Строители

— Но смотри! Признаю, эта твоя установка для подачи бетона неплохая штука. И, если хочешь, мне даже понравилась твоя настойчивость. Но… — Он взял ручку и стукнул концом ее по столу. — Это не наше дело. Пусть каждый делает то, что ему положено, нам нужно строить, дома сдавать… Понял?

— Николай Митрофанович, но ведь мы в первую очередь от этого выиграли…

— Я не меньше тебя понимаю роль новой техники, — перебил он меня. — Я тебе уже говорил — пусть институты осваивают новые механизмы и передают их нам. Рано или поздно сорвешься ты на этих штуках… Понял? И еще запомни: то, что я сказал, — это тебе закон.

Тяжелая уверенность, — с которой он произносил эти слова, подавляла меня. Я молчал.

— А теперь иди, — властно сказал он. — Подумай. Завтра вечером дашь мне ответ.

Когда в конторах машинистки, улыбаясь ласковому солнцу, начинают печатать строгие приказы о наступлении талых вод, обвалах и прочих бедах, ожидающих строителей; когда монтажники, забывая о прогрессивке, с головокружительной высоты мечтательно разглядывают улицу; когда на площадке из-под снега вдруг к удивлению прорабов появляются утерянные железобетонные детали, — это значит, пришла весна.

Сегодня первый весенний день. На открытых створках моего окна стайка воробьев устроила какое-то совещание. Они громко кричали, перебивая друг друга, точь-в-точь как на наших оперативках. Наблюдая их, я думал над своим ответом Моргунову.

Что же, я могу ему сказать: «Да, я отказываюсь от всего, что мы за последний год ввели на наших стройках». Я буду бегать по объектам, кричать: «Давай-давай, вкалывайте!» Но ведь это значит в угоду Моргунову поступиться интересами коллектива.

Не согласиться с ним… Тогда Моргунов подпишет приказ о моем увольнении. Но я не могу уйти. Я люблю свою стройку… А может, схитрить, согласиться, а дальше гнуть свою линию? Нет, это тоже невозможно, его не проведешь.

— Извините, пожалуйста…

В комнате стоял молодой, очень элегантно одетый человек с огромным желтым портфелем.

— Как вы здесь оказались? Невидимка вы, что ли? — удивился я.

Молодой человек мягко улыбнулся.

— Извините, вы о чем-то задумались. Я не посмел прервать ваши мысли, — учтиво сказал он.

Я был очарован поведением посетителя. Впервые за мою деловую жизнь ко мне обращались так почтительно.

Молодой человек поставил портфель на стул прямо передо мной. Портфель представлял собой весьма сложное сооружение — помесь сундука и гармони. Два ремня с мощными пряжками опоясывали его. На стуле портфель развалил свое брюхо, удовлетворенно вздохнул и строго уставился замками-глазницами.

Своей несуразностью он притягивал к себе, у меня появилось странное ощущение, будто в комнате был не один, а два посетителя.

Посетитель — Сергей Петрович Светиков, старший сотрудник НИИ, — оказался деловым парнем.

— Я слышал о ваших работах и хотел их изучить, — серьезно, глядя мне в глаза, сказал он.

— О каких работах вы говорите? — удивился я. — Разве то, что делается у нас на стройках по организации труда, называется «работами»? Это же давно известные вещи!

— Да, это работы. Они важны тем, что внедрены на стройке, — мягко, но с небольшим оттенком покровительства сказал Светиков.

Тут мы оба почему-то посмотрели на портфель, и мне показалось, что его замки-глаза насмешливо заблестели.

— А для чего вам нужно изучать мои «работы»? — «Смеются они вдвоем надо мной?» — подумал я.

Светиков вздохнул и привычным ласковым жестом поправил портфель. Портфель тоже, в тон ему, мощно вздохнул.

— Я пишу диссертацию. Хочу в нее включить ваши работы. Конечно, я их, так сказать, облагорожу…

Я встал и подошел к окну. Собственно говоря, какое мне дело. Пусть изучает, «облагораживает», пусть пишет диссертацию. Ведь его приход только доказывает, как не прав Моргунов.

Я вернулся к столу. Светиков и портфель смотрели на меня ожидающе.

И вдруг неожиданно для себя я сказал:

— Ну, а если я сам захочу, как вы говорите, «облагородить» наши работы и напишу статью?

У Светикова в уголках рта легли вертикальные морщинки.

— Вы не сможете, — убедительно и твердо сказал он, — у вас не хватит времени. Вам нужно строить.

— Нужно вкалывать, как говорит мой начальник. Правда?

Молодой человек задумчиво и оценивающе посмотрел на меня.

— Я сам работал на стройке. Это, конечно, грубое слово «вкалывать», но оно, если хотите, верно характеризует жизнь строителя. Я вообще удивляюсь тому, что вы смогли ввести систему, кое-что сделать по новой технике… — Сейчас он уже доказывал правоту Моргунова.

Я вздохнул.

— Ладно, облагораживайте. Пишите свою диссертацию.

Светиков поднялся, его губы сложились в любезную улыбку.

— Я очень рад был с вами познакомиться. Начну работать завтра в десять… И не обижайтесь, пожалуйста, это в порядке вещей. — Он взял портфель со стула и, почтительно поклонившись, вышел.

Я остался сидеть. Что же мне все-таки ответить Моргунову?

Сколько я ни уговаривал Анатолия отремонтировать прорабскую, он упрямо возражал:

— Слушайте, Виктор Константинович, не приставайте. На стройке у меня чисто?

— Чисто.

— Ну вот и хорошо, а в прорабскую, пожалуйста, не суйтесь.

— Но ведь…

Анатолий вскакивал и нервно бегал по комнате, на щеках у него появлялись красные пятна.

— Слушайте, христом-богом прошу, не лезьте мне в душу!

В конце концов сдался я, прорабская так и осталась темной, грязноватой.

Когда я зашел, Анатолий беспокойно посмотрел на меня.

— Что-нибудь случилось? — вместо приветствия спросил он.

— Здравствуйте, Анатолий Александрович.

— Здравствуйте, здравствуйте, — нетерпеливо ответил он. — Все воспитываете!.. Чего приехали?

— Просто так, посидеть у вас. — Я взял табуретку.

Анатолий недоверчиво посмотрел на меня.

— Ну сидите, только, пожалуйста, молчите, хорошо?

В перерыв мы вышли на площадку. Я вспомнил об утреннем визите Светикова и рассказал о нем Анатолию.

К моему удивлению, Анатолий обрадовался:

— Вот, вот… я так и думал, что вы с вашими идиллиями останетесь в дураках. Мы ишачим, а сейчас какой-то пижон с бачками все использует и станет кандидатом.

— У него нет бачков, и он не выглядит пижоном.

— Все равно. Как хотите, а я его на стройку не пущу, — Анатолий начал раздражаться.

Наш спор прервал громкоговоритель диспетчерской связи:

— Хр…р…авного инже… хр-р-р…осят… елефону.

Я вопросительно посмотрел на Анатолия.

— Что он сказал?

— Да вот, никак не наладим, — с досадой сказал Анатолий, — вас просят к телефону.

Седая чопорная дежурная, излучавшая столько холодной вежливости, что даже водители в ее присутствии казались дипломатическими работниками, сказала, что я опоздал.

— Звонили из автомата, но вас не дождались. У Сокова какая-то крупная авария.

— Что! Что там случилось?

— Не знаю. Телефон у него не работает, — сухо ответила она.

Несколько секунд я стою в каком-то оцепенении, а потом бегу к выходу.

…И вот я на площадке. На стене здания лежит башенный кран. Металлическая башня его, кажущаяся всегда такой мощной, сейчас расплющилась и погнулась. Кажется странным, что раньше она держала большие грузы. Тут уже копошится ремонтная бригада.

— Пострадал кто?

В ответ мне хмурое молчание.

Я не выдерживаю:

— Да черт вас всех побери! Может кто по-человечески ответить?

Один из них поворачивается, смотрит на меня и вдруг примирительно говорит:

— Никто не пострадал. Идите в прорабскую и поскорее, а то как бы вашего Петьку не прибили.

…Петька Манаенков пришел ко мне из тюрьмы. Помню, как он усмехаясь сказал:

— Прибыл, начальник, к вам на работу. — И тихо добавил. — Из заключения, возьмете?

Был он мал ростом, черняв, быстр и отчаянно молод.