Право на легенду

— Может, бутылочку найдем, а? — заискивающе попросил он буфетчицу. — Хоть одну, — для старого человека.

— Я бы для вас не пожалела, — сказала буфетчица, успевшая проникнуться к Варгу уважением. — Вон, видите, мужчина сидит, последние пять бутылок взял. Хороший мужчина, — доверительно добавила она. — Вы попросите, он поделится. Между прочим, тоже моряк.

Варг глянул в дальний угол вагона и увидел там одиноко сидящего Володю Самохина. Володе было много за пятьдесят. Нос у него был картошкой, волосы рыжие, уши плотно прижаты к черепу, глаза под мешковатыми веками маленькие, юркие, взгляд угрюмый. Суровый человек Володя Самохин! Кулаки у него пудовые, шкура дубленая, голос вроде наждака: гаркнет — мороз по коже. А буфетчица, поди ж ты, говорит: хороший мужчина. Умная какая тетка, подумал Варг, чрезвычайно обрадовавшись этой неожиданной встрече. Тем более неожиданной, что Самохин служил механиком на том самом «Балхаше», где Варгу уже оставлена каюта.

— Что же это делается?! — громко, на весь вагон сказал Самохин. — Я, понимаешь, только в поезд сажусь, только, понимаешь, беру пиво и начинаю думать про капитана Варга, а он уже здесь! Тебя на пароходе ждут не дождутся, я на неделю к дочке ездил, так мне Донцов говорит — ты, смотри, не задерживайся, твой дружок закадычный решил последний раз по морю поплавать, ты, говорит, обеспечь, чтобы машина не подвела, а я ему… — Самохин вдруг на секунду сбился, махнул рукой. — А что машина? Машина, понимаешь, свое отплавала…

— В последний рейс? — спросил Варг.

— Наверное…

— Что — наверное? Такие вещи точно знать положено.

— Ну… Сам понимаешь, Александр Касимович, я про это думать не хочу. Давай про это не будем. Давай лучше про другое будем разговаривать.

Они стали разговаривать «про другое», но все равно получалось «про это», хоть и не вслух — никуда им было не деться от мысли, что многое в их жизни происходит в последний раз, и потому все то, что делаешь пока еще исправно и каждодневно, надо делать хорошо — переделывать будет некогда…

— Светлаков сейчас где? — спросил Самохин.

— Буксир у меня принял.

— Нормально у него?

— Нормально…

— Я знал, что у него будет нормально.

— Ничего ты не знал, — сказал Варг. — Как ты мог знать, если ты ему морду бил.

— Тогда он заслужил, потому что подонком был.

— Ты был ангелом…

— Брось ты задираться, — усмехнулся Самохин. — Я теперь человек положительный, я теперь, понимаешь, даже наставник. Видал? Доверил бы ты мне людей воспитывать в сорок девятом?

— В пятидесятом, — поправил Варг.

— Ну, в пятидесятом, какая разница. Ведь не доверил бы?

— Почему же? — рассмеялся Варг. — Воспитывал ты хорошо, аж юшка из носа… Я, между прочим, тот день до сих пор помню, — уже серьезно добавил он. — Чайки тогда кричали, помнишь? Прямо как на похоронах.

…В тот год сезон у рыбаков выдался особенно трудным. «Рыба как в воду канула», — мрачно шутили промысловики. Но план нужно было выполнить любой ценой — такое было время. Это понимал даже Морской регистр, и потому, скрепя сердце, продлил сроки плавания судам, уже обреченным на слом.

На один из таких сейнеров Варг был назначен штурманом. «В порядке укрепления кадров, — сказали ему. — Пароход, может, еще и не потонет, он железный, а вот люди там — одна труха. Никчемный народ. Ты, конечно, делу не поможешь, а все-таки…»

Варг уже огляделся на Севере, успел привыкнуть к тому, что здесь свои законы, часто жесткие, не сразу понятные, знал, что были тут и случайные, пришлые люди, жаждавшие благ, готовые за эти блага вкалывать на полную катушку, но все равно они оставались пришлыми. Без корней, без традиций. Сейнер был под стать экипажу. Разболтанный, он скрипел ржавыми ребрами даже в тихую погоду, дышал как загнанная лошадь; борта у него шелушились коростой — никто уже не помнил, когда их в последний раз красили, на палубе… Да что там говорить! Хлев — он и есть хлев.

Варг посмотрел на все это и загрустил: он был молод, он еще не забыл и не хотел забывать истинно корабельную службу.

Механика Самохина Варг сразу же невзлюбил: бандитская рожа. Что ни слово — переборки гнулись. Варгу, который старался блюсти хоть какую-нибудь дисциплину, сказал:

— Ты, Саша, не лезь. Тебя, понимаешь, начальство прислало, ты исполняй, а мы свое исполнять будем. Мальчики у нас бедовые. Может и это… неприятность быть.

— Не может, — сказал Варг. — Я тебя вместе с твоими мальчиками за борт покидаю.

Самохин пожевал губами и посмотрел на Варга с искренним изумлением. Откуда ему было знать про беспризорника Сашку Варга, прошедшего великую школу у предводителей королевских пиратов Кружилина, откуда было догадаться, что бывший инструктор морских десантников мог и впрямь выкинуть его за борт — уж очень это казалось неправдоподобным.

Для Варга неправдоподобным было другое — сейнер, разваливаясь на ходу, продолжал исправно ловить рыбу, и рыбы, не в пример другим, — было много. Выгребали полные невода, в спешке сдавали на рыбозавод и снова, стуча машиной, уходили в море. Варг на путине был впервые. Неистовая, без сна, без отдыха, работа казалась ему оголтелой гонкой за заработком, тем более что сами рыбаки только и говорили о деньгах — у каждого на эту путину были свои планы.

— Золотая рыбка, — весело потирал руки Самохин. — Бриллиантовая! Ты, Саша, думаешь — она икру мечет? Она, понимаешь, денежку мечет — полновесный советский рубль! Мы ее за это уважаем…

К окончанию путины выяснилось, что экипаж сейнера завоевал первое место в соревновании и награжден вымпелом.

— Ты смотри, — удивился Самохин. — А за вымпел этот, понимаешь, ничего не дадут? Ну, к примеру, чего-нибудь дефицитного?

— Ты бы на прииск шел, — сказал Варг. — Там, говорят, в старательской артели, если повезет, сразу можно на две машины заработать.

Варг ждал, что Самохин скажет сейчас что-нибудь непотребное, но механик только улыбнулся, и Варгу даже показалось — улыбнулся грустно.

— Машина у меня, Саша, одна. Она в трюме на мертвом якоре. Только тебе этого не понять, ты — человек пришлый…

Через неделю сейнер стал готовиться в последний рейс — к Зеленой косе, где его предстояло выбросить на берег.

За сутки перед этим на судне стали происходить события, никак не вязавшиеся с тем, чему Варг был свидетелем в течение всего сезона. Он не верил своим глазам — молчаливые, с какой-то особой сноровистостью в движениях, люди мыли, драили, скребли ставшее вдруг таким маленьким и уютным суденышко, протирали иллюминаторы, черной краской обновили номера, надраили все, что можно было надраить, и даже выстирали истлевшие, трижды залатанные занавески в кают-компании.

К Зеленой косе подошли, почти не снижая хода. Экипаж выстроился на палубе. Внезапно наступила тишина, палуба перестала дрожать под ногами. С прибрежных скал сорвались чайки, закричали — громко, испуганно.

— Держись! — приказал Самохин.

Сейнер чиркнул днищем о камни, судорожно вздрогнул и, пробежав еще несколько метров, остановился, упершись носом в берег. Все стихло. Внезапно где-то в глубине судна раздался странный звук — словно лопнула струна. Это было как последний вздох. Варг зябко поежился. Кто-то из матросов сорвался с места, подбежал к рынде и стал беспорядочно дергать за веревку…

Потом, когда они уже сошли на берег, капитан, плававший последний сезон, сказал:

— Все, ребята! Спасибо за службу. Мы с ним свое отходили, — он кивнул в сторону сейнера. — Свое отплавали… А вам — дальней дороги. Хорошего капитана.

Он вытащил из кармана бутылку, откупорил ее и, сделав глоток, передал соседу.

— Помянем!

Вчера Варгу все это могло показаться чем-то неестественным, наигранным, театрально-бутафорским: как же! — знает он этих парней, видел их, помнит, как плевали они и на сейнер, и на свою работу, но сейчас вдруг все позабылось, было только вот это — пустынный берег и молчаливые люди, прощающиеся со своим судном…

Постояв еще немного, двинулись к поселку. Дорога шла берегом, под ногами тихо шуршала галька. Вдруг позади кто-то отрывисто, громко засмеялся — как закашлялся. Варг обернулся. Смеялся Светлаков, молодой матрос, недавно пришедший на сейнер. Он стоял в расстегнутом бушлате, слегка покачивался.