Разлив Цивиля

— А с другими так: на каждом поле будет пересмена культуры, — сдался агроном, встал и подошел к висевшей на стене карте сявалкасинских полей.

Павел из своего уголка внимательно слушал перепалку председателя с агрономом. Из нее было ясно, что Трофим Матвеевич будет делать то, что сам найдет нужным. Правильно это или неправильно — будет так, как решил председатель! Вон и Мирон, должно быть уже зная характер Прыгунова, не решился настоять на своем.

— Партия обращает наше особенное внимание на кукурузу, — с такого вступления начал Мирон. — Район увеличивает в этом году площадь под этой культурой еще на две тысячи гектаров. Поскольку у вас земли в яровом клину не хватает, ее придется посеять в паровом второго поля. Для этого вам выделяется дополнительно еще сто гектаров земли.

— Вот это линия партии! — одобрил Трофим Матвеевич.

— Я тщательно изучил, какие культуры за последние два года возделывает ваш колхоз, и считаю… — Агроном поправил очки, значительно кашлянул и продолжал излагать результаты своего «тщательного изучения» севооборота.

А Павел чем больше слушал агронома, тем больше убеждался, что тот в своих суждениях исходит главным образом из указаний вышестоящих организаций, а не из учета почвенных условий колхоза. Ну кому не ясно, что по склонам, чтобы скрепить почву и предохранить ее от весеннего размыва, следовало бы посеять многолетние травы!

Он так и сказал, воспользовавшись паузой в выступлении агронома.

— И кто же сеет кукурузу в паровом поле?! К тому времени, когда надо будет сеять рожь, кукуруза не поспеет даже на силос. Кроме воды, в ней еще ничего не будет. Надо ли возделывать воду?.. Севооборот, выработанный Мироном Семеновичем, — это всего лишь разверстка районного плана, не связанного с интересами колхоза.

Агроном резко повернулся в его сторону, и вот только когда они встретились взглядом, Мирон, конечно, узнал его и скривился в кислой улыбке.

— Да, да, — продолжал Павел, — не почвы надо подгонять под севооборот, а севооборот составлять исходя из особенностей наших сявалкасинских полей! Почему, например, берется такой упор на пшеницу, когда у нас с давних пор хорошо родится овес и ячмень?!

Трактористы оживились.

— За кукурузой мы перестали видеть другие культуры, — подал голос Элекси. — Весь навоз — под кукурузу, вся техника — на кукурузу. А рожь, пшеница, ячмень — это уже где-то на третьем месте…

— А вы понимаете, товарищ Кадышев, — обратился Трофим Матвеевич почему-то к одному Павлу, — что, выступая против кукурузы, вы тем самым выступаете против линии партии?! Вы не знаете, что за последние два года колхоз поднял удои молока в два раза, а производство мяса — в семь раз. И все это — благодаря царице полей кукурузе.

Председатель подчеркнуто внимательно смотрел на Павла, как бы говоря своим взглядом: я тебя уважаю, хвалю, но куда не надо — не лезь…

— Я не против кукурузы вообще, но культура она трудоемкая, и принцип: чем больше, тем лучше, — тут не годится. И уж вовсе неразумно сеять кукурузу в паровом поле. Куда выгоднее и агротехнически правильнее посеять горох в смеси с овсом…

— Кто же ты такой, столь много знающий? — бесцеремонно перебил Павла Мирон. — Мне сказали, что здесь собраны механизаторы. По какому же такому праву трактористы начинают учить агрономии — кого? — агрономов? Зачем же я тогда институт кончал?

— Вот это уж я не знаю, — резкостью на резкость ответил Павел. — Может, и действительно не стоило.

— Я тоже думаю, козырять институтом и задирать нос совсем необязательно, — ввязался в разговор Володя. — Агроном, агроном… Нынче тракторист тоже агроном. А пользы от того, что ты один или два раза в год приезжаешь в колхоз и размахиваешь тут перед нами, как вот сейчас, бумагами, — много ли в этом пользы, я спрашиваю? Ты уж небось и забыл, когда держался за плуг, товарищ бумажный агроном.

— Чтобы уметь держаться за плуг, не надо учиться! — с видом оскорбленного достоинства выпалил агроном.

— Ах, вон как! — Володя даже вскочил со своего места, так задели его слова Мирона. — Значит, мы неученые и ничего не знаем? Как же тогда нам доверяют пахать и сеять? Может, сам за это возьмешься? Вряд ли. У тебя другая забота: других учить. А еще — нос по ветру держать, знать, откуда и какой начальственный ветер дует.

— Выражайся поосторожней! — так же запальчиво крикнул агроном. — Понимай, что я не свои личные, а государственные интересы защищаю.

— Какие там государственные! — Володя махнул рукой. — Я плохо вспахал или посеял — плохой урожай будет, значит, и получу мало. А тебе что: уродилось не уродилось — тебе подай зарплату, и вся недолга. Потому-то каждый раз, когда начнем обсуждать севооборот, — спорим до хрипоты. Тебе меньше всего дела до колхоза. Тебе надо районный план проталкивать и защищать. Вот и командуешь: здесь сей то, а там это…

— Ну, хватит вам, — примирительно сказал все это время молчавший Трофим Матвеевич.

Положение у председателя было щекотливое. Он и видел, что посевной план, с которым приехал Мирон, не очень-то учитывает интересы колхоза. Но и спорить с агрономом — тоже не дело. Как-никак, а ведь он здесь выступает не от себя самого, а от имени районного руководства. А вот трактористы с ним сцепились — что ж, это даже очень хорошо. Пусть этот бумажный очкарик не очень-то важничает. Колхозом руководят люди тоже не лыком шитые.

Однако утихомирить расходившихся трактористов удалось не сразу. За Володей поднялся Санька.

— Почему у нас два хозяина? Почему земля в одних руках, а трактора в других, и полеводческий бригадир с тракторным бригадиром бегают друг за другом, как в известной народной побасенке про волка?

Трактористы дружно рассмеялись. Трофим Матвеевич тоже улыбнулся. И один только тихо сидевший у печки и, должно быть с похмелья, клевавший носом Виссарион Маркович насторожился. Павел понял, почему он насторожился.

В побасенке рассказывается, как когда-то, в старину, волк, собака, кошка и мышка жили очень дружно. Но вот волк проголодался и спросил у бога: чем же ему питаться? Бог взял карандаш и бумагу, составил волку меню и, подавая, сказал: «Здесь все написано, что тебе есть. Смотри, только не теряй».

Волк взял бумагу и задумался: где же ему ее хранить? «У меня ни кола, ни двора. Передам я лучше собаке, она живет при дворе хозяина, у нее есть и конура». Собака согласилась взять на хранение ту бумагу, но тоже задумалась. «А ведь я тоже не всегда сижу в конуре, бегаю по двору, а кошка вон лежит целыми днями на печи, пусть она и хранит». Кошка соглашается, берет бумагу, кладет в печурку. Но в печурку то и дело лазят хозяева; то кладут носки, то берут варежки. Побоялась кошка, что так может потеряться волчье меню, и решила отдать мышке: вот уж кто живет постоянно в норе и никто ее не тревожит. Мышь согласилась и утащила бумагу в нору.

Долго ли, коротко ли, проходит время, проголодался волк и идет к собаке: «Дай-ка, дружок, ту бумагу». — «А она у кошки в печурке, — ответила собака. — Я ей на хранение отдала». И побежала за кошкой. Схватилась кошка и побежала за мышкой. А мышка в ответ: «Да, я ее хранила в норе, а туда попала дождевая вода, и бумага вся размокла».

И с тех пор пропала вся дружба. С тех пор волк бегает за собакой, собака за кошкой, а кошка за мышью.

— Побасенка побасенкой, — уставив мутный взгляд на Саньку, проговорил Виссарион Маркович, — но как ее понимать?

— А очень просто, — ответил Санька. — У тебя в руках трактора, у нас, полеводческих бригадиров, земля. И каждую весну и лето мы деремся между собой, поскольку машин не хватает и каждый норовит захватить их первым. Вот я и говорю: отдайте нам трактора и комбайны в бригады.

— Ты хочешь растащить по бригадам всю технику?! — Вот только когда окончательно понял Виссарион Маркович, куда гнет Санька. — Но это же анархия!

— Парторг прав, — поддержал Виссариона Марковича и председатель. — Техника должна быть в одном кулаке.

— Нет, прав Санька! — крикнул со своего места Володя.