В гольцах светает

«Сам черт не разберется в их речи», — заключил он про себя, не вставая. Он неторопливо вытащил коробочку и раскрыл ее.

— Царь очень любит вас и ваш народ, — торжественно повторил он, поглаживая сияющую медаль и исподволь наблюдая за вытянувшимися лицами старост. Он заметил, как глаза Гасана вспыхнули жаждой, как он весь подался вперед. — Государь посылает эту высокую награду одному из вас...

Зычный голос оборвал речь исправника...

— Один — это Гасан! Кто может равняться с ним? Большой подарок царя губинатр может отдать только ему!

Гасан, скрестив руки на груди, стоял с высоко поднятой головой и сверху вниз смотрел на исправника. Салогуб медлил, созерцая его внушительную фигуру, дышащую уверенностью и властью, хотя выбор был сделан сразу. Налюбовавшись вдоволь, он торжественно подошел к старшине и под довольно равнодушные взгляды двух других старост прикрепил к его груди ослепительную медаль.

— Государь велел вручить эту медаль тебе, лучшему его помощнику, большому начальнику тайги, — раздельно и громко произнес исправник. — Царь любит тебя и всех вас. Вы должны...

— Да, это так, — снова перебил Гасан, выпячивая грудь и благоговейно дотрагиваясь пальцами до медали. — Наш народ пошлет царю много пушнины. Это сказал Гасан!

Салогуб удивленно вскинул брови: «Ну и догадлив, бестия!»

— Да, ваше общество не платило ясак три года. Это нехорошо. Сейчас вы должны искупить свою вину перед государем. Вы должны послать пушнину царю, и царь вас будет любить еще больше.

— Будет так, как сказал Гасан! — Шуленга круто повернулся к двери, за ним робко потянулись его товарищи.

Исправник проводил их до порога, дружелюбно пожал на прощание руки и, довольный собой, вернулся к столу. С блуждающей улыбкой на полном лице он откинулся на подоконник, с удовольствием потянулся.

— Баталия, смею доложить, выиграна. Без малейших усилий со стороны его сиятельства, — вполголоса размышлял исправник. — А гордая рожа у этого старосты, и силен, и властен, и догадлив, бестия. Этот заставит скакать под свою дудку инородцев.

Легкое покашливание прервало размышления исправника. В дверях с многозначительной улыбкой на лице появился Шмель.

— Купцы второй гильдии братья Черных явились по указанию вашего благородия. Стало быть, ждут уденции.

— Аудиенции, служба, — миролюбиво поправил Салогуб. — Отчет тобой приготовлен?

— Энтот, что говорили, ваше благородие? Вотчас будет сготовлен.

— Пусть обождут. Я занят, — распорядился Салогуб властным голосом, так, чтобы слышали в прихожей.

Шмель беззвучно удалился из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

В прихожей на грубой массивной лавке сидели купцы, держа шапки в руках. Они встали навстречу писарю, разом поклонились. В глазах беспокойство и тревога.

— Вот, господа торговые люди, ихнее благородие заняты, — проговорил Шмель, разгибая спину.

— Это мы слышали, господин писарь, — густым тихим голосом ответил высокий мужчина с черной окладистой бородой. — Но о чем разговор будет, тебе-от известно?

— Как вам сказать, господа торговые люди, — ухмыльнулся Шмель. — Приказано сготовить отчет о том, сколько вы в минувшем году напромышляли пушнины у инородцев путем обмена на спирт. Вот мы и стараемся, стало быть.

Шмель уселся на табурет и, ткнув замызганное перо в чернильницу, зашуршал бумагой.

Купцы беспокойно переглянулись. Бородатый приблизился к столу, зашептал:

— Господин писарь, ты-от знаешь, как мы мытаримся по тайге. Порадей, а мы ужо не оставим тебя в накладе.

Шмель молча скрипел пером. Бородатый подал знак своему товарищу. Захрустели ассигнации.

— Прими, господин писарь, за хлопоты, — прогудел он, протягивая пачку денег.

— Сорт не тот, господа торговые люди. Шума много, а звону нету, — бросил Шмель, продолжая строчить.

Его левая рука нырнула в столешницу, на столе появилась массивная глиняная плошка с обкусанными краями. Шмель невозмутимо продолжал скрипеть пером под вздохи и шепот купцов, под звон монет. Когда плошка оказалась почти наполненной золотыми полуимпериалами, она так же бесшумно исчезла в ящике стола. Шмель поднялся, шепнул что-то бородатому детине и скрылся за дверью. Через минуту он появился на пороге, приглашая купцов к его благородию. Купцы гуськом вошли в комнату, отвесили глубокий поклон. Салогуб, слегка кивнув, внимательно следил за лицами «торговых людей», которые смиренно стояли перед ним. В комнате царило молчание.

— Садитесь, — властным голосом предложил Салогуб и внушительно постучал пальцем по листочку бумаги на столе. — Купец второй гильдии Иван Черных?

— Я буду Иван Черных, купец второй гильдии, ваша милась, — густым басом ответил чернобородый, комкая огромными лапами длинноухую беличью шапку. Богатая долгополая шуба черного меха и плотного сукна свободно покоилась на его широких плечах, круглое слегка горбоносое лицо дышало достоинством, небольшие серые глаза смотрели с едва заметной лукавинкой. Глаза исправника разом охватили всю эту могучую фигуру и, казалось, прощупали до самых печенок.

«Хитрый купчишка, хотя и держится простачком», — подумал Салогуб и строго сказал:

— Так, Иван Черных, сколько скупил пушнины у охотников тунгусского общества в прошлую ярмарку?

— Ужо так, самую малось, ваша милась. Три соболишки да дюжины четыре хвостков бельчонки. Известно, наша судьбина купеческа не сладка. Што промыслим, на то и живем. Перебиваемся с воды на хлеб, — с готовностью ответил купец.

— Ну, а на что же вы живете, господа торговые люди? Как промышляете себе хлеб-соль? — прицелился в его лицо исправник.

— Так и живем, ваша милась. Мытаримся в проклятущей тайге.

— Значит, говоришь, что скупил у инородцев: соболей бурых с хвостами и лапами — три, белок серых сибирских — четыре дюжины. Так? — сощурил глаза исправник.

— Так оно и есть, ваша милась. Это в торговых листах-от помечено. А больше ни-ни. Вот истинный крест, — пряча в бороде усмешку, снова перекрестился купец.

«Врет бестия и святыми подкрепляет, — почти с удовольствием отметил про себя Салогуб. — И в отчете, заготовленном Пчелкой, то же сказано: согласно торговым листам, засвидетельствованным старостами родов и головой управы, купец Иван Черных в прошлую ярмарку скупил три соболя и четыре дюжины белок на общую наличную сумму 290 рублей 00 коп. Догони их!»

Исправник оторвал взгляд от листа и громко спросил:

— Купец второй гильдии Прохор Черных!'

— Я буду, ваша милась, второй гильдии купецкий брат Прохор, — поспешно поднялся безусый юнец.

Он во всем был схож со своим старшим братом. Такой же густой голос, те же глаза с лукавинкой, те же повадки, только много моложе.

— Сколько скупил пушнины у инородцев? — строго глядя в лицо молодого купца, спросил исправник, заранее предвидя ответ.

— Самую малось, ваша милась, — бойко ответил тот. — Двух соболишек с хвостами и лапами и дюжину бельчонок. Промышляем вместе с братом на харч, тем и сыты.

«Успел-таки Пчелка погреть руки возле этих купчишек, — подумал Салогуб. — Интересно, сколько же он из них выколотил? Но погодите же, чертовы дети, вы у меня не выкрутитесь!»

— Ну, а в тайге, на промысле, не скупаете рухлядишку? — с недоброй усмешкой спросил он.

Прохор метнул быстрый взгляд на брата, так же бойко ответил:

— Никак нет, ваша милась. Живем тут безвыездно.

— Так, безвыездно! И помимо ярмарки, минуя установленный порядок, также ничего не скупаете?

— Так точно, ваша милась, — подтвердил Прохор, не заметив предупреждающего взгляда брата.

Исправник подался вперед, хлопнув пухлой ладонью по столу, заключил:

— Зачем же вы, господа торговые люди, торчите здесь круглый год? Ведь ярмарка бывает один раз в году?

Прохор было открыл рот, но старший брат сунул ему в лицо пушистую шапку, поднялся.

— Верна, ваша милась, — с завидной чистосердечностью подтвердил он. — Какой-от резон нам проживаться тута без дела. Скупаем мы поделку рук жен инородцев — кумеланы там, кисеты, другу мелочь. Они на это страсть дошлы. Ну и сбываем по малой цене золотнишникам. Убыточно это, сами в накладе остаемся, да хлеб-соль промышлять надо. Так и мытаримся в проклятущей тайге. — Купец смиренно склонил голову, однако, заметив, что исправник ждет еще чего-то недосказанного, добавил с подкупающей искренностью: — Как перед богом, ваша милась. И инородцев жалко. Как-никак, люди тожа. Просят: возьми, мол, купец, шкурки на зелье к ружьишку или там на какой харч. Откажешь разве? Бывает, возьмешь что-нибудь из рухлядишки и спать не можешь, как грех на душу. Ну, а чтобы обидеть инородца или заниматься меной на спиртишко, избави бог. Вот истинный крест.