Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье

У Елены даже голова закружилась, и она так покачнулась в седле, что чуть не свалилась, однако в следующую секунду еще ярче представила себе Акима Морева и вся устремилась вперед, видя, как он стоит на крылечке саманушки и, застенчиво улыбаясь, протягивает ей руки, говоря: «Вот и я. Видишь?»

И такая радость охватила Елену, что она даже тихо взвизгнула, совсем не предполагая, что на ферме вместо Акима ее ждет новая непоправимая беда.

Дочка Егора Пряхина, молодой ветеринарный врач Люся, несмотря на запрет Елены, решила самостоятельно сделать коням прививку по методу Рогова.

Ничего особенного сама по себе техника прививки не представляла. Надо было набрать в шприц содержимое препарата, очистить на шее коня место для укола, затем вколоть иглу в мякоть, выпустить туда сыворотку, затереть спиртом. Все это куда проще, нежели влить человеку в вену глюкозу или магнезию.

— Девчата, девчата! — кричала Люся, подгоняя своих помощниц-студенток, проходящих здесь практику. — Давайте обработаем пятнадцать — двадцать коней. Приедет наша хозяйка, а кони уже обработаны.

Девчата с охотой согласились, желая сделать приятное Елене. Быстро вывели из кошар коней, которые благодаря применению препарата Рогова уже почти ожили, привязали их в ряд у длинных бревен. Одни принялись простригать места для уколов на шее лошадей, другие протирали эти места спиртом, третьи несли флакончики с жидкостью, четвертые кипятили шприцы, а зачинщица всего этого, Люся, уже облеклась в белый халат Елены и, играючи, изображая собою профессора, со шприцем, приподнятым над головой, подошла к ближайшему коню и сделала ему укол. Потом то же проделала со вторым конем, с третьим, с десятым… Все это совершалось быстро, напористо, с веселым хохотом, как и положено молодежи.

Но когда Люся сделала прививку восемнадцатому коню, все девушки вдруг резко обернулись: первый конь, которому был сделан укол, вдруг рухнул на траву и начал бить копытами, далеко отшвыривая от себя комья земли. Следом за ним рухнул второй, затем третий, четвертый… Остальные взмокли и покачивались, словно их кто толкал: толкнет — отпустит, толкнет — отпустит.

— Да что же это такое? — роняя шприц и обводя лошадей испуганным взглядом, произнесла Люся. И вдруг закричала на студентку: — Что ты мне дала?

Кинувшись к ящику, она выхватила оттуда пузырек с жидкостью и прочитала: «Препарат Рогова». Да, то самое вещество, которое и нужно для прививки. Тогда в чем же дело? Тогда почему же кони, как мухи от пиретрума, валятся на землю? Вон повалился одиннадцатый. Рядом с ним двенадцатый; этот еще качается — туда, сюда, но вот и он рухнул. Рухнул и тринадцатый, четырнадцатый… восемнадцатый… Только два коня, которым не успели сделать укола, стоят и просяще поглядывают на степь.

Все это походило на то, как если бы девушки, надев коньки, вышли на каток и ринулись по дорожке, уверенные, что лед лежит твердо, но вдруг лед проваливается, и они — по грудь в холодной воде.

Вначале их сковало смертельное оцепенение, затем Люся вскрикнула, кинулась в сторону и тут же ничком упала в траву, вся трепеща, будто подстреленная птица. Девчата присели на корточки вокруг нее, и степь огласилась звонким плачем…

А Елена, еще издали завидя саманушки, кошары фермы, все понукала и понукала коня, хотя Голубчик, почувствовав запах своих сородичей, шел уже таким галопом, что из-под его копыт то и дело вылетали стрепеты, куропатки или выскакивали лисы, мелкие и юркие.

«Сейчас я увижу Акима. Его, его! — радостно звучало в душе Елены. — И сразу все решим. Не надо нам скрываться, тянуть. Надо объявить всем. Славный мой! Аким мой! Только ты…»

…И неожиданно она увидела: у коновязи лежат мертвые кони.

Голубчик при виде их отфыркнулся, шарахнулся в сторону, а Елена спрыгнула с седла и замерла. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль:

«Вот какое венчание тебе приготовлено».

— Встать! — вдруг закричала она так зло, как кричит командир, видя, что его бойцы полегли, испугавшись огня противника. — Встать! — еще резче крикнула она и со всей силой ударила плеткой по голенищу своего сапожка.

Девушки вскочили и, подталкивая впереди себя Люсю, двинулись к Елене, в эту минуту совсем не похожей на ту добрую, милую подруженьку, какой они привыкли ее видеть. Перед ними стояла разгневанная, властная женщина.

— Что наделали? — ожесточенно вскрикнула она, затем шагнула к ящику с пустыми пузырьками, глянула и все разом поняла: девушки дали лошадям лишнюю дозу препарата Рогова и этим убили их.

У Елены так и брызнули слезы.

Тогда, с трудом преодолевая овладевшую ею немоту, заговорила Люся:

— Хотели, Елена Петровна, хотели сделать хорошее, вам приятное. Вот, мол, уехала она: сестра очень заболела. А мы, чтобы не бездельничать, давайте… Приедет и скажет: «Хорошие девчата у меня».

Елена, роняя плетку, шагнула к саманушке, а войдя внутрь, села за стол, сжала руками виски, да так и застыла.

Она уже представляла себе, как обрушится на нее Любченко.

Уничтожили восемнадцать коней, и нет этому оправдания… Нет! Девчата набезобразничали? Люся? Что ж, отдайте ее под суд. Люсю, вон ту Люсю, которой так хочется выйти замуж за Любченко; ту Люсю, которая еще вчера так горестно рассказывала о засохшей березке в лимане. А ведь она хотела сделать хорошее…

Елена тут же припомнила, как недавно председателю Разломовского райисполкома Назарову дали машину «Победа». Он вместе с шофером отправился за нею В Приволжск. А когда ехали обратно, в пути их застал дождь. Долго стояли они на дороге и только через трое суток, измученные, поздней ночью добрались домой. Поставили машину во двор, а сами, наспех перекусив, повалились в постели. И утром… ба! Двенадцатилетний сынишка и старик, отец Назарова, решили сделать хорошее: достали мочалы, воды и принялись мыть машину. Дедушка когда-то был моряком и потому приговаривал:

— Драить ее надо, внучек. Драй, драй!

И надраили. Как только машина подсохла, на краске проступили резкие полосы, будто по ней прошлись стальной щеткой.

Утром Назаров и шофер увидели: во дворе стоит исполосованная машина, а около нее сидят виновники и ревут.

Как с ними поступить?

Ведь хотели хорошее сделать.

Как поступить с Люсей?

Ведь тоже хотела хорошее сделать.

Елена поднялась из-за стола, подошла к окошечку, отдернула занавеску и снова отшатнулась: неподалеку лежали убитые кони. Восемнадцать! Час назад они были почти здоровы. Нужна была только последняя доза… и какой гибельной она оказалась! Конечно, в совхозе Ермолаева, откуда их доставили, кони все равно подохли бы. А здесь выздоравливали. Кони! Милые кони с такими добрыми глазами. Вон они лежат рядочками… А Люся сидит в стороне и очень походит на прибитого рыжего котенка.

Хотела сделать хорошее. Хорошее превратилось в страшное, и не только для тебя, Люся, а и для меня… Сердце мое простит тебя, как сердце Назарова простило деда и сына: хорошее хотели сделать. Но ведь не все сердца такие. Есть злые, как у лис, — шепчет Елена и не знает, что предпринять, как устранить беду, неожиданно свалившуюся на ее голову.

Она снова присела за столик, опустила лицо в ладони и почувствовала: сквозь пальцы к локтям потекли ручейки слез…

Девчата и Елена всю ночь не спали…

Убрать бы этих коней, сжечь, закопать. Но куда их уберешь, куда закопаешь, где сожжешь? Ведь это не охапка дров, не щепка. Восемнадцать раздутых трупов.

— Скачи за Ермолаевым! — приказала Елена Люсе. — Оседлай Голубчика и скачи. Пусть немедленно едет сюда. Если он человек честный, мы что-нибудь придумаем. Нет — пропали мы с тобой, Люся!

— Ведь сто километров до него, — предостерег кто-то из девчат.

Напрямую меньше. Люся знает степи, — ответила Елена. — Скачи. Только не загони коня.

Добрые дела, они скромные: не шумят, не гремят о себе на каждом перекрестке, а злые — шумливые, как пустые бочки…

Весть о падеже восемнадцати коней немедленно разнеслась по центральной усадьбе совхоза. Как это случилось? Ведь никого из посторонних не было в эту ночь на ферме, а злая клевета поползла: «Кони погибли потому, что препарат Рогова — авантюра. На применение его дал право Елене Аким Петрович Морев — у стожка, в степи».