Утренний бриз

Кого же послать? Консул задумался. Просьба Томаса несколько запоздала. Если бы она пришла до эвакуации из Владивостока колчаковцев, то выполнить ее было бы легко. Фондерат! Вот кого он сделает своим человеком на Чукотке. Лучшей кандидатуры не найдешь. Фондерат сейчас в растерянности. Неизвестно, что его еще ждет в будущем. А тут Колдуэлл предложит ему очень заманчивые перспективы.

Колдуэлл приказал пригласить Фондерата. Полковник в это время без пиджака, который он сбросил, как только оказался в отведенной для него небольшой полуподвальной комнате с маленьким оконцем, выходившим в глухой двор, сидел за столом, закрыв лицо руками. Он был в отчаянии. Холодный прием у Колдуэлла показывал, что американцы потеряли к нему какой-либо интерес и теперь он для них только досадная обуза. А с каким нежеланием, даже не скрывая этого, консул согласился помочь ему тайно уехать из Владивостока, скрыться на американском пароходе. Фондерат был унижен еще и тем, что его поместили в каморку, в которой, видно, никто не жил. Фондерат отнял руки от лица, взял пенсне, лежавшее на столе, — и, надев его, снова осмотрел комнату. На давно не беленных стенах и низком сводчатом потолке расползались большие пятна сырости. Воздух в каморке затхлый. Обшарпанный шкаф с потемневшим и перечеркнутым трещиной зеркалом, старомодный комод, в котором не хватало одного ящика и на его месте зияла дыра, простая кровать с облупившейся голубой эмалью, два скрипучих стула и стол, покрытый несвежей скатертью, составляли все убранство комнаты. Это было старье, хлам, который сохранялся лишь только потому, что о комнатке, видимо, вообще забыли.

Таким же старым, никому не нужным чувствовал себя и Фондерат. Этот подвал — последняя капля унижения. Полковник вяло подумал о том, что есть один верный и быстрый выход из положения. Рука Фондерата легла на брючный карман, сжала револьвер и тут же бессильно соскользнула, повисла. Фондерат признался — себе, что у него не хватит воли нажать на спусковой крючок.

И тут Фондерату все окружающее стало безразличным, отошло куда-то на задний план, а взамен подступало, становилось все требовательнее знакомое, волнующее и в то же время доставляющее сильные мучения желание… Фондерат слабел. Ему становилось трудно дышать. Он потянулся к соседнему стулу, на котором висел пиджак, схватил его плохо слушающимися пальцами и потянул к себе. Стул с грохотом опрокинулся. Фондерат словно не заметил этого. Он с трудом, точно пиджак был необыкновенно тяжелым, положил его на колени, достал из внутреннего кармана коробочку и, торопясь, будто опасаясь, что у него ее кто-то отберет, открыл. Глаза Фондерата расширились, и он, низко нагнувшись, поддел, ногтем большого пальца из коробочки немного белого порошка и жадно втянул его широко раздувшимися ноздрями.

Несколько минут Фондерат сидел неподвижно, с закрытыми глазами. Бледное лицо с запавшими щеками стало розоветь, он задышал ровнее, спокойнее и наконец, открыв глаза, выпрямился. К нему возвратилась энергия. Он встал и заходил по комнатушке, Фондерату нестерпимо захотелось двигаться, что-то делать. Он поднял с пола пиджак, отряхнул его и надел; поставил на место стул, аккуратно закрыл коробочку с кокаином и бережно спрятал ее в карман. Затем он оглядел комнату и шагнул к окну, но, кроме пустынного, замощенного булыжником двора, он ничего не увидел и в раздражении ударил кулаком по сырому бетонному подоконнику, Фондерату хотелось выбежать из своего убежища, оказаться на улице и стрелять, стрелять в проходящих по улице оборванцев, стрелять в их красные полосы на шапках и папахах, в банты на груди. Фондерат на мгновение увидел перед собой человека, у которого по черной медвежьей папахе и по грязному полушубку льются струи крови, и человек, выронив из рук винтовку, падает на него. Фондерат, вскрикнув, отпрянул от окна, и видение исчезло.

Полковник взглянул на дверь. Он уже был во власти другой мысли. Сейчас ему хотелось выскочить из комнаты, взбежать на второй этаж, ворваться в кабинет консула и, направив на Колдуэлла револьвер, потребовать немедленно отправить его на пароход. А если консул откажет, то выстрелить в его полное, холеное лицо… Тут дверь открылась, и полковник испуганно вздрогнул. Он увидел секретаря консула. Колдуэлл приглашает полковника? Зачем? Секретарь не знает. Фондерат нерешительно двинулся за секретарем; настороженно поглядывая по сторонам. У него появилось нелепое подозрение: «Колдуэлл узнал, о чем я думал сейчас, и хочет меня выдать партизанам». Фондерат сунул руку в карман и сжал револьвер. Нет, он никому не дастся в руки. Он будет отстреливаться и, конечно, прихлопнет и Колдуэлла.

Фондерат, готовый к схватке, переступил порог кабинета консула. Стремительно обшарив кабинет взглядом, он облегченно опустил плечи, вынул руку из кармана. Колдуэлл, не поднимаясь из кресла, помахал какими-то бумагами.

— Есть хорошие вести! Ваш протеже великолепно оправдал себя.

Фондерат не понимал, о нем говорит Колдуэлл. Консул пояснил:

— В Ново-Мариинске свергнут большевистский ревком. Там создана новая власть. В перевороте не последнюю роль сыграл ваш… как его… — тут консул взглянул в бумаги, — как его… вот… Струкофф…

Только теперь Фондерат понял, чем так обрадован американец, и с обидой вспомнил, как консул ругал его, когда в том же Ново-Мариинске большевики свергли Громова. Что же сейчас Колдуэлл хочет от него?

— Там, на Севере, нужна твердая рука, чтобы никаких неожиданностей не могло произойти. Я хочу просить вас, дорогой полковник, выехать в Ново-Мариинск и там контролировать порядок.

— Мне ехать в Ново-Мариинск? — переспросил Фондерат. Предложение Колдуэлла было слишком внезапным. Консул недовольно нахмурился:

— Вы что, не согласны? Или же боитесь?

— Я готов, — выпрямился и щелкнул каблуками Фондерат.

Колдуэлл оказался около него и, сияющий, довольный, увлек полковника к столику с бутылками:

— За наши успехи на Севере, дорогой полковник.

Они выпили, и Колдуэлл, усаживая Фондерата против себя в кресло, превратившись в делового человека, наставительно заговорил:

— Вам, дорогой полковник, доверяется очень, очень большое и важное дело. Вы, конечно, перед отъездом в Анадырский уезд побываете в Номе у командора Томаса, получите его инструкции и будете регулярно его информировать о положении на полуострове, хотя с вами также будут, очевидно, сотрудничать офицеры Американского легиона. Но они не русские, и это, конечно, осложняет их миссию. Я бы хотел и даже прошу вас настоятельно, точно так же информировать и меня, но об этом никто не должен знать…

«Я должен быть твоим осведомителем», — думал Фондерат, но — это не задело, не обидело его. Возможность оказаться на Чукотском полуострове обрадовала его, подняла настроение и даже вселила в Фондерата надежды. Все же он будет на русской земле, и снова ему будут подчиняться люди. Теперь он не позволит себе сентиментальничать, а будет с врагами жесток, беспощаден, и его имя все будут произносить с трепетом. Фондерату уже не терпелось быстрее оказаться на Чукотке, взяться за дело. Он снова нужен! Полковник уже простил консулу холодный прием и был готов благодарить Колдуэлла. О, консул может быть уверен и спокоен. Он, Фондерат, блестяще оправдает его надежды. Ну, и конечно, не забудет и себя. Его семья, его родные и близкие, которых он предусмотрительно заранее отправил из Владивостока в Японию, скоро получат посылки с мехами. Он заставит и Усташкина-Струкова на себя работать. Чукотский полуостров далеко, и большевики не скоро туда доберутся, а может быть, Америка вообще возьмет этот край под свое покровительство. Картины, одна радужнее другой, рисовались Фондерату. Он так размечтался, что перестал слушать Колдуэлла. Но тот вернул его к действительности:

— Вы снова в седле, дорогой полковник. И коня мы даем вам отличного. Только крепко держите повод.