Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва
Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва читать книгу онлайн
В книге «Жизнь Нины Камышиной» оживают перед нами черты трудного времени — первые годы после гражданской войны. Автор прослеживает становление характера юной Нины Камышиной, вышедшей из интеллигентной семьи, далекой от политики и всего, что происходило в стране.
Роман «По ту сторону рва» рассказывает о благородном труде врачей и о драматических судьбах больных.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Мотря повздыхала и ушла управляться по хозяйству.
Вечером на занятия ликбеза не пришли Надька и Пашка Медведевы. Почему? Неужели из-за отца? Не пришли они и на другой вечер. Куда-то исчезла самая примерная ученица Груня Кожина. В газете Нина читала про одного незадачливого ликвидатора неграмотности. Он додумался до того, что стал штрафовать учеников, пропускавших занятия. Как же она радовалась: «Я-то сумела их привлечь». Вот и сумела!
После занятий отправилась к Груне. Вдруг больна?
Изба, в которой живет Груня, обычная: с громоздкой русской печкой, полатями, широкими лавками вдоль стен. За столом, что стоял в переднем углу, сидел знакомый мужичок. Где же Нина его видела? Мужичок поднял голову. Карпыч! Вот это здорово! Не встречала его с того дня, как он привез ее в деревню. Сидит Карпыч и с Груниной тетрадки переписывает на бумажку слова. Выходит, у нее, Нины, есть «подпольные» ученики!
— Видела, барышня, Грунька заставляет, — как бы оправдываясь, объяснил Карпыч.
Нина с азартом принялась доказывать, что учиться никогда не поздно. И если он не хочет на ликбез ходить, то она сама через день будет приходить к нему, а в остальные дни пусть Груня помогает. А где же Груня?
— Спасибо, барышня. Мне бы хоть заявление как-никак научиться писать да вывески читать. В город приеду — чисто слепой.
— Где же Груня? — повторила свой вопрос Нина.
— Однако, на дворе, че ли.
— Можно ее позвать?
Карпыч, будто не расслышав ее вопроса, схватил ухват и полез в печку. Неизвестно зачем ему понадобилось вытаскивать чугун. Запахло крепким мясным наваром. Нина следила за его неловкими, суетливыми движениями и ничего не понимала. Почему отмалчивается? Похоже, он и не собирается звать Груню.
— Я пойду, а когда Груня освободится, пусть зайдет ко мне домой.
С полатей раздался ломкий мальчишеский голос:
— Нина Николавна, а Грунька с мамкой в город уехали. Мясо продавать.
— Что же вы скрываете? — удивилась Нина.
— А, чтоб тебя холера взяла! Тянули тебя за язык, — рассвирепел Карпыч и погрозил кулаком невидимому мальчишке на полатях. — Скрывать не скрываем, а ты, Нин Николавна, про мясо никому не сказывай. Я че. Я супротив был. Бабы поднялись. Отберут коровенку. Ялова она. Сам-то поехать не могу, ревматизма донимает. Болит, холера. Ребятишек семеро. Груня-то старшая. Может, и ничего бы, и не забрали коровенку-то? Вошли бы в положение? Василий Медведев разве располагал на такое…
Карпыч говорил, а до, Нины медленно доходил смысл его слов. Ему нечего бояться. Корову они зря зарезали. И с Медведевым разберутся. Говорят, его еще только в списки внесли. Списки будут еще утверждать. Все это Нина высказала Карпычу, страдая от неубедительности собственных слов. Карпыч как будто обрадовался, когда она собралась уходить.
Нине показалось, что и у Медведевых ее встретили настороженно. Василий на черной половине избы чинил хомут, Надька у печки пряла. Жена Василия, видимо, уже легла, было слышно, как в горнице скрипела под ней кровать, когда она грузно ворочалась.
Василий молча выслушал Нину и сказал, что детей он не приневоливает, пусть с них и спрашивает.
Надька, покраснев всем лицом, тихо проронила:
— Сказывали, что откажут нас теперя учить.
— Кто это выдумывает? — возмутилась Нина. — Приходите. Отстанете, потом трудно будет догонять, — сказала и поняла: каких-то других слов от нее ожидали.
— Спасибо, Нина Николавна, — проговорил Василий Медведев, потянул дратву, и она лопнула.
В доме вроде бы все так же сытно и ухоженно. На полке, под чистым домотканым полотенцем отдыхают смуглые караваи. Пахнет хлебушком, мясным варевом, квашеной капустой. И все-таки в чем-то еле приметном обжитой порядок нарушен. В чем же? Может, в сдержанности всегда такого разговорчивого хозяина дома? Или в надрывных вздохах хозяйки и в выражении какой-то смиренной виновности на лице Надьки?
— Не слыхали, Нина Николавна, — после трудной затянувшейся паузы спросил Медведев, — болтают, будто лишенцев станут выселять в Нарым? Из своих деревень, значит.
В горнице со всхлипом заплакала хозяйка, зашмыгала носом Надька.
— Не реви, — приказал дочери Василий.
Что ответить Медведеву. В газетах пишут — выселяют лишенцев. Но разве можно такое в глаза человеку сказать?
— Я не… знаю, — пробормотала Нина. Никогда она не испытывала такого смятения, такой унизительной беспомощности. Ведь они ждали, конечно же, ждали от нее ответа. Иначе Медведев не сказал бы, когда она уходила:
— Может, заявление какое подать?
Она промолчала. Почему? Потому что где-то, пусть очень глубоко, таилось сомнение: а что, если Василий (она же читала про такое) кулак, который умело маскируется?
Медведев, наверное, почувствовал ее сомнение и беззлобно сказал:
— Может, и не след писать. Степанчиков упредил: «Пошлешь заявление, мне же оно и попадет в руки». Вот оно как…
Все это Нина заново пережила, лежа с открытыми глазами в постели. Да, она не нашлась сказать Медведеву что-то вразумительное. А если не кулак? Мотря же говорит, что не кулак. У кого спросить совета? Как говорил Петренко: человек упал, один мимо пройдет, да еще засмеется, а другой кинется поднимать. А тут люди в беду попали. Как же она могла забыть о Петренко? Он же говорил: если что не поймешь — пиши. Но пока идет письмо, Медведева могут выслать. Тогда пусть сам Медведев едет к Петренко. Если он выедет утром, то в городе будет только к обеду. Степан, чтобы успеть на базар, выезжает в часа три ночи.
Зажгла спичку: десять минут первого. Встала. Тихонько оделась. Никитична в кухне окликнула ее с печки, где она спала.
— А, Нин Николавна, — и тут же захрапела.
Снег на улице отчаянно скрипит под пимами. Ни единого огня. Тихо. Только тайга однотонно гудит. Луна с откушенным краем обиженно прячется за облака, и тогда избы наступают на сугробистую улицу.
В горнице Медведева темно, а на кухне неяркий свет. А вдруг и он, как кулак Савелий, прячет что-нибудь и собирается бежать? Заледенелое окно не занавешено. Если встать на завалинку… Вскарабкалась, заглянула в небольшую проталинку в стекле. Медведев сидел все на том же месте, только теперь он чинил не хомут, а пим, зажав его между колен. Но вот он отложил иголку с дратвой, шило и повернул голову к двери, шею вытянул. Слушает. Может, он поэтому и не ложится спать, что всю ночь вот так слушает?
Осторожно слезла. Дверь заперта. А ее хозяева дверь на ночь не запирают…
— Кто? — в голосе явная тревога.
— Это я, Нина Николавна. Пожалуйста, откройте.
Она заметила, что пропустив ее вперед, он заглянул за дверь. Наверное, подумал, что она кого-то с собой привела.
Он понял ее с первой фразы.
— Панька, запрягай коня.
С полатей свесилась кудлатая голова.
— Куды, тятя? Рано по дрова. — У Паньки спросонья голос хриплый.
Отец прикрикнул на него. Панька живенько спрыгнул с полатей. Спал он не раздеваясь. Схватил полушубок, нахлобучил шапку и опрометью кинулся из избы.
Василий спрятал Нинину записку в подкладку шапки, сунул краюху хлеба в мешок. Оделся. На пороге горницы бесшумно появилась в исподней рубахе жена Василия. Испуганно глянула на мужа, всплеснула руками и запричитала:
— На кого же ты нас оставляешь…
— Ну, завела, как по покойнику, — с грубоватой ласковостью проговорил Василий и, взяв за руку, увел жену в горницу.
Провожать Нину пошел Пашка. У ворот, смущенно потоптавшись, он сказал:
— Нина Николавна, вы не сумневайтесь… Тятя мне наказал… Я чтобы кому сказать, что вы к нам приходили… Да пусть у меня язык лучше отсохнет.
Через день Надька и Пашка пришли на занятия. Во время урока заглянула Леонтиха.
— Нина Николавна, выдь на минуточку. Там вас на дворе спрашивают. Заходить не хочут.
Нина накинула пальтишко. Высокий человек в тулупе нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он заговорил, и Нина узнала голос Медведева. Василий степенно поклонился.
— Спасибо, Нина Николавна. Уважительный товарищ. Живи, грит, спокойно, поболе вашего Степанчикова начальники есть. Списки, грит, не окончательное дело.