Гори, гори, моя звезда

- Сам придумал? - восхитился Семка.

- Скажешь тоже... В комитете решили. Пойдешь?

- Оружия у меня нет... - вздохнул Семка.

- Маузер свой дам.

- Слово?!

Аркадий протянул руку. Семка изо всех сил хлопнул по ней, отбил ладошку, поплевал, подул и, схватив ранец, побежал к двери.

Аркадий не спеша двинулся за ним.

* * *

Задолго до назначенного часа Семка нетерпеливо топтался под старыми тополями напротив белого двухэтажного особняка, где помещался комитет. То и дело хлопали тяжелые двери, и по ступеням подъезда мимо гипсовых львов с ободранными носами торопливо спускались красногвардейцы, женщины в красных платочках, чоновцы в кожаных куртках. Все они направлялись в одну сторону: к торговым рядам.

Наконец в дверях появился Аркадий. Семка рванулся навстречу и остановился, подавленный его великолепием. В лихо заломленной фуражке, с новенькой винтовкой за плечами, с маузером у пояса и красной повязкой на рукаве, он вдруг показался Семке совсем взрослым.

- Давно ждешь? - небрежно спросил Аркадий, словно не замечая произведенного впечатления.

- Ага... - робко кивнул Семка.

- Инструкцию получали, - важно объяснил Аркадий и, отстегнув маузер, протянул его Семке. - Бери!

Семка торопливо прикрепил маузер на ремень форменной гимнастерки, попробовал заломить фуражку, но она, как назло, была новенькая, недавно купленная вместо утерянной, и торчала на голове колом. Аркадий засмеялся, снял ее с головы Семки, зубами надорвал подкладку и, вынув оттуда проволочный ободок, отшвырнул его в сторону. Надломив козырек, похлопал фуражкой по колену, помял и нахлобучил на стриженую Семкину голову. Потом вынул из кармана красную повязку и протянул ее Семке:

- Надевай!

Ошеломленный Семка только покрутил головой и, преданно смотря на друга, старался не дышать, пока тот прикалывал повязку к его рукаву. Проверив, крепко ли она держится, Аркадий коротко скомандовал:

- Пошли!

И неторопливо, чуть покачивая плечами, подражая размеренному шагу вооруженного патруля, двинулся к базарной площади. Семка заспешил за ним, придерживая рукой маузер.

По дороге Аркадий объяснил Семке, что на их долю досталась галантерейная лавка и мануфактурный магазин известного в городе купца Бебешина. С галантереей дело было проще, ленточки да пуговицы, а вот с Бебешиным придется попотеть.

Лавка, где торговали галантереей, была давно знакома реалистам. Там кроме всего прочего продавали тетради, и ученики реального нередко забегали туда.

Вот и сейчас приказчик приветливо кивнул им, но при виде красных повязок и винтовки Аркадия лицо его вытянулось.

- Что прикажете? - залебезил он. - Новые переводные картинки имеются. Тетрадочки общие получены. Не угодно ли?

Ловко щелкнув пальцем по глянцевой обложке, он веером раскинул на прилавке пахнущие клеем тетради. В твердых коленкоровых переплетах, обитые медными угольниками, они выглядели как-то по-особенному солидно.

- Сколько? - спросил Аркадий.

- Гривенник-с...

- А цена поставлена? - повертел тетрадь Аркадий.

- Партия оптовая... - ушел от ответа приказчик.

На обложке цены не было, и Аркадий решил было составить акт, но его смутили слова приказчика об оптовой партии. Что это означает, он примерно представлял, но почему от этого зависит стоимость тетради, не имел понятия.

Многозначительно взглянув на Семку, он пошарил в кармане, где лежал единственный гривенник, и шикарным жестом бросил его на прилавок.

- Завернуть? - ловко подхватил монету приказчик.

- Не надо! - небрежно ответил Аркадий и, сунув тетрадь за пояс гимнастерки, пытливо оглядел полки с товарами.

- Прикажете что-нибудь еще?

- Нет, - покачал головой Аркадий. - Поглядим, как торгуете.

- Милости просим! - засуетился приказчик. - Сейчас я насчет стульчиков-с...

- Постоим, - отрезал Аркадий и отошел от прилавка.

Торговля шла вяло. Изредка звенел колокольчик над дверью - и в лавку заходили приехавшие на базар крестьянки из соседних сел. Они уже расторговались и теперь ходили из магазина в магазин, приценяясь к городским товарам. Пощупав кружева и перебрав десяток коробок с пуговицами и тесьмой, они уходили, так ничего и не купив. По тем временам ценились только катушки с нитками да иголки.

Аркадий решил, что делать им здесь больше нечего, и друзья направились через площадь к лабазам Бебешина.

Базар уже отошел, возы разъехались, валялись лишь клочья сена, капустные листья да огрызки яблок. Только около чайной дожидалась своего загулявшего хозяина привыкшая ко всему заморенная лошаденка, похожая на большую лохматую собаку, которую почему-то запрягли в телегу. Ее донимали слепни, она мотала головой и хвостом, и, если бы не мешавшие ей оглобли, села бы в лужу и яростно, по-собачьи почесала бы задней ногой за ухом.

В магазине Бебешина торговали бойко. Мелькали аршины в ловких руках продавцов, трещал натянутый до невозможности цветастый ситец, с глухим стуком падали на отполированный локтями прилавок тяжелые штуки сукна, и густо толпящиеся люди, словно предчувствуя, что не скоро еще им придется вот так запросто щупать добротную материю, приценялись, торговались, звенели медью, хрустели бумажками.

Аркадий и Семка даже растерялись от гомона людских голосов, звона кассового аппарата, лихих покрикиваний молодцеватых приказчиков. На минуту им показалось, что они на веселой ярмарочной карусели с раздувающимися на ветру цветастыми юбками и полушалками, а вертит ее сидящий за полуоткрытой дверью у самовара распаренный и довольный Бебешин.

- Это тебе не галантерея! - подтолкнул приятеля в бок Аркадий и, расталкивая облепивших прилавок людей, протиснулся вперед.

Несколько минут он зорко присматривался к продавцам и вдруг, схватив за руку одного из них, громко сказал:

- Так не пойдет, дядя!

- Что-с? - растерялся продавец.

- Проверка! - махнул мандатом Аркадий. - Дайте аршин.

Продавец беспомощно оглянулся и протянул аршин Аркадию, а из задней комнаты, оторвавшись от самовара, уже спешил хозяин. Бебешин сам был похож на пузатый самовар. Блестела на круглом животе цепочка от часов, лоснилось лицо и смазанные маслом волосы, коротенькие ручки упирались в бока, он и пыхтел, как самовар, а когда закипал гневом, в горле его что-то булькало. Вот и сейчас он тяжело подкатился к прилавку и запыхтел:

- Что такое? Пфф!.. По какому праву? Пф!.. У меня торговля честная! Пф!..

- Честная? - прищурился Аркадий. - Тянете и сбрасываете! Не выйдет номер! Сколько аршин брала, тетка?

- Пять... - растерянно ответила крестьянка.

- Сейчас проверим!

Аркадий ловко перемерил отрез и торжествующе взглянул на побледневшего продавца:

- Четыре с четвертью.

- Ах, разбойник! - всплеснула руками покупательница и заголосила: Что же это делается, люди добрые! В чистом виде грабят!

- Спокойно гражданка! - остановил ее Аркадий. - Сейчас акт составим.

В горле у Бебешина забулькало, щеки надулись; задыхаясь от гнева, он закричал неожиданно тонким голосом:

- Молокосос!.. Пф!.. Я тебе покажу акт! Пф!.. Вон отсюда! Пф... Пф...

- Ответите за оскорбление личности при исполнении, - с достоинством заявил Аркадий. - Товарищ Ольшевский, вы свидетель.

- Всегда и везде! - загадочно ответил Семка, скорбно подняв брови.

- Штраф сейчас будете платить? - любезно обратился Аркадий к Бебешину. - Или через суд взыскивать?

- Вот тебе штраф! - Бебешин сложил жирные пальцы в кукиш. - Видал?

- А как же! - подтвердил Аркадий. - Вы видели, товарищ Ольшевский?

- Фигу-то? - переспросил Семка и спохватился: - Факт налицо!

- Пройдемте, гражданин Бебешин. - Аркадий поправил ремень винтовки.

- Куда? - вдруг испугался тот.

- Там узнаете, - туманно ответил Аркадий и незаметно подмигнул Семке на перетрусившего купца.

Когда Бебешин шел к выходу, он уже не был похож на пышущий жаром самовар. Выкипел. Штраф ему пришлось уплатить в десятикратном размере. А в новенькой тетради, купленной Аркадием Голиковым - учеником пятого класса реального училища, - появилась первая запись: