Удар! Ещё удар!..

И ребят Андрей Григорьевич сделал заядлыми футболистами. Мальчишки и раньше, конечно, любили погонять мяч. Но Андрей Григорьевич быстро организовал настоящую команду. Наладил ежедневные тренировки. И даже форму достал: зеленые футболки с поперечной красной полосой на груди и черные трусы.

Вскоре команда «Севкабель» так сыгралась — ни один соседний пионерлагерь не мог устоять.

В тот день, о котором пойдет рассказ, в лагере «Севкабель» с самого утра царило праздничное оживление. Так обычно бывает в воскресенье, когда ждут родителей. Но сегодня была среда. Объяснялось все просто: нынче предстоял футбольный матч «Севкабель» — «Торфяник».

Из всех лагерей только торфяники еще пытались как-то сопротивляться футболистам «Севкабеля».

Они встречались уже два раза. Обе игры, правда, выиграл «Севкабель», но каждый раз с перевесом всего в один гол. Вот потому-то так важен был нынешний матч. Торфяники утверждали, что проиграли случайно и сегодня возьмут реванш. А севкабелевцы хотели обязательно выиграть с крупным счетом, чтобы доказать раз и навсегда свое неоспоримое превосходство.

Еще утром, на линейке, начальник лагеря «Севкабель» пожелал успеха своим футболистам и разрешил вместе с игроками пойти в лагерь торфяников болельщикам. Список болельщиков составлялся всегда заранее; попасть в него считалось большой удачей. Во-первых, посмотришь игру, досыта напереживаешься за своих; во-вторых, прогулка через весь поселок. И в-третьих, дорога идет мимо станции, там можно купить мороженое.

Начальник лагеря всегда использовал матч в воспитательных целях. Вот и сегодня: из списка болельщиков он вычеркнул Хижняка и Вострякова — за то, что вчера, после отбоя, завернувшись в простыни, пугали девочек, и Михлина с Торковичем — за дуэль на подушках.

После полдника игроки и болельщики двинулись в путь.

Андрей Григорьевич в белых брюках и белой майке шагал, окруженный ребятами. Рядом с физруком шли Боря Ганелян и Витя Мальков — лучшие футболисты «Севка-беля». Боря был центрфорвардом, а Витя — левым краем.

— Надо их сегодня так разделать, чтоб навсегда запомнили, — заявил Витя. — Четыре — один, не меньше!

— Зачем четыре? Почему четыре? — горячился Боря. — Пять! Или лучше: шесть — один!

Боря был очень азартным. И очень любил выигрывать. И обязательно с крупным счетом.

Андрей Григорьевич засмеялся, обнял мальчишек за плечи.

— Десять — ноль! — сказал он. — Устраивает?

Боря усмехнулся.

— А что?! — воскликнул Андрей Григорьевич. — Думаете, не бывает? Очень даже бывает! Я, например, помню один матч, правда, давнишний. Семнадцать — три! А играли, между прочим, мастера.

Потом разговор перескочил на борьбу (вчера передавали по телевизору чемпионат по самбо). Андрей Григорьевич рассказал, что раньше боролись до чистой победы, без ограничения времени. Схватка двух борцов иногда длилась много часов. Зрители уставали смотреть, уходили в ресторан обедать, некоторые уезжали домой — поспать после обеда, возвращались, а борцы все еще пыхтели на ковре. Были случаи, когда схватка продолжалась девять часов подряд! И даже больше!

Потом Андрей Григорьевич стал рассказывать про Николая Разина. Был когда-то такой борец. Знаменитый силач. Выступал в цирке. Становился на «мост», и на грудь ему клали деревянную площадку. А на нее усаживался целый оркестр — семеро музыкантов — и играл вальс. А Разин так и стоял на «мосту», пока не кончится танец.

Ребята слушали.

За то и любили они Андрея Григорьевича. Всегда умел он к месту занимательную историю рассказать, и за смелых был, и против трусов, и против подлиз. Пожалуй, больше всех привязался к Андрею Григорьевичу Боря Ганелян.

И воспитатели, и вожатые считали Борю «трудным». То он устраивал бой на шпагах, да такой — один мальчишка чуть без глаза не остался. То придумывал состязания по плевкам. Кто дальше? Кто выше?

Его уже решили выгнать из лагеря — после того, как он подбил трех мальчишек устроить молчанку и они целый день не отвечали ни слова вожатым. Но тут в лагере появился Андрей Григорьевич, и Ганелян сразу так зажегся футболом — забыл и плевки, и молчанку.

С тех пор он прямо-таки прилип к Андрею Григорьевичу. И если бы у Ганеляна спросили, кто самый лучший, самый справедливый человек на свете, он, не задумываясь, ответил бы — Андрей Григорьевич.

…Матч начался ровно в шесть, как и договорились. Условились: таймы по тридцать минут. Первый тайм судит физрук «Торфяника», второй — Андрей Григорьевич.

Игра сразу пошла в хорошем темпе. Видимо, торфяники и впрямь решили взять реванш.

Андрей Григорьевич сидел на низкой, врытой в землю скамейке, неподалеку от своих ворот. Возле него, на той же скамейке, примостились запасные игроки, а чуть поодаль, прямо на траве — болельщики «Севкабеля».

Боря Ганелян — худощавый, черный, как жук, был в центре всех атак. Быстрый, неутомимый, он всегда умел оказаться там, где назревал гол. Но нынче игра у Бори что-то не клеилась. Вернее, игра шла неплохо, но завершающий удар никак не получался. Мяч то попадал в штангу, то летел выше ворот, то куда-то в сторону. А в ворота никак не шел.

Боря нервничал, кричал на Витю: мол, неточно пасует, «заводится». Боря всегда злился, когда что-то не ладилось. Витя был спокойнее. И не отвечал Боре.

Так, без результата, прошло минут двадцать. Ни одна из команд не могла добиться перевеса.

Андрей Григорьевич видел: его ребята играют лучше. У них и пас точнее, и активнее они. И все-таки… Ноль — ноль.

«Ничего, — подумал Андрей Григорьевич. — Преимущество скажется». Он взглянул на часы: до конца первого тайма осталось всего шесть минут.

«Ну не в первом, так во втором», — подумал он.

И тут случилось неожиданное. Севкабелевцы атаковали, чуть не всей командой переместились они на половину противника. Но вдруг центральный защитник торфяников ловко отнял мяч и сильным ударом переправил его через все поле своему форварду. Тот подхватил мяч и резко рванулся вперед. Прошло всего несколько секунд. И вот он уже один на один с вратарем…

У Андрея Григорьевича еще мелькнула надежда, что вратарь спасет положение. Уж больно хорош был их Левка! И действительно, вратарь не растерялся, он не суетился, он ждал, готовый к броску. Но и нападающий оказался не простаком: сделал вид, что бьет в левый угол, а когда вратарь метнулся туда, спокойно перевел мяч на другую ногу и неторопливо вкатил его в противоположный угол.

Все было сделано чисто. Торфяники-болельщики громко прокричали: «Гип-гип-ура!» Они махали руками и шапочками, они плясали и пели какие-то победные гимны.

Вскоре прозвучал свисток, и команды ушли на перерыв. Впрочем, это только так принято говорить: ушли на перерыв. Раздевалки на лагерном стадионе не было, и футболисты «Севкабеля» просто уселись тут же, на скамью, возле Андрея Григорьевича.

На другом конце поля, окруженные восторженными болельщиками, расположились на отдых игроки «Торфяника».

— Ничего, ребята, ничего, — успокаивал своих мальчишек Андрей Григорьевич. — Один мяч не решает. Все еще впереди.

Боря Ганелян кончил пить воду, вытер губы тыльной стороной ладони. Лицо у Бори было хмурое и злое.

— Не в голе дело. А обидно, — сказал он. — Мы атаковали, и вот здрасте! — нам же штуку вкатили!.

— Ну, что ж! Бывает, — спокойно заметил Витя.

— Бывает! — передразнил Боря. — Ишь философ! Ты бы вот, господин философ, пасовал точнее, это да.

Другие игроки молчали. А что говорить-то?! И так все ясно.

Второй тайм начался бурными атаками «Севкабеля». Атаки были стремительные, но слишком суматошные, что ли? Им не хватало точности. И ответный гол никак не получался.

Андрей Григорьевич теперь был судьей. Легко перемещался он по полю. Двигался, казалось, неторопливо, но всегда оказывался в нужном месте и все замечал. Любое, даже самое мелкое нарушение правил. И тотчас звучал его карающий свисток.

Боря Ганелян по-прежнему был лидером всех атак. Казалось, он нисколько не устал. Легкий, сухощавый, все так же неутомимо носился он по полю.