Тайна дразнит разум

— Ой! — воскликнул я, словно обжегся. — Впервые слышу «Личная стратегия».

— Придет время, батенька, в школах будут преподавать как ведущий предмет — личную стратегию.

— А математика, физика, русский?

— Это лишь средства для достижения цели.

— Цель с первого класса?

— Верно! Пусть малыш мечтает стать летчиком или врачом, а ты к нему деловито: «Авиатору и доктору тоже нужны числа, анатомия, родной язык». Педагог обязан прежде всего научить ребят выбирать цель, находить средства и умело достигать ее. Учти, личная цель — наисильнейшая мобилизация всех интересов и знаний.

— А если шалопай будет метаться?

— Мечутся не только шалопаи: на то и закон возраста. Твоя задача утвердить, обыграть очередную цель ученика по всем правилам логики действия.

— А если упрямец отвергнет цель?

— Окончит школу, как все в наше время, без личной стратегии. Такой не знает, кем быть, куда идти, что делать. Вся надежда на папу с мамой. Отсюда, заметь, разброд, растерянность, подражание удачникам и, что хуже, случайная профессия со всеми печальными последствиями. — Охотник прислушался к ночным звукам и продолжал, лаская Муньку: — Вспомни Ломоносова — академия в одном лице. В чем секрет величия? Прежде всего в личной стратегии. И в будущем даже у рабочего будет свой ЛИЧНЫЙ производственный план с учетом, разумеется, общей хозяйственной лоции. А где у нас преподается логика действия? Нуте?

— Неужели столь велика ее роль?

— Голубчик, ныне мало познать да изменить мир, надо еще уметь управлять им. И вообще люди без стратегии загнивают: ведь борьба за высокую цель исключает пьянство, распутство, зазнайство, хамство и воровство.

— У нас столько говорится…

— Вот-вот — говорится! — Он так возбудился, что даже собаки вскинули уши. — Идея коммунизма, не подкрепленная действием, — утопия! Необходима коренная реформа обучения и воспитания!

— Кто докажет ее необходимость?

— Сама жизнь! — выставил ладонь. — Школы превратятся в школы логики действия, где восторжествует диалектический метод познания и работы. Учти, мальчик мой, секрет прогресса не в количестве знаний (необъятное не объять!), а в умении достигать цель. Наука достигать — наука побеждать!

— А что главное в личной стратегии?

— Железная дисциплина и умение подчинить личную стратегию всеобщей. Коммунизм — массовый расцвет личностей, а расцвет личности без личной стратегии невозможен. Не так ли?

Я давно заметил, что мой учитель не просто критикует (такое всем доступно), а тут же ищет выход. Я допытывался:

— Николай Николаевич, а какое место займет в будущей системе образования ваша «Логика открытия»?

Отблеск пламени разом потух на лице учителя. Он склонил голову и тихо проговорил:

— Друг мой, «Логика открытия» — лишь заявка: впереди огромная работа с проверками, экспериментами; во-вторых, моя логика не единственная: многие ученые, не чета мне, разрабатывают методологию наук, а также эвристику — логику открытия. Кто знает, чей поиск лучше? Но я верю: завещание Ленина будет выполнено…

— Когда математика войдет в философию?

— Наоборот! — оживился он. — Когда философия войдет в математику, физику и прочие науки; когда диалектика действительно станет алгеброй прогресса…

— Вот бы дожить!

— Мы доживем, если будем не ждать, а действовать: искать, пробовать, ошибаться…

— Ошибаться?

— Да, друг мой! Философия — самая сложная наука. И Ленин предупредил: первые шаги будут связаны с ошибками.

— А за ошибки не могут… за ушко да на солнышко?

— Могут! У нас не все подходят к теории творчески: для некоторых диалектика — икона. Можно только молиться на нее. «Ортодоксы» сами не разрабатывают метод и другим не дают…

— Собаки на сене! — Я вспомнил свое решение загадки с полетом утки: — Выходит, под каждым крылом действует квадрат превращений: положительная струя воздуха поддерживает птицу.

— Умница! Быстро нашел. — Он взглянул на плоские карманные часы. — Ого! Засиделись. Пора, мальчик мой. Завтра попробуем увлечь ребят новой тайной: боюсь, что «подземный ход» недолго послужит нам. Беспризорники — народ дотошный…

Утром беседа с ребятами не состоялась: Воркун прислал за Калугиным катер. Учитель доверил мне команду и как бы извинился:

— Что поделаешь, голубчик, не иначе как ЧП…

Грустно стало без нашего капитана. А тут еще юрьевские колокола бумкают заунывно и жалобно…

Как только Калугин по мостку сошел на берег, молодой чекист, всю дорогу хранивший молчание, доверительно шепнул ему:

— Начальник ждет вас в Софийке…

«Девятка» внешне ничем не отличалась от других номеров гостиницы: на двери многослойная краска с подтеками и ручка скобкой. Комната имела капитальные стены и вход с двумя шторами. Единственное окно следило за дорогой и Летним садом. На подоконнике стоял телефонный аппарат, который держал связь только с Десятинным монастырем.

В этом номере останавливались чекисты, приезжающие из уездов и центра. Две железные кровати, подменяя скамьи, обслуживали продолговатый столик. Сейчас на нем дрогнули граненые стопки, бутылка с водкой, селедка в горчичном соусе и хлеб на фанерке. Небритый, широкогрудый, в расстегнутой гимнастерке, Иван грузно поднялся и потряс приятеля за плечи.

— Не поверишь, дружище! — притворно засмеялся Воркун. — В нашем взводе был вечно пьяный солдат. Даже на гауптвахте пел, плясал, хохотал. А взводный чесал затылок: «Кто приносит?» Следил, как за вражьим снайпером. Никаких улик! Лишь третья медкомиссия разгадала: у него желудок — природный самогонный аппарат: что ни съест — пьян. Списали «по чистой».

Историк мечтательно зажмурился:

— Через сто лет наш разум превратит желудок в фабрику эликсиров: «сок долголетия», «капли от рака». — Он распахнул черные глаза, полные внимания: — Что с Тамарой? Который день?

— Восьмой! Боюсь, как бы того… Извелся…

Три года назад в Старой Руссе на собрании верующих жена Ивана призвала христиан пожертвовать церковные ценности на спасение голодающих волжан. Беременную избили. Она скинула мертвенького…

Николай Николаевич заверил, что в больнице ребенка примут благополучно и, пригубив вино, спокойно спросил:

— Чего звал, голубчик?

Нервно глянул Иван на телефонную трубку и пробасил:

— Хочешь послушать мнение Шарфа о себе?

— И ты ради этого сорвал меня с охоты? — Он строго заглянул в голубые глаза приятеля: — Нуте?

— Ох, это твое «нуте»! — Иван глотнул водки и, нисколько не хмелея, оглянулся на тяжелые дверные шторы: — Вчера опять беседовал с Фуксом. И вспомнил твои слова: «В Москву с пустым портфелем не ездят». Так вот, старина, есть о чем писать в ЦК. Твои сигналы, что у нас нет центральных газет, что перетасовка кадров — тактика заговорщиков, что Григорий создал подпольный кружок, что Дима Иванов выдал их, — все это полностью подтвердилось…

Машинально нюхнув корку хлеба, чекист наклонился к столу:

— Фукс знал больше, чем выдал в первый раз. Юморист рассказал об одном конспиративном заседании: речь шла о предстоящем съезде. Они хотят выдвинуть Зиновьева содокладчиком генсека и подбросить делегатам «Заявление ленинградской организации», которое уже подписал москвич Каменев. Каково?

— Все закономерно, батенька: Каменев — штрейкбрехер революции номер два. Это надо было ожидать после разведки Ларионова. — Калугин чувствовал, что Иван недоговаривает: — И все?

— Нет! Фукс назвал тех, кто был в доме Зиновьева, в частности — Клявс-Клявин, Дима Иванов, Уфимцев, Творилова и, представь… Рахиль с Пискуном!

— Не удивительно! Архивариус пишет биографию Зиновьева. Тебе это известно. Не валяй дурака. Что случилось?

— Поздравляю, дружище! Ты попал в точку! — Иван глотнул пшеничной, откусил селедки и, оглянувшись на телефон, бодро улыбнулся: — Ты прав насчет Хутыни. Вчера там накрыли приживалку Алхимика, а потом и самого. Обоих доставили сюда. Пока молчат как немые…