Избранные произведения

города со службы приедет, ты ее не обижай. По бабам я не

таскался, а... пришлось – честно сошелся, вот и все...

Катерина молча смотрела на него, не моргая, и только горло

ее изредка напряженно дергалось от проглатываемой слюны.

Вот тут бы вскочить, платок с головы сдернуть, клок волос у

себя выдрать и закричать, как безумной, от обиды и горя. А

потом стекла побить.

Но вместо этого она, сама не зная почему, только сказала

тихо:

– А я-то теперь как же?

– Как жила, так и будешь жить...– сказал Андрей,– деньги

буду посылать, в уборку помогнуть приеду.

Катерина не ответила. Слезы вдруг стали заполнять ее глаза,

потом неожиданно пролились через ресницы на руки. И она не

глаза утирала, а с рук рукавом стирала слезы.

174

– Ну, чего ты, обойдется как-нибудь...– сказал Андрей и,

взглянув в окно, прибавил: – Вон она идет... тоже Катериной

зовут. . Катей. Утри глаза-то, нехорошо. Я ей про тебя говорил...

Катерина послушно-торопливо утерла слезы.

III

Она ожидала увидеть женщину крупную, с белыми толстыми

локтями и грудями, свежую, с белым лицом, разжиревшую на

легких хлебах, на ее четырехстах – пятистах рублях, в то время

как она подсохла, кормя и нянча его детей, убирая хлеб в поле.

Руки стали шершавые, загорелые; локти, когда-то белые и

круглые, заострились.

И опять жгучая ревнивая ненависть метнулась в ней темной

волной от сердца в голову. Но сейчас же ее глаза стали круглыми

от удивления: в комнату вошла тоненькая, худенькая девушка в

беленькой кофточке, короткой синей юбке и желтых стоптанных

туфлях. Светлые волосы были острижены по-мальчишески и

только придерживались круглой роговой гребенкой.

Она вошла и от неожиданности остановилась со связкой

бумаг в руках.

«Что же он нашел в ней такого? Грудь, как доска, заду и

совсем нет»,– подумала Катерина.

– Катя, у нас гости,– сказал Андрей, видя ее

нерешительность и вопрос,– Катеринушка приехала.

Катя, смущенно покраснев, улыбнулась и подала гостье

худенькую, незагоревшую руку.

– А я и не догадалась сразу,– сказала она, опять как-то

виновато и вместе с тем ласково улыбнувшись. И сейчас же

спохватившись, прибавила: – С дороги-то кушать небось

хотите?..

– Я сказал хозяйке самовар поставить,– сказал Андрей.

– Ну вот и ладно. Я только сейчас со службы,– прибавила

Катя, обращаясь к Катерине. Мимоходом взглянула на себя в

ручное зеркало, висевшее на стене около полотенец, оправила

волосы и ушла за перегородку.

Катерина все так же сидела как-то неловко посередине

комнаты на том стуле, на который села, как вошла. Она не знала,

о чем ей говорить и как себя держать с мужем, когда здесь за

перегородкой была она, его жена. У нее только против воли

сказалось:

175

– Дробненькая какая, худенькая...

– Ничего, человек хороший, мягкий...– ответил Андрей. Как

бы что-то вспомнив, Катерина торопливо развязала свой узелок

и достала оттуда черные лепешки.

– Вот, гостинчика...

И так как в это время в комнату вошла Катя с подвязанным

фартучком и черными от угля руками, Катерина невольно

сказала, обращаясь к ней и как бы стыдясь своих черных

лепешек:

– Вот, гостинчика вам деревенского...

Катя опять покраснела и бегло взглянула на Андрея.

– Бери, бери,– сказал тот, занявшись чем-то в углу,– ничего,

человек хороший...

– Ну, зачем вы... не стоит, право.– И сейчас же прибавила: –

А я люблю их до ужасти! На юраге?

– На юраге, на юраге,– поспешно ответила Катерина,

обрадовавшись, что девушка знает, что такое юрага.

А потом сидели втроем и пили чай.

– Иванова-то ссадили все-таки,– сказала Катя мимоходом,

обратившись к Андрею.– Общее собрание было, шуму сколько...

– Да что ты?.. Давно пора,– ответил, оживившись, Андрей.

Он хотел еще что-то сказать, но Катя, как бы спохватившись,

прервала этот разговор и, обратившись к Катерине, проговорила:

– У вас на ладонях мозоли, а у меня на пальцах,– целыми

днями на машинке стучу.

И Катерине хотелось что-нибудь рассказать, чтобы Андрей

так же заинтересовался и оживился, как при словах Кати о

каком-то Иванове; хотелось рассказать, как она ехала, что

видела, но не знала, как начать, и сказала только, обращаясь к

Кате:

– А у нас Лыска наша отелилась, корова наша, целую ночь с

ней не спала. Теленочек весь в нее, как вылитый...

– Я теляточек люблю,– сказала Катя.

Помолчали.

– А у меня отчегой-то бородавки на руках вскочили,–

проговорила Катя.

И Катерина обрадовалась, что она заговорила о бородавках,

так как знала средство от них – кислоту. И сейчас же начала

рассказывать, как сводить, и старалась подольше говорить – из

боязни, что скоро кончит, и больше не о чем будет говорить.

176

После ужина, который был для Катерины мучителен тем, что

она никак не могла справиться с ножом и вилкой и все роняла то

одно, то другое, Катя убирала посуду, а Катерина думала об

одном: где они положат ее спать. Небось отведут куда-нибудь к

соседям, а сами останутся тут вдвоем.

Эта мысль опять подняла со дна души мутную волну

ревности и обиды. Но Катя принесла откуда-то складную

кровать и стала стелить третью постель в комнате.

А Катерина, подойдя к столу и развернув лежавшие на нем

бумаги, посмотрела в них и сказала:

– Господи, ничего-то не понять. И как это вы разбираетесь?..

Перед сном Катя выслала Андрея из комнаты. Он надел

фуражку и вышел.

– Ну, вот, теперь ложитесь,– сказала Катя с тою же

застенчивой улыбкой, обращаясь к Катерине, и указала ей на

свою постель, на которой только что переменила белье.

И Катерина, чувствуя, что нужно сказать что-нибудь

вежливое, проговорила:

– Да зачем вы беспокоите-то себя, я бы на полу легла. Не

привыкать.

– Нет, нет, зачем же...

Катерина сняла башмаки и порадовалась, что не надела

лаптей, потом скинула через голову сарафан и, стыдясь своей

грубой деревенской рубахи, торопливо легла.

А Катя достала из шкапчика кислоты и, подсев к Катерине,

стала нерешительно перышком мазать бородавки, а та учила ее

и помогала.

Потом Катя тоже разделась. Катерина со странным жутким

любопытством невольно посмотрела на ее худенькие ноги и

живот, которые имели близкое отношение к ее, Катерининому

мужу. И опять у нее потемнело в глазах.

«И на что ж он польстился? Она, Катерина, одних помоев

свиньям целую лоханку снести осилит, а эта кубан с молоком не

поднимет».

– Ну, вы, разобрались, что ли? – послышался из-за двери

голос Андрея.

– Входи, входи,– крикнула Катя.

Андрей вошел, повесил фуражку на гвоздик и, оглянувшись

по комнате, сел на складную кровать и сказал:

– Огонь тушить, что ли?

– Туши.

177

В комнате стало темно. Слышно было, как скрипнула под

ним кровать, и он лег.

Катерина, редко моргая, смотрела в темноту, в ту сторону, где

была его постель, а в голове ползли неуклюжие, неумелые

мысли о нем, о Кате, о Лыске.

IV

Наутро Катерина уезжала домой. Катя и Андрей провожали

ее. Катя догнала их, когда они уже вышли, и сунула Катерине

какой-то узелочек, сказавши:

– Ребятишкам... гостинчика...

– Ну, зачем вы беспокоитесь?

– Нет, как же, надо! – сказала Катя и прибавила: – А то

погостили бы еще.

– Дома некому,– отвечала Катерина. А сама думала: неужели

она уйдет и не поговорит с Андреем? Но что ему сказать, как

поговорить? Сколько она ни придумывала, что ему сказать, все

на язык почему-то подвертывалась Лыска. Привязалась эта