Великий тайфун
Великий тайфун читать книгу онлайн
СЫЧЕВ ПАВЕЛ АЛЕКСЕЕВИЧ (1890 - сентябрь 1961)
Родился в г. Владивостоке, здесь прошли детство и юность. С 15 лет Павел Сычев приобщился к революционной деятельности. Неизгладимый след оставили в его душе революционные события 1905–1907 гг. во Владивостоке и определили весь последующий путь как революционера, общественного деятеля и писателя.
В годы гражданской войны и интервенции П.А. Сычев работал на посту секретаря Совета Министров Дальневосточной республики. После восстановления на Дальнем Востоке советской власти он занимал руководящие должности на советской и партийной работе. Первые рассказы П.А. Сычева были опубликованы незадолго да Великой Октябрьской революции, но только через пятнадцать лет он смог более основательно посвятить себя литературной работе. Свое революционное прошлое и опыт товарищей по борьбе натолкнули П.А. Сычева на идею создания книги, посвященной героическому революционному прошлому Приморья. После выхода первой книги “Океан пробуждается” будущей тетралогии, А. Фадеев, мнением которого Сычев очень дорожил, поддержал и вдохновил его на написание следующих. В основе большого эпического полотна – тетралогии “У Тихого океана”, отразившего подготовку революции, деятельность первых социал-демократических организаций на Дальнем Востоке, свержение царизма и борьбу за победу Великой Октябрьской революции в Приморье, лежат воспоминания людей, участников подпольной работы, партизанской войны, подтвержденные документами из архива. Одна за другой выходят книги: “Океан пробуждается” (1952), “Океан шумит” (1956), “Великий тайфун” (1960). В повествование вошло много исторических лиц, которых П. Сычев хорошо знал: В. Курнатовский, М. Губельман, В. Бородавкин, К. Суханов, братья Сибирцевы, С. Лазо и др. А. Фадеев стал прототипом одного из героев – Саши Булыги. Закончить тетралогию писатель не успел, на 72 году жизни он скончался в Москве. В 1966 г. в журнале “Дальний Восток” были опубликованы главы из четвертой книги “Земля, омытая кровью”, а полностью книга, включившая третью и четвертую части романа-эпопеи, вышла в 1973 г., подготовленная к печати дальневосточным писателем Н. Рогалем с помощью жены Сычева – Нины Петровны. “Страстным певцом Приморья” называли Павла Алексеевича его собратья по перу. Тетралогия “У Тихого океана” воздает должное участникам исторических событий на Дальнем Востоке. Охватив большое количество лиц П.А. Сычев создал обобщающий образ поколения – борцов за Советскую власть в Приморье.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В «деле» было несколько аккуратно Подшитых суровыми нитками документов.
У Виктора остановилось дыхание.
«19 февраля 1908 года, — читал он в документе, который носил название «Акт», — в стенах владивостокской тюрьмы… бывший рядовой владивостокского крепостного батальона Кирилл Семенов Кудрявцев… был приведен к виселице, где ему был прочтен приговор, после чего в 11 часов 40 минут пополуночи был передан в руки палача и снят с виселицы в 12 часов ночи…»
Перед казнью в камеру к Кудрявцеву приходил священник — в черной рясе, с серебряным крестом на груди. Неизвестно, какой разговор произошел у них. Может быть, взглянув на распятие, изображенное на кресте, Кудрявцев подумал:
«Христа распяли, меня будут вешать. Если бы и его повесили, то на кресте была бы изображена виселица с повешенным Христом. Это было бы совсем кстати».
Виктор мог только предполагать, что Кудрявцев так подумал.
Но ему стало точно известно, что, войдя в камеру, священник сказал:
— Сын мой, я пришел, чтобы напутствовать тебя к новой жизни…
— Мне этого не надо, — ответил Кудрявцев. — Исполните, батюшка, мою последнюю просьбу, пошлите вот эти письма. — Кудрявцев встал с кровати, на которой сидел, взял со столика два листика бумаги, исписанные карандашом, и протянул их священнику.
«Батюшка» взял письма.
Дальше к «делу» был пришит секретный рапорт священника Кропотова командиру Девятого Восточно-Сибирского стрелкового полка:
«При сем представляю два письма казненного 19 сего февраля бывшего рядового владивостокского минного батальона Кирилла Кудрявцева: одно на имя подпоручика того же батальона Калинина и другое на имя отца его, Семена Федотовича Кудрявцева. Оба письма написаны Кудрявцевым до моего прихода к нему для напутствия и вручены мне им с просьбой об отправлении их по назначению. Адрес его отца указан им следующий: г. Старая Русса, Новгородской губернии, Дмитриевская улица, купцу Василию Винокурову, для передачи в деревню Нагатино, крестьянину Семену Федотову Кудрявцеву. О последующих распоряжениях Вашего высокоблагородия прошу не отказать меня уведомить.
Священник Н. Кропотов»
Тут же очень аккуратная рука письмоводителя пришила письма Кудрявцева.
Первое письмо написано на целом листе бумаги:
«Его благородию подпоручику Калинину. Ваше благородие, перешлите мои вещи домой и напишите моему отцу, Семену Федотову, Новгородской губернии, Старорусского уезда, Медниковской волости, деревни Нагатино, что меня казнили 19 февраля 1908 г., только не троньте их, они ни в чем не виноваты за меня, я сам делал, сам и отвечу… Прощайте, ваше благородие, и передайте мое последнее прощание моей нестроевой команде.
Кирилл Кудрявцев»
За ним второе письмо, написанное на половине листа:
«Прощайте, дорогие мои родители, папаша Семен Федотович и брат мой Александр Семенович, дорогая сестра Лидия и Анна, Анастасия и Устиния Павловна, племянники Коля и Саша, приказываю вам долго жить. Меня повесили 19 февраля 1908 г., в 10 часов. Простите меня, что я перед вами виноват, передайте мое последнее прощальное слово, затем еще раз прошу у вас прощения, мои родители, папаша и братец мой. Передайте всем родным и знакомым мои последние слова, простите, простите, простите, я оставляю вас, ухожу от вас, дорогие мои, затем я честно погиб за родину-мать и свободу, хотя вы этого не знаете, но я знаю.
Кирилл Семенов Кудрявцев»
Девять с лишком лет письма Кудрявцева пролежали в архиве штаба крепости. И только через девять лет отец Кудрявцева получил последнее «прости» от сына, повешенного «по указу его императорского величества».
«Где же участники всех этих злодеяний, бывших тайными, а теперь ставших явными? — думал Виктор, склонившись над серыми, зелеными, синими папками, на которых посредине крупным шрифтом было напечатано: «Дело», а сверху от руки написано: «Секретно» или: «Совершенно секретно». — Можно ли забыть обо всем этом? Можно ли простить?»
«Нет, — говорил внутренний голос Виктору, — этого нельзя ни забыть, ни простить».
История тоже ничего не забывает, ничего не прощает. Рано или поздно расплата за содеянное приходит. История не щадит и мертвых, она поднимает из гроба и распинает всенародно, на все времена.
О ЧЕМ ШУМЕЛИ ТОПОЛЯ
Александр Васильевич Суханов сидел у себя в кабинете на Нагорной улице перед грудой папок, разложенных на письменном столе, и слушал доносившийся в окно шум тополей. Три тополя стояли перед окнами дома. День был солнечный, но ветреный. Листья тополей, сверху глянцевитые, а снизу матовые, опушенные сероватым войлоком, трепетали, поблескивая на солнце, и неумолчно шумели.
С того дня, как Александр Васильевич выгнал из дома своего любимого сына, прошло не так уж много времени, а старик изменился так, будто протекли многие годы. До революции его старил «позор», который он нес из-за ареста сына. Теперь спина горбилась из-за того, что весь город говорил о его разрыве с сыном, членом Исполнительного Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов. К удивлению старика, Костя стал необыкновенно популярен среди жителей города. Рабочие успели полюбить его, как простого и «обходительного» человека, пылкого оратора, произносившего речи, которые были по душе рабочему люду. Его и называли-то не иначе, как «товарищ Костя». Этим выражалось особое расположение к нему. Представители имущих классов встречались с ним как с членом Исполнительного бюро Комитета общественной безопасности и относились к нему с уважением. Александру Васильевичу потребовались десятки лет упорного труда, чтобы имя его стало известно в крае, а Костя… едва произошла революция, как все заговорили о нем. Конечно, имя его окружено ореолом мученика, борца с самодержавием, освобожденного из тюрьмы, как все думали, Февральской революцией (никто не знал, что Костя был выпущен на поруки до суда благодаря хлопотам старика). С другой стороны, популярность его усиливалась молвой, что вот сын вице-губернатора (старика многие называли вице-губернатором) порвал с отцом и «перешел на сторону народа». Это импонировало трудовому населению, вызывало в людях любопытство к необыкновенному молодому человеку, студенту. На митингах, на которых часто выступал Константин Суханов, в народе шептались: «Вот он, Костя Суханов, сын вице-губернатора, большевик. А говорит-то как!»
Александр Васильевич знал, что говорили в народе. Обо всем он слышал. И стал он подумывать о том, чтобы бросить службу в страховом обществе, уединиться на заимке у старшего сына Григория и погрузиться в свои «Записки амурского старожила», над которыми он работал уже много лет. Это был замечательный труд по истории Приамурского края начиная с 1856 года (службу свою в Приморской области старик Суханов начал в 1882 году).
Александр Васильевич был редким и вместе с тем ярким представителем краевых государственных деятелей, которые по многу лет сидели на одном месте, изучая край и развивая его производительные силы. Знал Приморский край Александр Васильевич как свою квартиру. Несмотря на хромоту, он проехал верхом на лошади, в сопровождении одного только вооруженного казака, сотни верст, попадая к хунхузам, подвергаясь опасности нападения хищных зверей, переправляясь через опасные реки, в которых не раз тонул. Его именем назван в Посьетском районе Сухановский перевал (Александр Васильевич перевалил его верхом на лошади). Часто в квартиру Сухановых на Нагорной улице приезжали губернаторы и генерал-губернаторы за советом по тому или другому вопросу, связанному с управлением краем. Особенно любили старика Суханова за его ум и знание края барон Корф, Гродеков, Унтербергер — с этими именами связана история Дальнего Востока. А о крестьянах Приморья, корейцах-землепашцах Посьетского района, китайцах, густо населявших край, нечего и говорить; много их перебывало у старика с просьбами всякого рода и с жалобами на притеснения со стороны низшего начальства. Александр Васильевич, работая над историей края, собрал более ста старинных фотографий и зарисовок Владивостока и села Никольского (потом города Никольск-Уссурийского). Цены не было этой его коллекции. В папках с драгоценными материалами у него хранились великолепные панорамы Владивостока, сделанные в 1900, 1904 и 1908 годах. Он собирался сделать еще одну панораму: за последние семь лет город хотя и немного, но все же кое в чем изменился.
