Слово арата

Шилаа чуть не плакал:

— Ну что опять приключилось? В такой ужасный мороз опять нас куда-то гонят.

— Не ворчи, угрюмый медведь, — набросились мы на него.

Между тем пришел наш командир Пюльчун. В утреннем морозном воздухе громко прозвенел его голос:

— Направо равняйсь!

Вскоре мы построились, и шум утих. Опять раздалась команда:

— Смирно!

Мы стали как вкопанные.

— По коням!

Через секунду всадники были уже в седле. Замешкался один только Шилаа. Он кое-как взобрался на коня и закряхтел, причитая:

— Ой, беда! Ой, беда!

Мы поехали вниз по Улуг-Хему. В передних рядах взлетела песня, начатая голосом, похожим на чадаган ^[72], и, подхваченная всеми всадниками, полилась через Улуг-Хем, через степные просторы:

Подножие горы Тоге покрыто кочками -

Там состязаются сорок коней.

У аратского правительства четыре министерства -

Там служат сорок цириков.

На привале Пюльчун послал нас вместе с Мадыр-оолом в разведку:

— Сходите и посмотрите, что творится у чудуруковцев.

Пробираясь густыми зарослями, мы незаметно подошли к юртам и увидели людей, забивающих вола. Рядом с ними, увешанный оружием, Данзын, поучал нескольких человек из своей шайки.

— Вся власть должна быть наша. К чему нам беречь баев и их прислужников? Головы им нужно снести!

Данзын махнул несколько раз своей шашкой, она со свистом подсекла тонкие березки так, что они, не успев качнуться и обвиснуть, рухнули на землю.

Незаметно вернувшись, мы рассказали командиру о том, что видели.

Наши цирики помчались вперед и внезапно окружили все стойбище. Молодчики из партии чудурук, не сделав ни одного выстрела, забрались в свои юрты — так суслики прячутся в норы.

Пюльчун подошел к стоявшей посредине просторной и светлой юрте и крикнул:

— Кто здесь есть? Выходи!

Вышел Синий Данзын и с ним еще несколько человек.

— Я тут, а кого вам нужно? — спросил он.

Пюльчун спокойно сказал:

— Нам нужен только Данзын, только вы. Отойдите в сторону. Поговорим.

Цирики окружили его.

— Мы пришли от имени партии и правительства Тувы, — сказал Пюльчун. — Нам поручено поговорить с вами. Подумайте сами. Вы заявляете: мы, мол, защищаем права бедных аратов. А на самом деле что вы делаете? Вы грабите тех же самых бедных аратов. Кто вы — партия или разбойничья шайка? Своими мерзкими делами вы только оскверняете имя партии. Ведь вы удобное оружие в руках баев, идущих против народа. Именно так! Вы пытаетесь подорвать веру народа в свою аратскую власть. Почему же вы молчите? Потеряли голос, что ли? Оружие и боеприпасы сейчас же сдать! Такой указ объявило народное правительство. Вот он! — Пюльчун протянул Синему Данзыну маленькую бумажку с печатью.

Говорят, что теленок становится пловцом, когда уткнется носом в воду. Данзын, не говоря ни звука, медленно спрятал бумагу за пазуху. Потом он вбежал в юрту, притащил винтовку, шашку, пистолет и положил все это перед Пюльчуном. Другие участники партии чудурук тоже вынесли и сложили свое оружие.

На прощанье Пюльчун сказал:

— Остальным разойтись. Разводите скот. Сейте хлеб.

Мы привезли. Данзына в Хем-Белдир, с ним там долго разговаривали. А потом и он вернулся домой.

Так плачевно закончилась история партии чудурук.

Глава 7

Десять учеников

В начале 1925 года прошел слух, что правительство Советской России согласилось принять в школы учеников из Тувы. Сановники, стоявшие в это время у власти, стали между собой спорить, кого послать в Москву, — ну вроде как ворожили или жребий бросали.

Мы слышали, как саиты Идам-Сюрюн, Буян-Бадыргы и другие ломали голову над этим вопросом:

— Послать бедняцких детей — они наделают нам хлопот, станут красными. А пошлем наших собственных детей — чему они будут учиться там? Только потеряют своих богов. Лучше уж пошлем их в Большой монастырь. Пусть там учатся буддийской вере.

Я сказал Оюну Шагдыру:

— Решили посылать учеников в город Москву, ты как на это смотришь?

— Чего тут смотреть? Скажу одно: хорошо бы и нам с тобой поехать.

— Тогда пойдем к Буян-Бадыргы.

— Хорошо, пойдем, а где его найти? — спросил Шагдыр.

Вопрос был лишний. Мы же прекрасно знали, что он в коричневом доме — в одном из трех домов, имеющих крышу. Пошли вместе в коричневый дом.

Нас встретили не очень-то гостеприимно:

— Зачем пришли, бродяги?

Думая, что на службе нельзя кланяться слишком низко, я по-военному представился и громко сказал:

— Мы слышали разговор, что учеников в Москву собираются посылать. Пожалуйста, пошлите нас с Шагдыром.

Сидевший перед нами Буян-Бадыргы громко захохотал:

— Отдав в учение таких черепашек, как вы, что хорошего увидит наша революция? Не городите чушь, работать не мешайте! Ишь, зазнались, твари! Убирайтесь! Вот в эту дверь, откуда вошли, — саит указал рукой на дверь.

Мы ушли с таким видом, какой бывает у человека, выпившего чаю без щепотки соли.

Шагдыр сказал:

— Пойдем теперь к нашему тарге Кюрседи из Элегеста, попросим у него разрешения, — а у самого слезы на глазах от обиды выступили.

Я успокоил товарища:

— Ладно уж, ладно. Мы сейчас пойдем к нашему Кюрседи. Я с ним знаком, уже обращался к нему за помощью.

Опять пошли вместе.

— А, Тывыкы, Шагдыр! Чем я могу вам помочь? Садитесь-ка сюда и говорите, — пригласил нас Кюрседи.

Я объяснил:

— Мы слышали разговор, что ученики поедут в город Москву. Мы попросили саита Буян-Бадыргы, чтобы и нас туда послали, а он изругал и выгнал. Вот почему мы пришли к вам, дядя.

— Ох-ха-хай! — крякнул Кюрседи. — Молодцы вы, ребята! Мы непременно поможем вам поехать. Скажу вам откровенно, у нас большой спор на этот счет. Некоторые говорят: «Где уж беднякам ехать учиться? Они ведь букв не видели; они только и будут думать о том, как бы поскорее удрать домой!» А вот ваша просьба как раз будет хорошим ответом на эти доводы. Вот что… напишите мне прошение: просим, дескать, включить нас в число учеников.

Тут же, за столом Кюрседи, мы, как могли, нацарапали маленькое заявление, Кюрседи бережно подержал бумагу и спрятал.

После долгих споров о том, кому ехать учиться, договорились послать десять человек. Саиты были уверены, что учеников будут учить только святотатству и богохульству. Поэтому богачи-чиновники не послали ни одного из своих сыновей. Мы были этому рады.

Саиты рассуждали так: «Поскольку правительство Советской России обещало принять в свои школы юношей, желающих стать врачами и другими учеными, то никого не послать нельзя, но лучше всего послать первых попавшихся мальчишек, цириков например: «Поезжайте себе, бог с вами!» И вот в первый раз в истории Тувы десять человек поехали учиться за границу.

Было объявлено, что будущие ученики выедут в Москву в конце мая 1925 года. Нельзя передать, как мы радовались.

У одного знакомого я достал мешок, напихал туда белье, сбитые сапоги, довольно много — уж не скажу сколько килограммов — сухарей и стал ждать отъезда.

Когда наконец этот день приблизился, разнесся слух, что нас на плоту будут отправлять вниз по Улуг-Хему. Вместе с нами должна была ехать правительственная делегация.

Я вышел на берег Улуг-Хема. Влез на пригнувшийся над водой тополь. Верно говорят: Каа-Хем, соединившись с Бий-Хемом, стал великой рекой — Улуг-Хемом, а все народы, жившие в России, объединившись, стали великим государством Советов… Еще говорят: Россия — очень-очень обширная страна. Я-то думал, что нет на свете других мест, кроме Каа-Хема и Мерген, а теперь слышу: есть и Советская Россия, и каких только нет еще народов. А как все это узнаешь? Есть способ… Учиться! «Москва, только Москва!» — подумал я и побежал к товарищам. Шилаа возился около рваной вьючной сумы. Он был явно расстроен: