Строители

— Нет, я не был уверен.

— Вот видите, Галямов, он не был уверен. То, что вы выручаете главного инженера, делает вам честь. Я рад, что у нас такие бригадиры. Но на этот раз нам придется послушать Моргунова.

Левшин вернулся к столу, постоял минуту, о чем-то думая, потом строго сказал:

— Все, товарищи.

Утром следующего дня секретарша тихо постучалась в мою дверь. Она протянула мне приказ главка о снятии меня с работы.

Я долго и безучастно смотрел на приказ. «Ну что ж, — мелькнула в голове сонная мысль, — сейчас я совершенно точно могу ответить на вопрос, как стать главным инженером: нужно плыть по течению и не ссориться с начальством…»

— Вас просит Моргунов, — снова приоткрыла дверь секретарша.

Я помедлил и нехотя поднялся. Сейчас куражиться, наверное, будет: «Вот видишь, предупреждал тебя».

— Читал приказ главка? — добродушно спросил Моргунов, поглаживая голову.

— Да.

— Вот видишь, браток! Я тебе сколько раз говорил, что занимаешься не своим делом. Есть разные НИИ, есть механизаторы, которые должны разрабатывать новую технику, и куда ты суешься? Я приказал Морозову прекратить работу на этой установке.

Я молчал.

— Чего молчишь?

— Это меня уже не касается.

— А все же? — он хитро улыбнулся.

Я поднялся:

— У вас ко мне все?

— Нет, не все. Садись… садись, я сказал. Слушай, ты слыхал, что сказало начальство. Но приказ можно и переиграть. Все зависит от меня. — Моргунов со своего кресла переместился на стул рядом со мной. — Второй раз предлагаю: брось фитюльки и останешься главным инженером.

— Послушайте, — не выдержал я. — Ведь вы сами видели, что новая установка при правильной регулировке дает хороший бетон. Нужна еще неделя, и бетон пойдет… Э, да что говорить, правильно — не правильно, вы все равно будете стоять на своем. — Я поднялся. — А на дело, на дело вам наплевать.

Моргунов молчал. Это было так странно, что выходя я оглянулся.

Моргунов думал.

Я ушел с работы и несколько часов бродил по Москве: по тротуарам, через подземные переходы, где люди шли так густо, что казалось, это движется какая-то организованная колонна; постоял даже в какой-то длинной очереди, но, так и не выяснив, за чем она, пошел дальше.

Больше всего я досадовал на себя, что не мог на совещании отстоять бетонную установку. Эх, повторить бы совещание! Как убедительно я бы сейчас выступил! «Товарищ Левшин, — решительно сказал бы я. — Был ли риск? Был. Но эту установку можно по-настоящему проверить, если поработать не меньше смены»… Нет, не так. Лучше просто сказать о праве инженера на риск…

Улица вовлекла меня в свою жизнь. Вот останавливает меня какой-то человек в пальто с меховым воротником, без шапки. У него потное растерянное лицо. Он хочет знать, как побыстрее пройти на Красную площадь. Очевидно, он уже об этом спрашивал у других, потому что тут же затевает со мной спор.

…Улыбается девушка, мне или своим мыслям?

Я пришел в конце концов к очень простому выводу: ничего страшного, собственно говоря, не случилось. Чего это я трагедии развожу? Не тут, так на другой стройке, но установку «дожму».

С этими мыслями к концу рабочего дня я снова попал на стройку.

— Виктор Константинович, Моргунов вас уже три раза спрашивал, — встретила меня секретарша.

Я зашел к Моргунову.

— Где ты ходишь в рабочее время? — недовольно спросил он. — Да садись, ей-богу, эта твоя вежливость на нервы мне действует.

Я сел.

— Я в тресте еще не сдал дела новому заместителю управляющего. Дня три тут покомандуй за меня, — Моргунов пристально посмотрел мне в глаза.

— Но позвольте, а приказ главка?

— Задержим на несколько дней.

Я стараюсь сообразить, что это значит, в чем тут подвох. Но Моргунов спешит.

— Действуй, — коротко говорит он на прощание.

Никогда я не думал, что освоение нового механизма — такая сложная и тягостная задача. Эх, сюда бы всех тех, кто легкомысленно сюсюкает о внедрении новой техники, выступает, пишет, не представляя себе всего этого мучительного процесса, во сто крат более трудного, чем само строительство…

Три дня, отпущенные мне Моргуновым, прошли. Начались морозы, — новая установка все так же упорно отказывалась работать.

Гнат выходил из себя.

— Инженер! — кричал он на всю площадку. — Где этот фокусник Кио, сто чертей ему в бок? Подкинул насос, а сам улетел на юг греться. Все! Больше с этим подкидышем мучиться не буду.

Отныне с легкой Гнатовой руки новую установку начали звать не иначе, как «подкидыш». Гнат снова поднял на двадцать первый этаж все тачки.

С «подкидышем» продолжали возиться главный механик, Галямов и я. Через каждые час-полтора сверху спускался Гнат и, очевидно, чтобы подогреть наш энтузиазм, на чем свет ругал изобретателя, а также инженеров, которые ходят с дипломами.

К концу дня неожиданно явился изобретатель. Несмотря на мороз, он был в том же самом сером плаще.

Изобретатель, улыбаясь, поздоровался.

— Как дела, Гнат Александрович? — спросил он.

Гнат, открывший было рот, чтобы излить на изобретателя весь свой гнев, остановился.

Этим воспользовался изобретатель, он снял плащ и, оставшись в засаленной меховой безрукавке, принялся регулировать воздух.

Но на этот раз насос не послушался.

— Зимой насос еще не работал, — наконец озабоченно сказал изобретатель. — Надо его приспосабливать, как, — пока не знаю.

Мы с главным механиком молчали. Гнат не сдержался, выругался. Только Галямов спокойно сказал:

— Ну что ж, Степан Петрович, будем приспосабливать.

…В конторе меня ждал Моргунов.

— Ну, — строго сказал он, — три дня прошло, работает чихалка?

Я отрицательно покачал головой. Признаться, мне даже хотелось, чтобы он закричал на меня и вообще сказал, что приказ об увольнении вступил в силу, тогда можно было б бросить этот проклятый «подкидыш». Я просто от всего этого очень устал.

Но Моргунов только с досадой спросил:

— Сколько дней еще нужно?

— Не знаю, — ответил я и вдруг, неожиданно для самого себя, добавил: — Установка, может, и вовсе работать не будет.

К моему удивлению, Моргунов и тут не стал кричать.

— Эти разговорчики оставь, — только строго сказал он. — Взялся — дожимай. Что у вас, молодых, как трудности, так кишка тонка? Даю тебе еще три дня.

Установка заработала только к концу второй недели. Один раз во время проб я увидел Моргунова: он стоял неподалеку и пристально смотрел, как мы возились с «подкидышем». Другой раз, в сильный мороз, он пришел и коротко приказал «бросить возню» и идти греться.

Все же наши ряды понесли некоторый урон. Галямов и я отморозили себе носы, главный механик получил обострение радикулита и в меховых унтах и в ватном костюме стал похож на хоккейного вратаря, Гнат от непрерывного крика сорвал голос. Один только изобретатель оставался по-прежнему спокоен, мороз на него не действовал, хотя он ничем не заменил свой плащ.

Когда Гнат перестал на меня кричать, а изобретателя стал звать по имени и отчеству, я понял, что установка освоена.

Я отправился к Моргунову. Наклонив голову, он что-то быстро писал. Я поздоровался.

— Чего тебе, только поскорее? — сердито сказал он.

— Установка заработала.

— Знаю, ну и что же?

— Теперь можно пустить в ход приказ о моем увольнении, — сказал я.

Моргунов отложил ручку, усмехнулся.

— Не хочется уходить, скажи?

— Знаете, Николай Митрофанович, с одной стороны… Моргунов досадливо поморщился.

— А если прямо, без дипломатии?

— Если прямо, то не хочется.

— То-то же, — назидательно протянул он. — Садись, чего стоишь?

Я сел.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ну что ж, оставайся. Приказ отменим.

— Спасибо.

Моргунов несколько раз провел рукой по волосам и строго сказал: