Разлив. Рассказы и очерки. Киносценарии

— Это первое сражение в моей жизни, — говорит он.

Три звонка…

— Я верну вам эту записку, когда вы попадете к нам в Читу, — торопливо говорит Варвара. — Вторая Сретенская, дом машиниста Агеева. Запомните?

— Запомню.

— До свидания, милый Сергей Лазо! — убегает.

― ― ―

На перроне лицом друг к другу стоят две шеренги — шахтеры и солдаты. Перед шеренгами, внутри, словно застыли мелкорослый солдатик и громадный пожилой казак из отряда Лазо.

Лазо идет между шеренг, останавливается возле казака и солдатика:

— Здравствуйте, товарищи!

Солдатская шеренга отвечает дружно, шахтеры — вразброд.

— Отставить! Еще раз… Здравствуйте, товарищи!

— Здрасте! — дружно отвечают шеренги.

— Вправо, на вытянутую руку разомкнись! — командует Лазо.

Шеренги выполняют команду.

— Красноярцы! Шагом… марш! — командует Лазо, обращаясь к шеренге солдат.

Разомкнутая шеренга солдат и казаков идет па него. Она как бы процеживает его сквозь себя и входит в шеренгу шахтеров.

— Стой… Кру-гом! — командует Лазо.

Солдаты выполняют команду. Теперь перед Лазо одна длинная шеренга, в которой перемежаются шахтеры, солдаты, казаки.

— Товарищи! Объявляю первый черемховский отряд Красной гвардии имени товарища Ленина сформированным. Командиром отряда назначаю товарища Савватеера, Фому Игнатьевича — вот… — Кладет руку на плечо стоящего рядом громадного казака. — Помощником командира — товарища?.. — вопросительно смотрит на маленького солдатика.

— Пужный, Григорий Иванович! — тоненько возопил маленький солдатик.

— Товарища Пужного, Григория Ивановича, — доканчивает Лазо. — Вперед, за победу коммунизма! Ура!

— Ура-а!..

Лица солдат и шахтеров, кричащих «ура».

Те же лица солдат и шахтеров в атаке. Они бегут на нас по улице города. Первым набегает Лазо с горящими глазами, с маузером в руке. За ним — могучий Фома Савватеев с винтовкой. Быстро перебирая короткими ногами, мчится Пужный. Катится лавина шахтеров и солдат.

По улице бегут юнкера, преследуемые красногвардейцами. С крыши бьют по юнкерам из пулемета. Юнкера достигают церкви.

Внутри белого дома. Комната-лазарет уже вся устлана ранеными. Молодая женщина лежит убитая. Маленькая старушка, нахохлившись, сидит с перевязанной рукой.

В комнате белого дома, где Борисов. Много убитых. Люди изнурены до крайности. Впалые глада, черные заросшие лица. Скорчившись лежит Андрей Борисов.

Группы юнкеров накапливаются у подъезда белого дома. Бросают в окна гранаты. Прикладами выламывают массивную дверь.

Возле церкви. Рукопашная схватка на паперти между красногвардейцами отряда Лазо и юнкерами.

По комнатам белого дома бегут юнкера.

Защитники белого дома сосредоточились в верхнем этаже. На площадке лестницы, держа ружья наизготовку, стоят и ждут. Юнкера и офицеры бегут вверх по лестнице.

Издалека нарастает, гремит «ура!». Красногвардейцы, во главе с Лазо, заполнив всю площадь, бегут к белому дому.

В вестибюле белого дома под наведенными дулами винтовок стоят юнкера и офицеры с поднятыми руками, — их разоружают.

Лазо в сопровождении делегата заходит в опустевшую уже комнату, где среди трупов лежит Андрей Борисов.

Лазо на коленях наклоняется над Борисовым. Борисов полусидит, прислонившись к стене, и смотрит-на него мутными глазами.

— Вы способны понимать меня? — спрашивает Лазо.

Андрей чуть наклоняет голову.

— У меня к вам поручение. Товарищ Варвара по директиве комитета вынуждена была вернуться в Читу. Она очень боялась за вашу жизнь. Она сказала, что готова была бы отдать свою жизнь за вашу. И я не сомневаюсь, что это так бы и было. Она просила передать вам, что любит вас вечной любовью, и я уверен, что это так и есть…

Глаза Борисова на мгновение проясняются, и лицо приобретает детское выражение.

— До свидания, — говорит Лазо и целует его в губы.

Борисов умирает на его руках.

― ― ―

Японский флаг. Здание японского консульства в Иркутске. То и дело открывается дверь и принимает в себя группы запыхавшихся от бега белых офицеров.

Подбегают, отстреливаясь из револьверов, полковник Якимовский и поручик Георгий Старцев. Дверь открывается перед ними.

Якимовский задерживается на крыльце.

— А может, лучше пулю в лоб? Еще не поздно, — говорит он. — Один шаг, и… вот знамя; под которым нам придется сражаться! Вы понимаете, поручик Старцев?

— Вон, вон они! — кричит Старцев, указывая в сторону преследующих. — Рассуждать некогда, господин полковник!..

Дверь захлопывается за ними.

Набегает лавина красногвардейцев, предводительствуемых Лазо.

Фома Савватеев, сорвав с пояса гранату, замахивается, чтобы пустить ее в окно консульства. Лазо обеими руками с силой останавливает его руку.

— Пусти! Дай душу отвести! — обезумев, кричит Фома Савватеев.

— Сумасшедший!.. — Лазо вырывает у него из рук гранату, кричит, обернувшись к отряду — Не стрелять! Спокойствие, спокойствие, товарищи!

Красногвардейцы теснятся у консульства.

— Кто не велел стрелять?

— Ломай дверь!

— Чего стали там!

— Ломай дверь!

Лазо стоит, подняв руки, загораживая дверь консульства.

— Эх, товарищ Лазо, один бы разочек, и уж на всю жизнь, — укоризненно говорит Пужный.

— На приступ, хлопцы! — вне себя кричит один из красногвардейцев. Он делает движение броситься вперед, но толпа мешает. Он вскидывает винтовку поверх голов.

Стоящие рядом тоже подымают винтовки.

— Остановитесь! Остановитесь! — вдохновенно и грозно кричит Лазо. — Именем Ленина…

Винтовки заколебались, одна за другой опускаются. Лазо, раскрыв руки, наступает на красногвардейцев. Настроение переломилось. Красногвардейцы отходят в переулок.

― ― ―

Здание вокзала — Чита. Подходит товаро-пассажирский поезд с заиндевелыми окнами. Вместе с другими пассажирами из вагона выходит Сергей Лазо с солдатским вещевым мешком за плечами.

Из другого вагона выходит Георгий Старцев в форме студента Томского технологического института.

Одна из центральных улиц Читы. Каменное трехэтажное здание с золотой дощечкой: «Русско-Азиатский банк».

Подходий Георгий Старцев, — видно, что и эта улица и это здание ему хорошо знакомы, — он входит в подъезд.

Небольшой каменный особняк на окраинной улице Читы. Вывеска: «Читинский городской совет рабочих, солдатских и казачьих депутатов».

Подходит Лазо, входит вовнутрь.

Лазо стоит на пороге комнаты. Девушка лет семнадцати, в платочке, печатает на машинке одним пальцем.

— Могу я видеть председателя совета? — спрашивает Лазо.,

— Нет, — сурово отвечает девушка. — Она только что ушла национализировать Русско-Азиатский банк… — Печатает одним пальцем.

— Она? — переспрашивает Лазо. — Кто она?

— Товарищ Агеева.

— Вот как! — говорит Лазо. — Очень хорошо. Я сейчас пойду ей немного помочь, а вы пока разберитесь вот в листовках… — выкладывает из мешка на пол стопки листовок. — Это «Декларация прав трудящихся и эксплуатируемого народа», а это — декрет о расторжении брака.

— Как?! — испуганно воскликнула девушка.

— О расторжении брака. Вы не пугайтесь. Вам, очевидно, это еще не угрожает. До свидания…

― ― ―

У подъезда банка стоят Варвара, рабочий интеллигентного склада и красногвардеец в очень старой, мятой шинели с висящим на одной пуговице хлястиком. У красногвардейца грязная папаха, солдатские ботинки велики ему, обмотки сползают. Он держит на ремне ржавую берданку без затвора. Он мал ростом, белобрыс, ему семнадцать лет.

— Н-да… — глядя на дощечку, с уважением говорит рабочий.

— А что? — спрашивает Варвара.

— Банк!..

— Пойдем, — решительно говорит Варвара.

Они входят.

В кабинете управляющего банком. Отец и сын Старцевы лихорадочно беседуют, разделенные массивным столом. Сын сидит в студенческой шинели.