Водители

ине.

Максимов нажал сигнал, издавший хриплый, двойной, нечеткий звук.

- Подрегулировать надо,- сказала Нюра.- Никак электрика не допросишься.

- Отрегулируем,- сказал Максимов.- Ну бывай!

Нюра вытянула руки жестом, обозначающим: "Путь свободен". "Колдун" медленно выехал за ворота.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Тимошин задумчивым взглядом проводил машину, на которой выехал Максимов, и отошел от окна.

Директор поступил правильно. Такая небрежность не прощается даже стажеру, тем более ее нельзя простить опытному водителю. Но Тимошин сознавал, что проступки Максимова не случайны.

Оба они, мечтая стать шоферами, поступили на базу после семилетки. Но шофером стал только Максимов. Тимошина перевели в ученики к токарю. Поляков, тогда еще механик, отказал ему в посылке на курсы шоферов.

- У тебя руки не для баранки,- сказал Поляков.- Шофером любой может стать, а токарь - это инженерная специальность. Работай, потом спасибо скажешь.

Для Тимошина потянулись годы обучения мастерству, а Максимов сразу стал заправским шофером.

Добродушный, общительный, беспечный, Максимов со всеми жил в ладу, ко всему отно-сился легко, все ему сходило с рук. За его балагурством не трудно было обнаружить природный ум и смекалку. Он был весел, добр, щедр, но все это шло не от избытка душевных сил, а от бессознательного ощущения, что с этими качествами легче жить. Он хорошо зарабатывал, любил посидеть в компании, заглянуть в ресторан, нравился девушкам. Считал, что большего ему не надо. Окончил вечернюю школу механиков, но продолжал работать шофером. Не хотел отвечать за других - достаточно, что он отвечает за самого себя.

"А, Петька Максимов, да он всегда такой!", "Ну и Петька, черт!", "Да ведь это Максимов, с него взятки гладки!" - так обычно говорили все. И Тимошин тоже считал, что Максимов именно и есть "такой", что с него взятки гладки, его не переделаешь, с него много не спросишь, работает неплохо - и ладно!

Этой снисходительности Тимошин теперь не мог простить себе.

Поляков в свое время правильно угадал в Тимошине прирожденного мастера - мастера "золотые руки".

У него был острый взгляд часовщика, аккуратность ювелира, пальцы музыканта, тонкие, цепкие, проворные. Он обладал способностью видеть в вещах то, чего не замечали другие. Беря в руки болванку, он мысленно разрезал этот кусок металла, проводил невидимые пунктирные линии, строил десятки комбинаций. Этот человек ощущал сотые доли миллиметра. Вещи любили его и раскрывали ему качества, скрытые от других, он давал им жизнь.

По тому, как человек держит молоток, ключ, напильник, паяльник или фуганок, по тому, как он обращается с деталью, по его движениям, рассчитанным или, наоборот, нерасчетливым, по отделке деталей, по рабочему месту, костюму, сноровке Тимошин определял не только квалификацию человека, но и его характер. Он понимал любого мастера, будь это токарь, как он сам, или слесарь, медник, сварщик, кузнец, шофер, резинщик или маляр. При виде аккумулятор-ных банок и свинцовых