Утренний бриз

Дьячков покачал головой:

— Напугал ты нас, Варфоломей. И все-таки мы побалакаем с чуванцами. Авось нам повезет. Ведь мы можем им кое-что предложить.

Переночевав у Шарыпова, Дьячков и Куркутский продолжали путь. Сначала ехали по белой целине, потом спустились на реку и к вечеру впереди заметили черные точки на льду, которые оказались прорубями для подледного лова. Они были затянуты молодым ледком. От прорубей тянулись хорошо протоптанные тропинки на берег. Они и привели Дьячкова и Куркутского к стойбищу. Яранги прятались от ветра под защитой черного леска. Наступал вечер. Над ярангами вились столбики дыма.

Появление Дьячкова и Куркутского было встречено с любопытством и настороженностью. На охотников и каюров они не походили: не так были снаряжены их нарты. Купцами быть не могли. Одеты не по-купечески, да и держатся иначе, чем купцы. И в то же время они не просто проезжие, потому что дальше ехать не собираются.

Чтобы никого не обидеть и не нарушать правил гостеприимства, путники остановили упряжки у первой же яранги, вошли в нее через треугольное отверстие, заменявшее дверь, поздоровались.

При свете жирников Дьячков и Куркутский рассмотрели обитателей яранги. Их было семеро. Старуха, которая неподвижными глазами уставилась в огонь, муж, жена и четверо детей. Ярангу наполнял аппетитный аромат варящегося в котле над очагом мяса.

Хозяин яранги жестом пригласил гостей садиться.

Путники опустились на шкуру около него, а Он, достав из котла большой кусок жирной оленины, быстро разорвал его на три части и по куску протянул приехавшим. Ели долго и много. Все вспотели и испытывали Приятную истому. Теперь можно было покурить и попить чайку. Пока еще хозяева и гости обменивались незначительными фразами, но наступало время, когда приехавшие должны рассказать о себе. Таков обычай. О приезде незнакомых людей уже знало все стойбище, и сейчас все чаще и чаще открывался занавешенный шкурой вход, показывая кусок черного неба, усыпанного звездами, и входили один за другим оленеводы. Скоро в яранге стало тесно и жарко. Дьячков встал, вышел из яранги, отвязал от своей нарты один из мешков и внес его. Все внимательно следили за ним. Дьячков неторопливо развязал мешок, высыпал на шкуру у очага горку плиточного чая и пачек табаку, пригласил:

— Будем чай пить и курить полные трубки.

Пачки с табаком пошли по рукам. Оленеводы, довольные щедростью гостей, одобрительно кивали, переговаривались и следили, как в большой котел хозяйка яранги крошила плитку за плиткой. Чай обещал быть густым, крепким и очень вкусным. Уже предвкушая удовольствие от него, оленеводы выжидательно уставились на приехавших, и тогда Куркутский заговорил неторопливо и громко, словно он в большом классе объяснял ученикам очень важный урок. Оленеводы внимательно слушали его, потягивая дым из мундштуков своих больших трубок.

В стойбище Средней Реки уже дошли слухи о больших переменах в Ново-Мариинске, в Усть-Белой и Марково, но толком никто ничего не знал. Слухи доходили разные: то они пугали оленеводов, и они ждали большой беды, то обнадеживали, но подолгу над ними не задумывались. Нужно было охотиться, следить за оленями, оберегать их от волков. И готовиться к приезду скупщиков, выплачивать им долги И брать снова в долг товары и охотничьи припасы. И, наконец, надо было готовиться к ярмарке. Стойбище лежало в стороне от путей, и сюда редко заглядывали люди со свежими новостями. Да и почти все новости доходили уже измененными, шло правдоподобными. Но слух о великом вожде Ленине, который прислал своих родичей-большевиков, чтобы помочь оленным и береговым людям, добежал от поста до стойбища, не потеряв своей правды и притягательности, как и новость о теш, что в Марково побывали посыльные великого вождя Ленина и там наступила иная жизнь, а американские коммерсанты лишились своих богатств, и все век товары перешли в общее пользование. Последнее было как-то непонятно, и этому не очень-то верилось. И оленеводы ждали, когда они поедут на ярмарку в Марково. Бот тогда-то все и узнают, а пока жизнь шла у них по-прежнему.

А теперь, оказывается, и ярмарки ждать не надо. К ним приехали люди, которые разговаривали с родичами великого вождя Ленина и теперь вот рассказывают о новой жизни, которая должна быть у всех. Вначале робко, осторожно чуванцы расспрашивали приехавших: верно ли, что великий вождь Ленин хочет, чтобы все люди были одинаково счастливы и жили богато.

Куркутский подтвердил это.

Оленеводы радостными восклицаниями встретили его слова. Значит, сбывается то, о, чем так много сказок рассказывается. Уже каждый видел себя богатым и сильным, как Аренкау или Рэнто, который носит торбаса, сплошь расшитые бисером. Вон он сидит недалеко от приехавших. Рэнто владеет большим стадом оленей, и у него много пастухов. Он слушает гостей, одобрительно кивает, но молчит. Его черные глаза с прямым разрезом, что выдает в нем примесь крови белых людей, внимательны, серьезны. Он обдумывает услышанные новости, неторопливо курит, и дым цепляется за его черные усы, которые так непривычно густы для чуванца. Оленеводы уже видят себя в расшитых бисером торбасах и всегда с животом, набитым душистым свежим мясом, но молчание Рэнто беспокоит их. Может, он чем-то недоволен или не все ему понятно? А как бы оленеводы хотели знать мнение. Рэнто о больших новостях, таких радостных и многообещающих. И тогда один из оленеводов задает новый вопрос, который всех заставляет насторожиться: верно ли, что у американских купцов и русских купцов отобрали все товары? Верно ли, что Малков убит?

Куркутский подтвердил и это.

В яранге стало очень тихо. Люди даже перестали прихлебывать чай. Они не понимают, почему же посланцы великого вождя Ленина так поступили? За что же отобраны товары у коммерсантов, за что убит Малков? И как же быть им всем, оленеводам? Многие должны американским купцам, многие Малкову. У кого теперь оленеводы смогут обменивать шкурки горностая, песца, белки, выдры, Других зверей на охотничьи припасы, на табак, чай? Кто у них будет брать оленей за товары?

Оленеводы уже без прежнего восторга и расположения смотрели на гостей. Куркутский ждал этого перелома в настроении людей и вовремя его уловил.

— Плохо, когда волк убьет оленя? — спросил вдруг Куркутский.

— Ии-ии-ия! — покачали головами оленеводы. — Ок-кой! Плохо.

— Плохо, когда человек обманет человека? — задал, новый вопрос Куркутский.

Оленеводы знают, что ничего не может быть постыднее обмана. Они единодушны в этом своем мнении, но им непонятно, почему приехавший об этом спрашивает. Их любопытство растет, не дает покоя, и Куркутский, посасывая, как и все, свою трубку, начинает говорить:

— Американские купцы обманщики. А Малков все равно что волк. Только он хуже волка. Зверь убьет оленя, насытится и уйдет. Он не будет убивать оленей, если не голоден.

Куркутский неторопливо рассказал о гибели Новикова, и это потрясло слушателей.

— Сделал это Малков за то, что раскрыли его обман. Сколько он вам давал за шкурку песца?

В этот поздний вечер оленеводы стойбища Средней Реки узнали, что за пушнину, за оленей они получали намного меньше, чем следовало. Они узнали, что их точно так же обманывали и американские купцы. Об этом прослышал великий вождь Ленин и прислал своих родичей-большевиков защитить людей от несправедливости.

— Великий вождь Ленин просил своих родичей-большевиков передать вам, — Куркутский говорил громко и торжественно, — что вы ничего не должны купцам. У вас нет долгов. А шкурки и оленей у вас Советская власть будет покупать по справедливой цене.

— У нас нет долгов? — наперебой спрашивали чуванцы. — Мы ничего не должны купцам?

— Да! Да! — подтвердили Дьячков и Куркутский. — У вас нет долгов!

Для Оленеводов это оказалось приятной неожиданностью. Каждый подсчитывал, сколько же у него сбережется теперь шкурок и оленей и сколько он на них получит товаров. Много! Конечно много, если теперь торговля пойдет такая, какую наказал вести великий вождь Ленин. Чуванцам уже не терпелось скорее произвести обмен по-новому, и они очень обрадовались, когда Куркутский сказал: