Пурга в ночи

— Никифором. — Хозяин качнулся от косяка, длинными пальцами с толстыми суставами осторожно взял кусочек сахару, поднес к лицу. — Давненько я его не кушал. — Помолчал. — Сам-то я с Гижиги, мальцом отец привез. Рыбачу. — Он вздохнул: — Плохая жизнь. Голодно. Жинка голосит, ребята совсем плохие.

Николай Федорович нацедил в кружку кипятку, долил побольше заварного и протянул Никифору:

— Пейте.

Тот молча принял кружку и, откусив крохотный кусочек сахару, стал шумно прихлебывать.

— Ты не удивляйся, Федорович, — заметил Кабан, — тут, считай, все так живут.

— Есть и трошки богаче, — сказал Наливай. — А есть и куркули. Везде одно и то же. Что да Украине, что тут.

— Надо, чтобы не было, — сердито ответил Новиков.

Такой нищеты, такой убогой жизни, таких голодных людей, свыкшихся со своим положением, он еще не видел. Он считал себя обязанным помочь им, облегчить их участь. Надо действовать и не тратить попусту времени.

Вот что, Афанасий, — окатился он к Кабану. — Сегодня же — собирай тех, кто понадежнее. Надо мне с людьми познакомиться, поговорить и…

Стук в дверь остановил Новикова. Кто-то, не спрашивая разрешения, вошел в квартиру.

— Где хозяин?

— Никифор, — позвала жена, — к тебе…

— Я здесь, — Никифор, обжигаясь, торопливо допил чай, а сахар спрятал в карман. Выйти он не успел. В двери появился одетый в кухлянку человек с торчащими черными усами и небольшой бородкой. Иней был на бровях и ресницах.

— О, черт, холодище, — проворчал он, обтирая рукой усы. — Пурга идет.

— Тебе чего? — спросил его Никифор.

— «Чего», «чего», — передразнив, рассердился вошедший. — Малков послал. Ты у него в долг брал товар?

— Брал, — угрюмо произнес Никифор. — Что господин Малков хочет…

— Он сказал, кто в отряд не записался, тот пусть немедля долги платит, сегодня платит.

— Да где же я возьму? — голос Никифора задрожал. Из-за переборки донесся испуганный вскрик его жены:

— Боже мой!

— Башка есть и думай ей, — предложил посыльный. — Думал, когда товар брал?

— Да я же… — Никифор не знал, что дальше сказать. Посыльный, видя, что его не приглашают выпить чаю, совсем рассердился:

— Балакать с тобой — напраслина. Ежели должен, то деньгу неси, а коли погодить хочешь, так господин Малков сказывал, кто в отряд пойдет, с того долги-то повременит спрашивать, а то, часом, и простит.

— Простит? — недоверчиво переспросил Никифор: — Долги простит?

— Эге! — Посыльный Малкова с любопытством рассматривал Новикова. Наконец он повернулся уходить и через плечо бросил Никифору: — Поспешай, Свенсон так же решил. Набегут людишки, и ты…

— Я сейчас, сейчас, — заторопился Никифор и ушел следом за посыльным.

— Вот как набирают себе воинство господа коммерсанты, — Кабан в сердцах выругался.

— В торговле Свенсон и Малков конкуренты, а тут — дружки, — заметил Наливай. — Ворон ворону глаз не выклюнет.

— Что же делать? — спросил Кабан: — У них оружие, товары, деньги. Большую власть они над человеком имеют. Видели, как Никифор побежал? Приручен.

— Бороться, — ответил Новиков. — Бороться.

— Чем? Вот этими пустыми? — Кабан вытянул перед собой руки. — С ними против винчестеров не попрешь.

— У нас есть оружие посильнее винтовок, — убежденно ответил Новиков. — Слово, правдивое большевистское слово.

— «Слово», — покачал лохматой головой Кабан. — Что слово? Сказал, и нет его.

— Правдивое слово в сердце у человека остается, и потом он ему только верит. Тогда никакое оружие этому человеку не страшно. Надо здешним людям объяснить, что их обманывают, что их, как лаек, в упряжку запрягли, погоняют и не дают осмотреться по сторонам.

— Это верно, — кивнул Наливай.

— Вечерком собирайте людей, — вернулся к началу разговора Новиков.

…Парфентьев чувствовал себя беспокойно. Он рассказал Свенсону о Новикове и не сообщил об этом Николаю Федоровичу. Вот почему Парфентьев, до того как проснулся Новиков, ушел из дому. Он накормил собак, тщательно проверил нарту, походил по поселку. Заняться больше было нечем.

Парфентьев присел на нарту, закурил. Кому верить? У Малкова и Свенсона сила. Они богатые, что хотят, то и сделают с человеком, но при них будешь жить впроголодь. Новиков говорит, что большевики принесут новую светлую жизнь в тундру. Правда ли? Есть ли у большевиков такая сила, которая бы поборола Малкова, Свенсона, Бирича. Наверное, есть, раз так храбро Новиков разъезжает по уезду и говорит с людьми.

Значит, Парфентьев должен быть с Новиковым и теми, кто его послал. Когда они станут здесь хозяевами, то поблагодарят Парфентьева за помощь, и заживет он богато. У него будет не одна упряжка, а несколько. Парфентьев размечтался. На его круглом лице с припухшими глазами и вьющимся светлым пущком появилась улыбка. Он не слышал, как к Нему подошел посыльный Малкова.

— Ступай к Константину Михайловичу.

— Зачем? — встревожился Парфентьев.

Посыльный пожал плечами. Каюр неохотно направился к Малкову. Коммерсант был дома. Он завтракал вместе со Стайном и Свенсоном. Олаф со смехом рассказывал, как поймал посылку Мартинсона, которую тот прислал Лампе, и вспомнил, что каюр сообщил ему о каком-то старике из Анадыря.

Это заинтересовало Малкова и особенно Стайна.

— Странно, что старик путешествует по уезду, — сказал он задумчиво. — Необходимо узнать, что его привело в Усть-Белую. Начнем с каюра.

Так Парфентьев оказался перед Малковым и американцами. На все расспросы он отговаривался незнанием и немногое добавил к сказанному накануне Свенсону.

— Иди, — отпустил Малков каюра и предупредил: — Старику ты не говори, что был у нас. Иначе я…

Малков не договорил, но Парфентьев понял его. Этот человек с выпуклым лбом и массивным подбородком, не задумываясь, уничтожит его. Каюр даже вспотел от страха. Выйдя от Малкова, он долго слонялся по Усть-Белой, не находя в себе решимости вернуться к Новикову. Ему казалось, что Николай Федорович, Кабан и Наливай сразу же догадаются обо всем.

— Каюр знает несомненно больше, — сказал Малков, когда вышел Парфентьев. — Он что-то не договаривает.

— Да, — согласился Стайн. — У него так и бегали глаза. Вы слышали раньше об этом, как его, Новикоффе?..

— Нет, — пожал плечами Малков. — Интересно, что ему надо было в Ерополе, а теперь у нас?

— Надо за ним понаблюдать! — приказал Стайн.

— Хорошо, — кивнул Малков. — Я позабочусь об этом.

Свенсон подумал: если этот старик окажется большевиком, то, несомненно, мои акции у Стайна поднимутся. Я надеюсь на это.

В полдень у складов был выстроен отряд охраны общественного порядка. Он увеличился почти втрое. Стайн снисходительно похвалил Малкова:

— У вас темпы и деловитость американца. Я доволен. Правда, у солдат не особенно боевой вид, но надеюсь, они будут послушными.

— Будьте уверены, — Малков засмеялся: — Их долги мне и Свенсону сильнее клятвы и держат покрепче кандалов.

— Очень умно вы поступили, — снова похвалил Стайн. — Теперь я спокоен за положение в Усть-Белой. Завтра еду дальше.

Через полчаса Малкову доложили, что в домике Никифора Дьячкова собрались люди. Пригласили их Кабан и Наливай.

У Стайна, как у охотничьей собаки, напавшей на дичь, дрогнули ноздри.

— Немедленно всех арестовать. Схватить старика.

— Не будем спешить, — остановил его Малков: — У меня там есть свой человек. Подождем, что он скажет. Может быть, этот старик мелкий спекулянт или новый тайный агент Бирича или другого новомариинского коммерсанта.

Наливай и Кабан пригласили восемь человек. Здесь же были хозяин дома и Парфентьев, который вошел последним и присел у двери, на корточки. Ему не хотелось показываться на глаза Новикову.

Николай Федорович не замечал переживаний Парфентьева. Обращаясь то к одному, то к другому усть-бельцу, он говорил:

— Как вы думаете, товарищи, для чего и для кого понадобилось создать отряд охраны общественного порядка в вашем селе? Кто тут может общественный порядок нарушить?