Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

Вот и встреча с матерью что-то не обрадовала Дмитрия, и грустное чувство, возникшее в нем при виде родительского крова, усилилось еще больше. Мать, не ведая о душевном состоянии Дмитрия, обняла его, смеялась сквозь слезы, вытирая кулаком глаза, увела в хату, не знала, куда посадить дорогого гостя и чем послаще его угостить.

— Митя, попотчую тебя жареной рыбкой, — говорила она, хлопоча у стола и не отрывая от сына глаз. — Свежие, батько на рассвете вынул из верши. И вишневой настойкой угощу. Вот и рюмочка. А усики у тебя какие приметные, белесые, аж блестят.

— Где же отец?

— В поле. Где же ему быть!

— Не устает?

— Ничего, держится.

— Как вы живете, мамо? Не болеете?

— Живем, сынок, слава богу, на жизнь не жалуемся, — отвечала мать, ставя на стол тарелку с жареной рыбой. — Я тебе еще не говорила, что уже на пенсии, здоровье мое еще ничего. Правда, что-то ноги побаливают, но по дому и на огороде управляюсь сама. Вот только беда: по всему видно, на старости годов останемся мы с батьком одни. Вы, старшие, уже насовсем нас покинули. Как там Эльвира поживает? Ты с нею встречаешься?

— Живет она хорошо. Муж у нее, она вам писала, тоже парикмахер, работают они вместе. Плохо с жильем, квартира частная. — Дмитрий доверительно наклонился к матери: — Барсуков приглашал в станицу Эльвиру и ее мужа. Даже обещал квартиру.

— Ну и что же они, согласились?

— Не знаю. Я уже неделю в командировке.

— Нет, Эльвира не вернется… Вот еще и Степан, наверное, улетит от нас, — с грустью говорила мать. — После армии пошел было к отцу, работал с ним на тракторе. Старый так обрадовался! А зараз Степан бросил трактор…

— Чем же он теперь занимается?

— По району ездит, заметки в газету пишет… Мы с батьком частенько завидуем Андроновым. Все три сына в станице, два работают с батьком. Своя у них бригада…

— Мой братуха Иван еще не женился?

— Покедова парубкует. Невеста где-то запропастилась.

— Иван постарше нашего Степана, пора бы жениться. Я слышал, что он влюбился в врачиху, с мужем ее подрался.

— И до тебя та балачка дошла?

— В станице все об этом говорят.

— Насчет драки — брехня, не верь, Митя, ни с кем Иван не дрался. — Мать многозначительно посмотрела на Дмитрия. — А с врачихой, верно, что-то закрутилось у него не на шутку.

— Я как-то видел ее. Так себе, ничего особенного.

— Чаще всего, сынок, голову теряют не ради красоты. — Мать виновато улыбнулась и тяжко вздохнула. — Нелегко живется Ване… А вот на работе он старательный, батьке угождает. Клялся матери и отцу, что из станицы никуда не поедет… А с нами один только Гриша, да и на него мало надежды.

— Как у него успехи в музыке?

— Сильно старается и в школе, и дома, музыкант, скажу тебе, бедовый, — с гордым оттенком в голосе сказала мать. — Придет со школы и сразу берется за скрипку. А я слушаю и удивляюсь: неужели это мое чадушко так славно играет? Ну прямо заслушаешься. И действует не абы как, а по нотам!

— У Гриши талант, ему надо обязательно поступить в консерваторию, — сказал Дмитрий. — Я ему помогу.

— А батько к трактору Гришу приохочивает.

— Кто о чем, а наш отец о тракторах. Помните, меня тоже еще мальчуганом сажал за руль, приучал.

— И напрасно, потому как из тебя, Митя, тракторист все одно не получился бы. — Радостными глазами она посмотрела на Дмитрия, улыбнулась ему тепло, по-матерински. — Ну что ж ты, Митя, ни к чему не притрагиваешься? Выпей настойки и закуси жареной рыбкой. Я так рада, так рада, что вижу тебя. — Она пододвинула тарелку с рыбой, соленые огурчики. — Как ты там поживаешь, Митя? Как жена, как сынок?

— Нормально живем, мама, на жизнь не жалуемся. Недавно новую квартиру получили.

— Что-то, вижу, похудел и почернел.

— Работы много, дома почти не живу.

— Строишь?

— Стараюсь, мама.

— Сынок, а что он такое — комплекс?

— Как же так, мама? Все знают, а вы не знаете?

— Может, и я знаю, а только хочу от тебя услышать.

— Комплекс — это техника, автоматика. Она-то и взвалит на свои железные плечи самую тяжелую крестьянскую работу.

— Нынче у всех оно на языке, чуть что — комплекс.

— В свое время так говорили о тракторах, комбайнах, агрегатах, — сказал Дмитрий. — Вот и еще один комплекс построим, в Холмогорской, и не для одной станицы, а для всего района.

— Строй, строй, сынок, раз это дело для людей нужное. — Мать все так же не сводила с сына радостных глаз. — Генка-то твой, наверное, уже большой?

— Осенью пойдет в школу.

— Привез бы к бабушке да к дедушке, а то внука мы и в глаза еще не видели. Пусть бы лето побыл у нас. А то какой же это крестьянский внук, коли он и в станице не был!

— В это лето непременно приедем всем семейством, — пообещал Дмитрий. — Возьму отпуск — и к вам.

— А ну, еще погляди на меня, Митя. — Мать поближе подсела к столу. — Что-то ты невеселый? Или по службе неприятности?

— Сам не знаю, почему-то вдруг взгрустнулось, — ответил Дмитрий. — Или потому, что увидел хату, двор, белолистки, осокорь… Надо бы отцу новый дом поставить. Старушка хата свое отжила. Поговорите с отцом. Я специально для вас сделал бы проект, помог бы деньгами. Максим, Дарья, Степан рядом, тоже помогли бы. Взялись бы сообща…

— Зачем нам новый дом? — Мать помолчала. — Вы, старшие, уже разлетелись куда кто, младшие тоже, по всему видно, не усидят дома. А нам с отцом и в этой хатыне хорошо. Жилище привычное, родное, как же с ним расстаться?

Дмитрий поднялся, поблагодарил мать за угощение, взглянул на часы.

— Сынок, уже уезжаешь? — спросила мать. — Заночевал бы у нас, вечером и батько, и Гриша будут дома. Степа тоже обещал приехать…

— Не могу, в четыре часа меня ждет Солодов. А вы знаете, Солодов опозданий не любит. Поеду.

Мать проводила Дмитрия за калитку. Стояла и затуманенными глазами смотрела на удалявшуюся по пустынной улице машину.

По натуре Солодов был молчалив, ему, очевидно, приятнее было думать, нежели говорить. Подолгу и с каким-то нескрываемым удовольствием он выслушивал собеседника, не проронив при этом ни слова. С виду казался человеком скучным, замкнутым, можно было подумать, что ему неведомы ни улыбка, ни тем более смех. Когда он слушал, грузная его фигура наклонялась к столу, словно он выбирал позу поудобнее, совершенно белая голова опиралась на ладонь правой руки, глаза закрыты. Очевидно, так ему легче было думать и вникать в смысл чужих слов. И на заседаниях чаще всего молчал, давая возможность вволю поговорить другим, не перебивая репликами даже самых пылких ораторов.

Длинный, пересыпанный мудрёными словами рассказ Дмитрия Беглова тоже слушал внимательно, терпеливо. А Дмитрий, разложив на столе чертежи, говорил о выгоде своего проекта, убеждал Солодова, что холмы близ станицы Холмогорской — это как раз и есть то место, где должны подняться промышленные корпуса.

— Митрофан Нестерович, согласны ли вы со мной? — спросил Дмитрий. — У вас может возникнуть вопрос: почему на холмах? Да, да, именно на холмах! Сама природа как бы пошла нам навстречу. В том-то и суть, что ни в районе, ни даже во всем Южном нет такого проекта, как этот. Митрофан Нестерович, этим проектом мы, как говорится, убиваем сразу двух зайцев: используем для дела бросовую землю и получаем большую экономию в строительстве и монтаже поточных линий. Поймите, только потому, что уроженец Холмогорской, я смог прийти к мысли об использовании холмов. О чем я вас прошу? О поддержке! Только об этом… Ваше слово… Митрофан Нестерович, взгляните на чертежи. По вашему совету я только что еще раз все проверил на местности. Обратите внимание: холмы дают нам возможность поднять корпуса и автоматические линии. Взгляните сюда…

«Молод, пригож собой, говорит бойко, без запинки, и приходится удивляться, что он, сын Василия Беглова, ничуть не похож на своего отца, — думал Солодов, глядя на чертежи. — Сын закоренелого хлебопашца, а говорит не о пахоте, не о посевах, — ничего отцовского в нем не осталось. Поставь рядом двух Бегловых — молодого и старого, и никто не скажет, что они отец и сын. Как он там, Василий Максимович, поживает? Давно мы не виделись. Все некогда, все разговоры, заседания, а время летит»…