Разлив Цивиля

— Ладно, ладно. Ни людей, ничего больше не буду спрашивать, — с обидой в голосе сказал Федор Васильевич, затем поднялся и пошел из кабинета. Выбившийся из-под пояса пустой рукав висел прямо и неподвижно. Павел проводил взглядом бывшего председателя, и ему почему-то стало жалко его.

Новый председатель все еще хранил молчание. То ли углубился в чтение найденной бумаги, то ли ждал, когда Федор Васильевич уйдет совсем.

— Вот и подымай колхоз с такими работниками, — когда дверь за Федором Васильевичем закрылась, сказал Прыгунов, как бы приглашая Павла вместе с ним поразмыслить, как можно «подымать колхоз с такими работниками». — Как от козла — ни шерсти, ни молока. Какую работу я могу ему доверить? А выгнать — семья голодной останется. Родятся же на свет такие пустоцветы, тащи их, как пустую телегу. Даже когда разжуешь, так и то он проглотить не умеет. Что и умеет, так ворчать. А работать — за него председатель работай.

А теперь Павлу показалось, что и Прыгунов прав. И что так горячо он о своем председательском деле говорит — Павлу понравилось. Значит, человек живой, не равнодушный. Вот только когда Павел встречался с его черными и острыми, как буравчики, глазами, ему почему-то каждый раз хотелось поскорее отвести свои.

— Садись, чего стоишь. В ногах, говорят, правды нет. Откуда?

— Здешний. Сявалкасинец.

— Да? — удивился председатель. — Тогда извините, что не признал. А может, и потому не знаю, что держитесь в сторонке от колхоза или вовсе работаете в райцентре.

— В сторонке — это не по моей части, — выдерживая острый, колючий взгляд Прыгунова, резко ответил Павел. — Я — Кадышев. Вернулся из Казахстана.

— A-а, что-то слышал. На побывку?

— Нет. Насовсем приехал.

— В колхозе собираетесь работать или…

— А где же еще?

— Что ж, одобряю. — Прыгунов даже встал из-за стола, — Одобряю. Да и не годится держать заколоченным отчий дом. Усадом мы, правда, пользовались. Но если будете работать — в этом же году вернем. Вы ведь, кажется, тракторист? Тогда… — Прыгунов секунду помолчал, что-то прикидывая, и договорил: — Тогда для вас и трактор имеется. Можете хоть сегодня принимать.

— Спасибо за доверие, — Павел встал.

— Постон, напишу записку к Виссариону Марковичу. Он ваш бригадир и механик.

Председатель вырвал чистый лист из лежавшего на столе блокнота, быстро написал что-то на нем и подал записку Павлу.

— Если поторопишься — еще застанешь его в кузнице.

— Хорошо. Но я хотел кое-что спросить.

— Знаю. Все будет. Скажу бухгалтеру. Пока на первый случай центнер пшеничной муки хватит? Хватит. Мяса нет. Все наличное сдаем государству. Корова твоя еще на ферме. За то, что шесть лет доили ее, выдадим литров шестьсот молока. Хочешь забрать ее — забирай, не хочешь — купим ее у тебя. Еще что тебе? Где живешь? Женат?

— Нет еще.

— Очень хорошо. Подберем тебе такую невесту, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Порукой тому мое председательское слово. У нас тут секретарь райкома комсомола работает дояркой. Не девушка — огонь. Наших сельских парней все бракует. Ну, а ты с виду не уступишь Улыпу [14] — влюбится с первого же взгляда. А пока — дуй. Прости, тороплюсь, пойду проверю, как там и что на ферме Федора Васильевича. Когда примешь трактор, доложи мне. Я нынче весь день дома, я имею в виду в колхозе, ни на какие собрания в район не поеду… Чего там недостает — скажи. Найдем.

И опять по дороге Павел подумал: вон ведь как торопится — выслушать некогда… А с другой стороны, у председателя в самом деле всяких дел невпроворот. И смотри-ка, нужду понимает, не заставил меня ничего просить, сам распорядился насчет муки и всего другого… Интересно, что он в записке Виссару написал?

Выйдя на околицу, Павел достал записку, развернул. На бланке с типографским тиснением «Депутат Верховного Совета ЧАССР» твердым почерком было написано:

«В. М.! Тот самый трактор закрепи за Кадышевым. Парень толковый, может сделать из него машину. Составьте приемный акт, а вечерком оба зайдите ко мне».

— Эге! — вслух сказал Павел. — По записке депутата следовало бы получать не старый, а новый трактор.

Он понял, что «тот самый трактор» — это «С-80», о котором еще вчера ему говорил Володя.

5

Пока Павел сходил домой да пока переоделся в комбинезон, время подкатило уже к одиннадцати.

У тракторов, поставленных рядом с мельничным амбаром, возились Элекси с Гришей. Чуть поодаль копался в моторе своей «Беларуси» Володя. Завидев Павла, они сразу же, как по команде, бросили работу и уселись на тракторные сани.

— Попомни, Павел, мое слово, — еще издали крикнул Володя. — Женой не будешь доволен [15]. — А когда Павел подошел, добавил: — Еще раз говорю: не торопись! Кто спешит, тот, знаешь, и в прорубь может угодить.

— Ну что ты сегодня раскаркался, как ворон. — Элекси вслед за Володей и Григорием подал Павлу руку, подвинулся.

— Ворон — птица мудрая. Он, говорят, чует за тридцать верст. А я знаю, что случится через три месяца.

— Где Виссарион Маркович? — чтобы прекратить перепалку между друзьями, спросил Павел.

— Да где ему еще быть, как не в магазине, — ответил Володя. — Уже больше часа как ушел. Наберет свою норму и явится. Если наберется до покраснения — жди: начнет прикапываться, строгости наводить. Привыкнешь — ничего, а не сумеешь привыкнуть — удирай обратно в Казахстан.

Гриша рассмеялся, блестя своим вечно измазанным в масле носом.

— Что верно, то верно. Трезвый — нормальный человек. Выпьет — не узнаешь. Лается, ко всему придирается. Да и как пить при таком здоровье? У него уже был инфаркт, еле-еле спасли, месяц плашмя лежал.

— Не бойся, здоровье у него, что у твоего медведя, — Элекси снял шапку и ее подкладкой вытер вспотевший лоб. Затем, по привычке, вытянул голову и погладил кадык. — Пригревать начинает совсем по-весеннему.

— Нехорошо говорить о человеке заглазно, — сказал Павел. — Вы мне лучше скажите, что это у вас за трактор есть такой, который…

— Так это на него тебя председатель ставит? — не дав договорить Павлу, воскликнул Элекси. — Ну, жох этот Прыгунов, ничего не скажешь!

— А я тебе еще вчера говорил, — ответил Володя. — Старый списанный гроб.

— На твоем месте плюнул бы я на «Сявал», — все так же сердито продолжал Элекси, — и подался вон в соседний «Красный фронтовик». Там тебя с ходу бригадиром поставят. И машины чуть не все новые. Председатель там не такой скупердяй, как наш Прыгунов. Трактористов на руках носят и платят лучше… Словом, надо бы тебе спервоначалу зайти в райком, Василь Иванович нашел бы тебе место.

— Сявалкасы, Алеша, мое родное село, и уходить в соседнее… Сам-то ты, однако, не уходишь. Â работать везде надо. Там ведь тоже трактора не сами по себе землю пашут… А потом, ребята, есть у меня одна идея — Володе я уже говорил об этом — плуг по-другому сделать. И будет он тогда потяжелей заводского, и «ДТ-54» может его не потянуть. А «С-80» — значит, в нем должно быть восемьдесят сил, а не пятьдесят четыре.

— Думаешь, старая кляча сильнее моего молодого жеребца?! — усмехнулся Элекси, кивая в сторону своего новенького трактора. — Что ж, поремонтируй, покопайся с ним месячишко, может, он у тебя недельку поработает.

— Чего ты хвалишься своим трактором, словно женой? — не выдержал Гриша. — А вот Павел возьмется, сделает из этого гроба машину и утрет всем нам нос. А то: иди в «Красный фронтовик»! Тоже сказанул! Радоваться надо, что у нас в бригаде прибыло. И прибыло не каким-нибудь желторотиком.

— А все же я бы не советовал спешить. До сева колхозу должны дать еще один трактор. Или «ДТ-54», а может, и «ДТ-75». Я это предвижу, как ворон.

— Ну, наверное, хватит языки чесать, — Гриша поднялся с саней. — Вот и Виссар идет.

По дороге к кузнице шагал в не очень чистой, но и не так чтобы грязной телогрейке и бараньей шапке Виссарион Маркович. Павел помнил его сухим, худощавым, с выпирающими скулами на лице. Теперь лицо было оплывшим, под глазами мешки, на кончике носа проступили красные прожилки. И совсем чужим, незнакомым был какой-то, словно постоянно смущенный, виноватый взгляд светло-голубых глаз.