Правила весны

Ясно как пуп — Чеби погиб.

Американские темпы. Дни как легкий сон. Негатив памяти не успевает все отразить, не может запечатлеть быстро мелькающие кадры.

Утром работа в мастерских, в три теория в фабзавуче. В пять кружки. С семи часов возня с постановкой. Спорткружок… кино… клуб… театр…

Вырываем часы от сна.

И все-таки что-то такое тревожит. Нину вижу мельком. Чтобы насмотреться, заглядываю на ее политкружок. Умная девчонка. Но что ж это она от меня бегает?

А ты, Юрка, от простых сводок развел в своей тетради подобие летописи. Ну и проныра. Все-таки молодец — все как на ладони.

ФЕВРАЛЬ, 3

В депо поставлено ломаное ржавое страшилище, которое когда-то называлось паровозом. Нам надо его вычистить и вылечить.

ФЕВРАЛЬ, 4

Захватываем вражеские территории. Паровозники выпросили у «ярунков» комнату. Часть «ярунков» эвакуировалась в другие комнаты общежития. В «ярунии» власть паровозников. Они присоединяются к нам, как союзная республика.

ФЕВРАЛЬ, 5

1. Паровозники жрут, как лошади — Чеби не успевает снабжать. Они не моясь просиживают с «Тюрентием» за книгами и чертежами.

2. Чеби с «агитпопом жестяным» влопались. Я всех засыплю. Как засыпались — записать нельзя.

ФЕВРАЛЬ, 6

1. «Легкая кавалерия> сделала наскок на цехячейки. Работа завалена. В бюро цехячеек много мертвых душ. Бюро обновятся второгодниками. Надо нам помочь.

2. «Тюрентий» как муха увяз в паровозное дело. Не ходит домой. Ночует с паровозниками.

3. Тах говорит, что моя тетрадь войдет в будущий музей фабзавуча.

Юрка-разведчик — «Легкий кавалерист» — редкий экспонат.

Скоро в писании Грома перещеголяю. Выпущу книжку — «Мемуары Юрия Николаевича Брасова».

Вот девчонки будут липнуть!

— Ребята НШУ с Зелениным в общежитии!

— Зови в «гарбузию».

— Здравствуйте, товарищи!.. Пришли посмотреть, как вы здесь живете… Что это, струнный кружок?

— Нет, это подготовка к войне.

Тащим их в «артистический лагерь». Слышно еще за дверьми:

— По лени, пьянке, хулиганству… Пли!

— Бах…

Открываем дверь:

— На «бурсу» в штыки!

— Ура-а-а!

На нас летит колонна свирепых бойцов. НШУ в испуге назад. Развоевавшийся Тах в смущении.

— Извините… Не думали, что появится такой враг… У нас репетиция.

У НШУ разглаживаются глубокие складки лба. Углы рта подымаются.

— Что это у вас?

— Сейчас тайна. Скоро увидите все.

Входит к паровозникам. Те плавают в папиросном дыму. В комнате от духоты готовы лопнуть стекла окон. Они так заняты, что нас не замечают. «Тюрентий» заработался вконец. Увидев нагнувшуюся фигуру НШУ над чертежами, он сует листок бумаги и бормочет:

— Свободный?.. Сделай чертеж инжектора для модельщиков.

НШУ берет листок и садится чертить., Зеленин разглядывает чертежи.

«Тюрентий» роется в бумажках и потом вдруг замечает улыбающиеся физиономии, видит, что приказал вычертить не своему ученику, а начальству.

— Это… Это я так… Честное слово вас не узнал… Думал — они.

НШУ улыбается.

— Ничего. Я привык к черновой работе. Чертеж раз взялся — вычерчу. Завтра утром вам передам. Сейчас нужно сходить в другие комнаты. Интересно вы здесь живете…

Я как гид веду их по узкому пахнущему крысами общежитейскому коридору.

Комната 5.

Девчата готовятся куда-то на вечер. «Малярничают», завиваются, пудрятся.

Комната 6.

У девчат незнакомые парни играют на гитаре и передают им карточки «почты амура».

Комната 7.

Пусто. На столе рыжий кот.

Комната 8.

Сюда переехали «ярунки». Стучим. Там какая-то возня. Шорохи и шопот. В щелках вспыхивает свет. Кто-то матерится. Через большой промежуток выглядывает растрепанная физиономия — увидев НШУ прячется опять за дверь…

Мы напором плеч открываем ее. Три «ярунка» суетятся по комнате, прячут под стол бутылки и закуску. У них в гостях две подозрительных барышни. Дико размалеванные, в мятых платьях. У одной весь глаз тонет в синяке.

«Ярунки» оправдываются:

— Родственники в гости приехали.

НШУ обшарив глазами комнату, ничего не говоря — выходит. У двери записывает в блокнот номер комнаты.

«Ярунки» показывают мне кулаки.

— Сволочь… Не мог предупредить.

Зеленин забирает неоткупоренную бутылку и сует мне.

— Это передашь на ваше бюро. А я на свободе с ребятками еще потолкую.

В других комнатах ребят — кавардак. Играют в карты. Валяются одетыми на постелях. В одной «шахматный матч» — единственный игрок играет сам с собой на нескольких досках. Грязь, мусор. НШУ упавшим голосом спрашивает в каждой комнате:

— Вы заходили в комнату 4 или 16?. Посмотрите, как там живут. Берите пример… Эх вы, молодежь…

Он опечален. Складки опять застилают лицо.

Зеленин напирает:

— Общежитие совсем без внимания. Надо врача прислать..

— Все эта загруженность… Придется наводить снова порядок, нельзя так. Коммуну какую организовать можно… А вы молчите ребята… — Нудно тянет НШУ. Видно, что ему неудобно перед Зелениным.

— Не совсем молчим…

— Мы, бывало…

Он недоговаривает, входим в кухню. Чеби и Зинка — «агитпоп жестяный», — засучив рукава, стряпают ужин и о чем-то весело болтают.

— Начальству привет! Обождите, ужин скоро. А сейчас не мешайте. Заняты.

ФЕВРАЛЬ, 9

Паровозники захватили чертежную. Оттуда рабочие чертежи идут к модельщикам. Модели к литейщикам. Отливку разбирают токаря и слесаря. Кузнецы, столяры и жестяники работают сразу по чертежам. Чудеса. Третий год забыл бузу, все заняты паровозом.

Паровозники худеют. Заударничались.

«Тюрентий» освобожден от уроков. Он все время или в депо, или в общежитии. Совсем к нам перебрался.

ФЕВРАЛЬ, 11

Райком посылал нашу «легкую кавалерию» обследовать фабзавуч Металлического завода. Там ребята счастливей. Они с первого же года на заводе. А буза почти такая же. 20 % ударников, в то из них часть только на бумаге.

Педагоги, как и у нас — из старых школ. Зато мастера цитовцы. Все по секундомеру проворачивают. Утром есть физзарядка.

Надо с нашим НШУ поговорить.

ФЕВРАЛЬ, 12

Бахнина дрессирует кузнеца второгодника в агитпропы.

ФЕВРАЛЬ, 13

Литейщики взялись за организацию производственной бригады. Записалось восемь человек. Остальные отвиливают, смеются над ними. О таких надо ставить вопрос на бюро и месткоме. Форменное «болото». Недаром бригадники их зовут «морошкой».

Морошка — болотная ягода.

От смеха дрогнули стекла окон, взметнулась пыль со стен.

Смеялись до слез, до боли в животе.

Да «как не смеяться! В обед представители «сосунков» объявили, что они составили бригаду и вызывают мастерскую на социалистическое соревнование.

— Ну и паршивцы! Придумают же.

— Вас бы, ребятки, в цирк, рыжего не надо.

— Вы меня вызовите на пиво… Кто больше выпьет, бригада или я. — Подмигнул воспаленными глазами чернорабочий с прозвищем «Мурза».

Мы — бригада «сосунков» — стоим у крана, как под знаменем, с серьезными физиономиями, изредка переглядываясь друг с другом. У некоторых нерешительная улыбка уже скользит по лицу, пригибая углы рта. Но в это время по цеху пробегает табельщица.

— Кто не вешал марки? Вешайте,

Литейщики медленно сползают с насиженных мест, комкают бумагу от завтраков. Нам мимоходом бросают обидное:

— Идите-ка подучитесь еще. Рано шуметь начали…

Даже своя «Морошка», отвильнувшая от бригады, осмелилась и зубоскалит:

— Ну и комики! Натуральные комики.