Право на легенду

— Вездеход туда не доберется, — сказал начальник станции. — Ты же знаешь, Александр Касимович, вездеход даже близко не подойдет.

— Я все знаю… Вот что. Быстро соберите нам следующее: веревки двести метров, три фонаря, две ракетницы, ну и что понадобится, сообразите тут без меня. Быстро! Я сейчас вернусь…

Вутыльхин встретил его с кислой миной.

— Гости приезжают, а встречать некому. Я хозяин, я один не разорвусь. Ты чего так запыхался?

— Запрягай собак, Тимофей Петрович. Поедем на Кеглючин-камень. — Варг рассказал, в чем дело.

— Я тоже поеду, — сказал Малков.

— Зачем?

— Ну, так.

— Так не надо. Мешать будешь. Там много людей не нужно. Главное, надежные люди нужны.

Это он сказал специально для Вутыльхина. Тот расправил плечи, согласно кивнул:

— Правильно. Люди нужны надежные.

Дорога шла по узкому карнизу, прилепившемуся к скалам, и ветер дул не так сильно. Ехали молча. Варг не раз бывал у подножия Кеглючин-камня и знал, что взобраться на эту почти отвесную стенку он не сможет, он ведь не альпинист, не скалолаз. Николай тем более не поднимется. Молод еще слишком. Но, может, за это время какая-нибудь трещина появилась, впадина…

Вутыльхин собак не жалел, но все равно они добрались до перешейка, соединявшего берег со скалами, уже под вечер. Солнце, правда, стояло высоко, хотя все вокруг тонуло в снежной пелене.

Когда вышли к Кеглючин-камню, Варг увидел, что ничего не произошло. Ничего такого, на что он надеялся. Да и на что было надеяться?

Скала поднималась прямо перед ними метров на сорок. Эта ее сторона была шершавой, бугристой, покрытой мхами, а та, что смотрела в море, аж блестела, до того ее отполировали волны и ветер.

— Бастилия, — вздохнул Николай. — Ни черта у нас не получится.

— Ладно, — сказал Варг. — Чего разговаривать? Зачем-то же мы сюда ехали? Пойду смотреть.

То, что он увидел вблизи, еще больше укрепило его в мысли, что залезть на скалу невозможно. Но он все равно уже знал, что полезет, и потому стал прикидывать, с чего начать. Метрах в двадцати над ним на узком уступе торчал каменный палец. Если закинуть туда веревку и продеть ее в расщелину между скалой и камнем, то можно будет попытаться… А дальше? Ведь он едва уместится на этом уступе, и то если втиснется в расщелину всем телом.

— Николай, — сказал он. — Давай попробуем захомутать.

— Александр Касимович, я все-таки помоложе…

— А я пожилистей, — оборвал его Варг. — Некогда, Коля. Начали!

— Погоди, — сказал Вутыльхин и отобрал у него веревку. — По камням лазить — твое дело. А чаат закинуть — мое дело. Ну-ка, не мешайте.

Вутыльхин с первого раза закинул веревку за камень. Обломок скалы с виду казался надежным, но кто его знает, может, это просто камень, стоящий на уступе, и стоит его пошевелить покрепче, как он рухнет на голову. Стараясь об этом не думать, Варг несколько раз дернул веревку и, убедившись, что она крепко сидит в расщелине, полез.

До уступа он добрался сравнительно легко, и это его ободрило. Но ненадолго. Отсюда он даже не видел вершины, не знал, есть ли там хоть какой-нибудь выступ или трещина, в которой веревка могла бы удержаться. Но зато он разглядел, что в нескольких метрах от него поднимается вверх узкий каменный желоб. Это был именно желоб, или, лучше сказать, печная труба, с той лишь разницей, что здесь было всего три стены, и они были такие же узкие, как в трубе, такие же гладкие. Он принялся соображать, как по этой трубе лезть. Выходило, что лезть можно только самым неудобным образом: упираясь спиной в одну стенку, а руками и ногами — в противоположную.

…Наверное, теперь уже никогда в жизни не будет ничего такого, что бы он вспоминал с большим страхом. Это был самый настоящий, откровенный страх, не поддающийся контролю, потому что Варг с детства боялся высоты и ничего не мог с этим поделать. Вот так же он забирался когда-то на парашютную вышку в Лидинске, карабкался с перекладины на перекладину, а внизу стояли Сергей и Варя. Он надеялся, что его окликнут, что Варя, конечно, запретит ему лезть дальше, но Варя молчала. Сергей не позволял ей кричать, уверяя, что, если она крикнет, Сашка тут же свалится. И он лез, чувствуя, что еще немного, и он упадет, но внизу была Варя, и он лез.

Потом он сделал еще одно усилие, последнее, потому что больше он просто держаться уже не мог, и выбрался на вершину. Здесь было солнце и ясное небо, а внизу, совсем рядом, густо крутились туман и снег, слышны были звуки моря и еще какой-то очень сильный шум — то ли это ревели моторы, то ли еще что. Трудно было понять что-нибудь в тумане, который скрадывал и искажал звуки.

Да… Ну что ж, он все-таки еще на что-то годится, старый капитан. Не обмяк. Смотри-ка ты, забрался на Кеглючин-камень и веревку с собой притащил и ракетницу. Надо, пожалуй, посигналить ребятам, они там внизу, должно быть, думают, что теперь он торчит на скале с разбитым черепом.

Так он лежал минут десять, расслабившись, собираясь с силами. Спускаться вниз будет легче: он прочно закрепил веревку в камнях. Правда, сильно болели руки. И, кроме того, он устал. Так устал, что было трудно сжать пальцы в кулаки. Но не беда. Теперь уже не беда. Сейчас он еще полежит минуту и станет спускаться. Там, внизу, он знал, тумана нет, его разогнал ветер, и можно будет сразу же просигналить ребятам на «Азимут», чтобы ему бросили конец. И все будет самым лучшим образом, капитан, только еще чуть-чуть полежать, и можно будет спускаться…

Все было так, как он рассчитал. Площадка, широкая и ровная, находилась как раз на уровне борта «Азимута» и могла бы принять весь экипаж, и до шхуны было действительно не более тридцати метров! «Азимут» стоял, накренившись на борт, глубоко осев кормой, и волны уже заливали надстройки.

Но людей на судне не было.

В ту минуту, когда Варг оказался на площадке, вертолет, висевший над палубой, круто отвалил в сторону и пошел к противоположному берегу. Варгу не нужно было напрягать зрение, чтобы увидеть под брюхом машины веревку с обыкновенным морским якорем на конце. На якоре, обхватив его руками, сидел человек. Последний человек, которого сняли со шхуны. Должно быть, это был капитан Ракитин.

Варг смотрел на удаляющийся вертолет, на крошечную фигурку, обнявшую якорь, и думал, что его бы только силком заставили вот так бултыхаться между небом и землей, висеть на якоре — подумать только!

И еще он подумал, что за эти несколько часов люди, должно быть, совсем обессилели. Иначе какой бы моряк не взобрался по трапу в кабину…

Всю обратную дорогу Вутыльхин сидел нахмурившись. Уже когда подъезжали к дому, он сказал:

— Всю ты мне свадьбу испортил! И зачем я тебя только пригласил? Мог бы и не приглашать, раз ты такой быстрый, тебе все ездить нужно.

— Ладно, — устало проговорил Варг. — Ладно, Тимофей, не ворчи. Ну, виноват я перед тобой. Виноват.

— Конечно, виноват! — с готовностью подхватил Вутыльхин и удовлетворенно хмыкнул. — Это хорошо, что виноват. И я перед тобой тоже виноват. Так что мы с тобой оба виноваты.

— А ты — чего? — настороженно спросил Варг.

— Да я, понимаешь, твоего медведя одному хорошему человеку подарил. Ты погоди, не ругайся, я другого тоже подарил, но они люди хорошие, приезжие, а ты — куда денешься? Ты же свой человек. Подождать можешь.

Потом, когда они уже входили в дом, добавил:

— А еще скажу, что каждый себе медведя сам добывает.

— Прохиндей ты, Вутыльхин, — сонно сказал Варг. — Ну тебя к черту, в самом-то деле. Уложи меня лучше спать, а то я сейчас помру…

7

За окнами все еще тянулась тайга, но уже было ощутимо дыхание океана. Скоро — конец пути. Это чувствовалось по всему. Проводники собирали порожнюю посуду, женщины развешивали на плечиках измявшиеся за дорогу туалеты, в вагоне-ресторане кончилось пиво. Это последнее обстоятельство огорчило Варга: он не то чтобы очень любил пиво, просто — на Чукотке его не было, вот и привыкли северяне пить впрок. К тому же пиво ему запретили, а Варгу не нравилось, когда ему что-то запрещали.