я нему бросишься!.. Небось всё лицо оближешь? А?

Старый пёс, словно понимая о чём речь, заглядывал старушке в глаза и вилял коротким обрубленным хвостом…

Приближалась зима. Всё меньше грело солнце. По утрам бабушка Мамур каждый день топила очаг в кибитке.

Как-то днём, когда, вернувшись из школы, мы пили чай возле очага, раздался хриплый, заливистый, злобный лай Аждара. «Эй, возьмите собаку!» — услышали мы чей-то голос.

Мы выскочили на улицу. В воротах, не смел двинуться вперёд, стоял молодой красивый парень.

— Это дом тёти Мамур? — спросил он, косясь ка Аждара.

— Да, — ответил Колли, с трудом удерживая рычащую собаку. — Заходите!

Парень направился к кибитке.

— Радуйся, мать! — сказал он. — Счастье тебе привалило!

Старушка так и обмерла. Пиала с чаем выпала у неё из рук, ударилась о чайник, раскололась, в очаге зашипела вода.

— Счастье тебе! — повторил гость. — Нурджан скоро придёт!

Бабушка Мамур побледнела.

— Как ты сказал, сынок? — не смея поверить, переспросила она.

— Дядя мой из госпиталя пришёл. Целый год с твоим сыном вместе лежали, Нурджан ранен был тяжело. Теперь всё: живой, здоровый! Не сегодня-завтра жди сына! Ну я побежал, ещё одного поздравить надо. Вот только бы подарок с вас за добрую весть! А?

— Господи! Да бери что хочешь! За такую весть всего моего дома мало! Что ж дать-то тебе, сынок?

Она метнулась к сундуку, достала серебряную брошь, которую бережно хранила для будущей невестки, мельком глянула на неё и протянула парню. Тот взял брошь, поблагодарил и пошёл к двери.