Разлив Цивиля

Расцвела яблоня — быть яблокам. Бывает, что и заморозки ударят, и град побьет цветы, но придет осень — хоть немного, хоть сколько-то яблок висят на ветках.

Не так ли бывает и с человеком: побьет-помнет его жизнь, сердце морозцем прихватит, а он все равно продолжает надеяться на лучшее, все равно надежда не покидает его…

Когда Марья узнала, что инженер леспромхоза Сергей был женатым, она три дня не выходила из дому, не открывала свой магазин. И тогда была тоже ранняя весна, разве что снег был уже совсем на исходе. И это сколько же лет с тех пор прошло? Шесть? Семь? Нет, уже восемь…

Она уже знала, что забеременела, когда ее посватал Прыгунов. Пришлось согласиться. Через полтора месяца после замужества она сделала аборт, и с тех пор детей больше не было…

Марья вздрогнула, услышав, как кто-то, насвистывая, идет с верхней улицы. Она тоже медленно пошла к своему дому. Получилось так, что дороги с идущим сверху человеком у них пересеклись.

— Ого! — раздался незнакомый Марье басовитый голос. — В Сявалкасах, оказывается, не только девушки ходят по улахам.

«Кто это? Фигурой на Сергея похож. Такой же высокий, статный…»

— А разве у женщин не равные права с мужчинами? — в тон незнакомцу ответила Марья.

— Ну, уж если так, тогда здравствуй, Мария Сергеевна!

«Ну и силища! Руку сжал, как железными клещами».

— Убей на месте — не узнаю.

— Зачем же убивать?! Раньше звали Павлом и теперь так же. По фамилии — Кадышев.

— А-а-а, — вот теперь только узнала парня Марья. — Жених с целинных земель. Тогда — с приездом!

— Спасибо.

А много ли знает о нем Марья! Еще до армии ходил по селу высокий здоровенный парень. Работал на тракторе. А по демобилизации, как потом говорили в Сявалкасах, уехал с каким-то генералом на целину. Там прославился, его портрет даже был напечатан в «Огоньке». Сейчас, надо думать, приехал в отпуск, а отцовский дом на замке. Полюбилась ли парню целина или какая-нибудь раскосая казашка его там приворожила? Нынешняя молодежь не очень-то держится за родное село…

— Надолго в Сявалкасы?

— Коли найдется невеста — останусь навсегда.

— За невестой дело не станет. Их теперь на каждого парня — штабель… А не стыдно, что отцовский дом забросил?

— Стыд не дым, глаза не ест. А дом можно и продать.

Легко, свободно разговаривал парень! Марье это понравилось. Веселый парень! Она оглянулась на дом Виссариона Марковича. Там все еще горел свет.

— Я вот гляжу, кума Нина еще не спит. У них нынче праздник — день рождения дочки…

— Значит, вы из хмельника? То-то такая веселая!

— Знаешь, — Марья, не отдавая себе отчета, схватила парня за руку, — пойдем к ним.

— Нет, спасибо. Втянешься в пьянку и тогда… как это говорят?.. и барин в работника превращается.

— Боишься стать работником?

— Еще как боюсь-то, Мария Сергеевна. А еще меня Володя ждет. Небось устал ждать. До свидания. Приятных вам снов!

Зашумел снег под сапогами, парень шагал широко, размашисто. И Марья, прислонясь к ветле, еще долго провожала его взглядом.

«Надо же — так похож издали на Сергея!..»

3

Родом Трофим Матвеевич из Кюльхири, что в двенадцати километрах от Сявалкасов.

Войну он встретил у самой границы. С остатками одной из воинских частей прорвался из вражеского окружения. Потом первое ранение, госпиталь, курсы военных интендантов, снова фронт. В сорок третьем после тяжелой контузии вернулся домой, около года проработал председателем колхоза и снова уехал на фронт.

За два дня до окончания войны — вторая контузия. Полгода провалялся в госпиталях и вернулся будто не на своих, а на чужих ногах. Никто и не думал, что Трофим выздоровеет и по-настоящему встанет на ноги. Мать лечила его настоями трав, парным молоком, парила в бане, делала ванны из белой глины, из овсяной воды, и еще что только не делала. И произошло чудо. Если другие контуженные лечатся годами и не всегда вылечиваются — Трофим выздоровел через несколько месяцев.

А вот себя мать не сберегла — простудилась и умерла. Трофим продал избу и скотину и купил в райцентре каменный особняк бывшего директора МТС. Определившись на работу, начал он с экспедитора райпотребсоюза, а кончил его председателем. Зарекомендовал себя Прыгунов председателем умелым, хозяйственным. В обмен на картошку с Урала вез железо, из Саратова — шифер. А строительные материалы в послевоенные годы были дефицитными. Прыгунова хвалили за разворотливость, Прыгунова награждали переходящими знаменами.

Видимо, слава Прыгунова кое-кому не давала спокойно спать. Полетели птичьей стаей жалобы в Чебоксары, оттуда одна за другой поехали всякие проверочные комиссии. И хотя комиссии те уезжали восвояси без каких-либо улик против Трофима Матвеевича — все равно начали ходить разные слухи-разговоры. Прыгунов-де и взятки берет, и спекулирует тем же шифером. А что держится на своем посту — так это потому, что умеет из воды сухим выходить и с начальством ладить.

И вот тогда-то Трофим Матвеевич и сменил должность председателя райсоюза на председателя колхоза. По своей воле это он сделал или вынужденно — никто толком не знает и по сей день.

Колхоз в Сявалкасах особенный, непохожий на другие колхозы района. Пройдись по селу — просторные пятистенки, один к одному, с четырьмя, а то и пятью окнами по фасаду. Многие обшиты тесом и покрашены. Откуда такой достаток у сявалкасинцев? От земли? Нет, на здешних землях не разбогатеешь. Кормит, поит, одевает сявалкасинцев лес. Кто бы ни пошел в лес, он не вернется оттуда пустым. Один проработал на посадке молодняка — глядишь, уже привез в село сруб, а то и два. Другой просто сумел договориться с лесником и заготовил сто пятьдесят пудов луба. Кто дров нарубил, кто стог сена накосил. А то же сено, не говоря о срубах, в цене. Пуд сена стоил столько же, сколько и пуд хлеба. Сруб на баню — четыреста, а на дом и всю тысячу.

Приезжают полевые чуваши и покупают и срубы, и сено, и тот же луб. Дороговато им кажется, кряхтят, чертыхаются, да что поделаешь: и добрый дом хочется заиметь, и корову чем-то надо кормить, а из мочала в долгие зимние вечера можно рогож наткать. А сявалкасинцы радуются такой торговле. Они даже название ей придумали. Неизвестно уже почему, но зовут они такую торговлю, когда прямо дома, не выезжая на базар, можно выгодно что-то продать, — московской торговлей. А чтобы не урезали огороды — в колхозе работает из семьи какой-нибудь древний старик или инвалид. Остальные же — кто в леспромхозе, кто на железной дороге, кто в райцентре.

И получалась интересная картина: село богатое, а колхоз бедный. Ну, не то чтобы в селе только и жили люди, умеющие ловчить. Нет, немало было и таких, которые работали в колхозе. Однако же тон здешней жизни задавали первые, а не вторые.

Такими были Сявалкасы, когда пришел в них Трофим Матвеевич.

Придя домой от Виссара, Трофим Матвеевич сразу же разделся и лег спать. Завтра и в самом деле рано вставать. И надо бы спать. Но не спалось.

Словно жук-короед, точат и точат Трофима Матвеевича разные мысли.

У людей не только будни — и праздники бывают. Вон хоть у того же Вbссара нынче: Светланкин день рождения. А у него такого праздника не было и не будет. У него — одна работа, одни будни. А человек не стальной. Наругаешься, надергаешься за день и так-то тебе необходимо, придя домой, отдохнуть душой и сердцем, так-то хочется услышать тихое ласковое слово, увидеть такую вот свою Светланку. А он приходит домой и не всегда Марью видит. Сидит в своей библиотеке допоздна и домой не очень-то торопится. Конечно, работа эта лучше, чем в магазине, но и вовсе бы бросить можно — что ей, мужниного заработка, что ли, не хватает?!

А и дома Марья — тоже радости мало. Какая-то далекая, чужая она в последнее время стала…

Да, у него есть имя, известность. Его знают н в районе, b в республике. И многие даже завидуют ему, считают счастливым. Счастливый!.. Недолго, совсем недолго он был счастливым…