-->

Люди на болоте. Дыхание грозы

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Люди на болоте. Дыхание грозы, Мележ Иван Павлович-- . Жанр: Советская классическая проза / Военная проза. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Люди на болоте. Дыхание грозы
Название: Люди на болоте. Дыхание грозы
Дата добавления: 15 январь 2020
Количество просмотров: 239
Читать онлайн

Люди на болоте. Дыхание грозы читать книгу онлайн

Люди на болоте. Дыхание грозы - читать бесплатно онлайн , автор Мележ Иван Павлович

Иван Мележ - талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман «Минское направление», неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы «Люди на болоте» и «Дыхание грозы» посвящены людям белорусской деревни 20-30-х годов. Это было время подготовки «великого перелома» - решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ - художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

Перейти на страницу:

- Словно, подтверждая, что сказал очень важное и со всей

-ответственностью, глянул уверенно, с достоинством: знает цену тому, что

говорит. Не на ветер бросает. - Колхоз, чего б там ни накрутил Ярощук, -

сам по себе дело надежное! Вот что главное!.. Неясное еще для многих,

новое, но - надежное.

Разумное. И свое возьмет!.. - Спокойно, уверенно предупредил: - Так что

и это имейте в виду: как бы не пожалели потом о себе...

Завязался спор о колхозах, привычный спор для Апейки, который столько

раз вел дома и который довелось снова вести здесь, на пересадке. Апейка не

мог бы сказать с уверенностью, что убедил их во всем, но задуматься

заново, это он видел, заставил... Как и прежде, стоял на пути, тревожил

всех троих Ярощук... "Тут же, хоть бы и хотел вернуться, дак с Ярощуком -

как жить!"

- Если буду видеть кого из ваших руководителей, скажу о нем...

- Уберут одного - другого пришлют! - не обрадовался бородатый.

- Нет, пусть скажет. Может, что и людское выйдет... - возразил тот, что

сидел на сундучке. - Скажи. Или напиши...

- Скажу.

Разговор кончился. Трое молчали. Апейка почувствовал:

молчали потому, что он уже был лишний тут. Хотели о чемто

посоветоваться между собой. А может, это только показалось, может, им про

то не хотелось ни говорить, ни думать.

Сказал, что хочет спать, что не спал ночью. Откинулся на спинку дивана,

склонил голову. Услышал: они стали уходить.

Хотел заснуть. А сна не было.

2

Подошел парень, покрикивая; худой, черный, носатый, с кожаной сумкой на

животе, начал продавать газеты, книги.

Апейка взял газету, почти безразлично попросил показать книги; начал

перебирать и неожиданно наткнулся на знакомый портрет на обложке: "Алесь

Маевый. Весенние паруса".

Апейка, почти не считая, дал деньги за книжку, вернулся на диван.

Пытливо всмотрелся в портрет: аккуратно причесанный, в вышитой праздничной

рубашке, с веселым, доверчивым взглядом. С той же пытливостью и

тревожностью развернул книжечку: первое стихотворение было знакомо, читал

уже в газете. Однако Апейка пережил его будто заново: все виделось теперь

совсем иначе, чем те три или четыре месяца назад, когда стихотворение было

напечатано в газете. Почти детская, безмятежная радость весны, цветения,

наполнявшая стихотворение, отзывалась в Апейке печалью, беспокойством. С

необычно острым ощущением листал он страничку за страничкой, вбирал строку

за строкой и чувствовал, как скорбь и волнение не только не уменьшаются, а

все тяжелее ложатся на душу. Перевернул последнюю страничку с таким

настроением, будто читал о незадачливой судьбе доверчивого, искреннего

мальчика, которого неизвестно за что обидели...

Вокзал ни на минуту не умолкал. По-прежнему хлопотала буфетчица,

бесшумно лилось пиво, стояли с кружками у окна уже другие; Игнат о чем-то

говорил с двумя приятелями. Один из троих мужиков, сидевших поодаль,

что-то сказал двум другим, стал пробираться, кажется, к кассе.

К женщине с мешками, матери Игната, подошел мужчина в стеганке,

сообщил, что будет вагон. "Много вас тут?" - спросила Анисья. Мать Игната

сказала: "Из нашего села шесть семей. А всего из района - полсотни, не

меньше..."

Было что наблюдать и слушать. Апейка все видел и слышал, но душу

сжимало волнение, что осталось от книжечки.

Подумалось: книга вышла, видно, до той истории, до статьи в газете; ее

носят, предлагают потому, что или пропустили статью, или просто не знают,

что книжку написал тот самый "нацдемовский подголосок". Мысли снова долго

кружили вокруг Алеся, тревожили загадками, озабоченностью. Незаметно в

обеспокоенную голову проникло воспоминание о разговоре с мужиками.

Перебрав заново все, что они говорили, подумал: сколько зла доброму делу

может принести один беспощадный дурак! Сразу, будто только и ждала этого,

ворвалась, вцепилась мысль: а разве таких нет в твоем районе? Таких,

которые своим бестолковым наскоком рушат веру в доброе, калечат дело!

Вошло в голову, в сердце тяжкое, что касалось самого: неудачно, нескладно

поворачивается, можно считать, и его жизнь. Что ни думай, а если

посмотреть прямо, открыто, - не такое уж завидное положение складывается.

Башлыков гнет и будет гнуть свою линию.

Не понимает и, можно сказать, не хочет понимать всего. Всей сложности

дела... Не лучше и Харчев, у которого, казалось бы, опыта - хоть отбавляй.

Да и Кудрявец, на которого так полагался давно ли... Нет слаженности,

единства. В одной упряжке, а тянем по-разному... Того и гляди, как бы не

порвалась упряжка такая... Отсюда мысли повели к чистке, к Галенчику: чем

все кончится? Что скажут "вышестоящие инстанции"? Ведь он, Галенчик, если

пригрозил, что будет добиваться своего, то - будет... Этот слов на ветер

не кидает... Апейка успокоил себя: кончится хорошо, конечно.

Разберутся, скажут дураку, что надо, а ты вот рассуждай, волнуйся

попусту. Из-за дурака, который один "преданный", один "бдительный"...

Озлился уже на себя: а не обязательно и думать про него. Кланяться каждому

дураку!

Пускай звякает! А ты делай свое! Есть судья высший - совесть! ..

Думал там, в Юровичах: уедет - забудет неприятности свои, рассеется, а

вот тебе - "рассеялся"! Правда это, от мыслей не убежишь! В раздумье стоял

в очереди у оконца кассы, чтоб закомпостировать билет; в раздумье сидел

снова на диване, до того времени, когда объявили, что прибывает - поезд, и

началась суматоха, полная беготни, возгласов, нетерпеливости.

Горечь от недавних мыслей чувствовал и на перроне, когда среди людского

гомона смотрел, как приближается, отдуваясь белыми клубами пара, черный,

тяжелый, будто вспотевший, паровоз. Как идет, отодвигая людей, кричит:

"Посто-орони-ись!" - железнодорожник; как лязгают буфера, покачиваясь,

движутся мимо вагоны, окна, двери, с проводниками и проводницами.

Они нашли в теплом, обжитом другими вагоне два свободных места со

столиком у окна. Поставив чемодан, Апейка в окно видел, как еще долго не

прекращалась суматоха на перроне, видел, как двинулись назад окна вокзала,

кран в побеленной стене с надписью "Кипеток", длинные строения складов.

Потянулось разнообразие хат, сараев, огородов, закружилось, покачиваясь,

поле. Было что-то хорошее, успокаивающее в размеренном погромыхивании

колес, в самом беге поезда - по непривычному еще заснеженному полю, с

далекими и близкими лесами и лесочками, с чернотою близких и далеких хат.

Когда Апейка оторвал взгляд от окна, вагон уже снова жил обычной,

спокойной жизнью. За столиком, по другую сторону, несколько человек

стучали в домино, кто-то за перегородкой учился играть на гармонии, где-то

плакал ребенок. Совсем рядом он увидел девушку, читавшую на вокзале;

теперь с нею заговаривал стриженый, черноволосый красноармеец. Несколько

красноармейцев спокойно сидели в соседнем купе. Все в шинелях и

буденовках, с винтовками, штыки которых были насажены острием вниз. Еще

двое таких же красноармейцев расположились подальше. "Команда.

Ездили или едут на какое-то задание..." Поблизости от них сидел

крестьянин, молодой еще, бородатый, чем-то похожий на одного из тех, что

беседовали с ним на вокзале; Апейка вспомнил: "Думаете, мало таких тут, на

вокзале..."

Подумал, что и правда, видно, немало: бросают от страха хаты, поле; а

мало ли среди них нужных, даже необходимых деревням, особенно теперь...

"Надо бы как-то остановить, задержать в селах все полезное. Не допустить,

Перейти на страницу:
Комментариев (0)
название