Макорин жених

– Ублажи, ублажи, батюшка...

Поговорили о том, о сём. Платонида умело перевела разговор на старое – об амбаре под

Семеновым замком. Харлам, будто не знавший до сих пор ничего, изумленно воскликнул:

– Не даешь? Платониде, заступнице нашей? Да ты в уме ли, Семен!

У Бычихина покраснели веки, на губах заблуждала пьяненькая ухмылка.

– В уме, батюшка. В полном уме...

– И не дашь?

– Нет, не дам.

Харлам перемигнулся с Платоиидой, скривил губы. Налил ещё кружку Семену, подбавил

себе. Стал рассказывать, как он ездил сегодня с требой в Паршин Прислон. Потом

поговорили о том, что, если сушь еще продержится с неделю, не худо бы по полям с

молебном пройти. Харлам опросил Бычихина, много ли тому выдали авансом в колхозе.

Получив ответ, замотал гривой.

– Немного, немного... да... У тебя семья, жить-то надо... Мы ему из тех сумм отпустим?

Как ты думаешь, матушка?

Платонида согласно склонила голову.

– Отпустим, как же! Я об этом раньше думала...

– Пойдем, Семен, в амбар. Ключ-то при себе?

Харлам уже не спрашивал согласия, он распоряжался.

Семен набычился.

– Нет уж, и тысяч мне не надо...

Харлам резко встал.

– Мало тебе? Возьми больше. Черт с тобой, не разоримся. Пошли!

– Не командуй, отец Харлампий, ты не ферфебель, я не солдат.

Бычихин натянул картуз, пригладил бороду.

– Прощайте-ко, благодарю за угощенье...

– Ты куда? – Леденцов схватил его за плечо. – Уйти хочешь? Врешь, не уйдешь. Давай

ключ!

– Пусти!

Бычихин рванулся к выходу. Поп, скинув рясу, за ним. Крылечная дверь оказалась на

заяоре. Семен кинулся на поветь. Поп – следом. Там загрохотали доски, глухо стукнула гиря.

Оглушенный Семен снова выскочил в сени и метнулся в открытую дверь избы с намерением

выпрыгнуть в окно. На пороге его встретила Платонида, сыпнула в лицо горсть муки.

Бычихин упал. Подоспевший поп сел ему на голову. Семен судорожно забился. Платонида

прижала его ноги, чтобы не стучали по полу.

Леденцов забрал ключи. Деньги и ценности, что хранились в амбаре, сгрузил в

чемоданы. В ту же ночь лесом ушел на станцию и скрылся. Платониде достался кукиш. И в

этом была Харламова ошибка. Платонида, злобно вознегодовав, выдала попа. Его искали года

два. Нашли в западных областях Белоруссии. На суде бывшие сподвижники готовы были

выцарапать друг дружке глаза.

3

Увозить Платониду на пристань после суда довелось Егору. Она лежала в тарантасе

притихшая, жалкая и плакала. Не крестилась, не шептала псалмов. Егор молча подергивал

вожжами, изредка взглядывая на свою необычную пассажирку. Святая, преподобная... И у

этой преподобной не дрогнула рука сыпнуть в рот человеку горсть муки, чтобы задушить его.

Ребят осиротила, не моргнула глазом... А и он, Егор, чуть не поддался этой святоше с

змеиной душой. Пела-напевала, обхаживала, с богом да со Христом подталкивала в Ефимово

болото... Добро, что удержался, не опоганил душу. .

Платонида плакать перестала, из-под платка одним глазом наблюдала за Егором. Слегка

дотронулась до локтя.

– Егорушко, родной...

Вздохнула скорбно. Опять притихла. Егор не оборачивался.

– Вот какая напасть обрушилась, Егорушко, на грешную твою соседку. .

– Сама виновата, – ответил Егор, не меняя позы.

Снова завздыхала Платонида, всхлипывая всё громче и громче.

– Неуж ты такой бессердечный, Егор? Неуж сочувствия в тебе не находится? А ведь я не

чужая тебе, всю жизнь рядом избами жили, – сквозь слезы и рыдания говорила она. – Пущай

я преступница, пущай лукавый попутал меня, от злобной зависти своей толкнул мою руку.

Но вседержитель умеет прощать грехи, только молись с чистой душой...

Телега покатилась под гору, на колдобинах затрясло, стало подбрасывать. Платонида

ухватилась за Егоров рукав.

– Соседушка, войди ты в моё сиротское положение... Богом молю, спаси меня...

Егор придержал коня, высвободил рукав из цепких Платонидиных пальцев. Посмотрел

на нее суровым взглядом.

– Ты о чём?

– Родной мой, вот в лес заедем, отпусти меня, – зачастила прерывисто Платонида. –

Отпусти, будто сбегла... Тебе поверят... А я уж ничего для тебя не пожалею... Будешь сыт и

пьян и богу угоден. И Ефиму окажу, чтобы он тебе всю жизнь должен был... Отпусти,

Егорушко, сделай святое дело...

Егор уставился на Платониду, будто он впервые её видел, смотрел широко открытыми

немигающими глазами. Да человек ли лежит в его телеге на самом деле... Не дьяволица ли

это прикрылась монашеским платком? Неужели могут быть на свете люди гаже этого

существа с благостным восковым лицом?

Платонида, видимо, приняла молчание Егора за согласие, стала подниматься, поправлять

платок.

– Отпустишь, Егорушка?

Егор молча вынул из передка веревку и окрутил пассажирке руки.

– Так-то лучше. А то, чего доброго, сбежишь и взаправду... Тебя, змею, не поймаешь

потом...

Платонида не кричала, когда Егор связывал её, не пыталась сопротивляться. Связанная,

она лежала спокойно, только глаза горели ненавистью и злобой.

– Ладно же, – прошептала она. – Будет тебе, проклятущему, от меня. На дне моря

достану. .

– Не пугай, не шибко пугливый...

– Не шибко? Так на же тебе, терзайся...

Она приподнялась, опершись на связанные руки, и крикнула Егору:

– Твоя Паранюшка-та вдоволь с тем сатаной, попом Харлашкой, поуслаждалась...

Каждую ночь, каждую ночь без тебя... И при тебе не давала маху... А ты, зеворотый, только

глазами моргал да объедки подбирал... Так тебе и надо...

До самой пристани бывшая преподобная выливала все гадости, какие только знала, с

подробностями, с грязным смакованием. Егор с трудом удерживался, чтобы не придавить

коленом эту мерзкую старуху, полную похабства. Она не утихла и на пристани, пока не

заперли её в арестантскую каюту. Вернувшись в Сосновку, Егор поставил коня в колхозную

конюшню, домой не зашел. В правлении он оказал, что уходит в Сузём.

Глава одиннадцатая

ЗАТЕЙНАЯ ШТУКА - ЭЛЕКТРОПИЛА

1

В Сузёме Егора встретили с распростертыми объятиями. Иван Иванович почесал

карандашам бровь, помурлыкал под нос какую-то модную песенку, совсем не подходящую к

случаю, и стал выписывать Егору ордер на жильё.

– Будет тебе сезонить-то, Бережной, – сказал он, с усердием притискивая штемпель. –

Записывайся-ко в наши лесные кадры на постоянно. Тут тебе ныне заделья хватит.

Электропилу освоишь, их понавезли полон склад. Не шибко только что-то на них лесорубы

кидаются. Оно, конечно, механизм, ничего не скажешь. Но кишку эту за собой таскать не

каждому по нраву... Лучковка, говорят, вернее.

– Каку-таку кишку? – удивился Егор.

– Кобель ли кабель, шут её разберет... Вроде толстой веревки, только в резине вся.

Говорят, по ней сила тока бежит... Где мне знать все эти штуковины! Мой техминимум

простой – лучковка, да топор, да сыромятный гуж...

– А кто-нибудь ею работает?

– Электропилой-то? Пашка взял, пробовали ребята. Перегрызает дерева ловко. Только

спина устает да руки деревенеют. Подержи-ка в наклонку и на весу экую орясину, чуть не пуд

тяжестью, околеешь. Да и капризит хуже городовой дамочки. Чуть не по ней – тырк-пырк и

остановилась. Где-то волосок перегорит, в переключателе какого-то контакту не станет – и

стоп. Сырости не любит. Одним словом, хороша бы невеста, да нос кривой...

Егор засмеялся.

– Невеста, видать, добра, а сват и того лучше...

– Я не хаю, нет, – спохватился Иван Иванович. – Механизация передавая, ничего не

скажешь. Согласно техническому прогрессу внедрять положено. Выписать тебе, что ли?

– Нет уж, подожду пока, присмотрюсь. Лучковкой сподручнее...