Забытый рудник

— Помог бы кто!..

Ну… теперь конец. Ждать нечего. Рука механически направляешь лопату под скалу, нависшую сверху.

Что это? Лопата легко проходит туда.

Штейгера точно что-то толкнуло, он сжал зубы, сделал нечеловеческое усилие, ударил ещё раз и рухнул лицом в мягкую груду земли.

Лопата проскочила туда.

Что это? Свист воздуха… Оттуда, с той стороны рвётся сюда оживляющая струя… Ярче разгораются брошенные на землю факелы… Пламя их лижет стены. Усиленно подымаются груди. Окоченелые люди пошевеливаться стали. Кое-кто голову поднял и с болью, с натугой торопится надышаться поскорее… Штейгер подполз туда… головой прямо к отверстию. Вбирает в себя воскрешающий воздух…

— Тут… Тут!.. — бессмысленно повторяет старик.

— Верно твоё слово, дедко, тут!.. — слышится уже весело ему в ответ.

Ещё минуту назад чуть не сошедшие с ума люди теперь уж верят своему спасению. Главное то, что смерть не сейчас… Она где-то вдали опять, с нею ещё побороться можно. Несколько вспышек жизни впереди; следует воспользоваться ими и, во что бы то ни стало, уйти отсюда… Хоть и умереть, но там, а не здесь, не в этой тесной яме.

Оправились, принялись за работу. Живо очистили землю обвала, перегородившего устье этой жилы. По сильной струе свежего воздуха оттуда понимают, что там больше простора, что там шире ход, что эта червяная нора только входит в ту… Туда, туда, поскорее!.. Кайла громко бьются о камни, лопаты глубоко уходят в землю… «Давай я, давай мне!» — люди борются за право работать у самого отверстия, следовательно, за право первым войти туда. Дверь, пробитая ими, всё растёт и растёт. Старик наклонился, взглянул туда и просиял: его призрак стоял и ждал его.

— Иду, Господи, иду!.. — зашептал он про себя, и, если бы не остановили его окружающие, он прямо, головою вперёд, полез бы в отверстие и запер бы его своим телом.

Через полчаса можно было пройти, согнувшись, почти ползком.

Первый проник туда штейгер, за ним остальные. Старик высоко опять поднял свой факел.

— Никогда не видал этой штольни! — кричит штейгер.

Он оборачивается к старому рудокопу и обрывается на слове.

— Что ты?

По лицу Ивана текут старческие слёзы. Он с тоскою смотрит в зияющую пасть боковой жилы.

— Чего ты, дедко? — обступили его со всех сторон рудокопы.

Но старик смотрит всё туда же.

— Вспомнил что?.. — добивается штейгер, приступая к старику.

Всех охватывает лихорадочное желание чего-то нового.

— Мать здесь… Вот тут… Землёй завалило!..

— Братцы! — радостно кричит штейгер. — Значит, это и есть Знаменский рудник!

Горе одного — счастье другим.

Старика забыли. Люди поняли, что дедко вывел их в знакомый ему с детства, давно оставленный рудник. Он был пробит весь в твёрдой породе. Шахта его была цела до сих пор; как только найти её, добраться к её колодцу?

Штейгер, впрочем, нашёлся, подошёл к старику, не отводившему глаз от места, где погибла его мать.

— Дедко, а дедко… А Христос-то ушёл без тебя!

Старик встрепенулся, выпрямился, зорко воззрился в глубь штольни.

— Нет… Вот он… Ждёт… Иду, Господи, иду!..

И толпа, уже радостная, бодрая, повалила за ним.

IX

Отсюда уже оказалось недалеко.

Старый рудник был не так тесен как Воскресенский. Широкие и высокие штольни вели прямо к шахте. Рудокопы шли по наклонной плоскости. Медь когда-то лежала здесь недалеко от поверхности земли, и шахта, очень невысокая и сухая, сохранилась до сих пор в том самом виде, в каком она была несколько десятков лет тому назад.

Теперь уже не было нужды в старике, но он, тем не менее, вёл за собою товарищей. Его возбуждение не ослабевало. Ноги так же уверенно двигались, так же твёрдо рука несла ярко разгоревшийся факел.

Старые рудники не были, впрочем, пусты, два или три раза от толпы шарахнулось что-то в сторону. Крот слепой заметил ли людей, или хорьки выбрали себе эти подземные ходы…

Призрак следовал впереди, и Ивану слышалось, что Христос продолжает его манить за собою.

Здесь повсюду было сухо. Очевидно, что если когда-то в руднике и журчала вода, просочившаяся сквозь каменные своды о стены, то она давно слилась куда-то по наклонным плоскостям штолен. Может быть, ушла туда же, в Воскресенский рудник. Изредка только слезились горные породы, но не было слышно громкого рокота ключей, глухих ударов воды, падавшей вниз, в пасти каких-то прослоин, которыми так были богаты рушившиеся штольни. Когда рабочие подошли к шахте, вверху, в её отверстие серел рассвет. Очевидно, отсюда до земли лишь несколько шагов.

— Как же, братцы, подняться тут?

— Лесенки погнили, только видать, стоят ещё!

— Хорошо стоят, а как не сдержат?

— Вот что! — заговорил штейгер. — Нужно кому-нибудь одному идти попытаться до верху. Он пусть даст знать в деревню. Где старик-то?

Но старик следовал неотступно за своим призраком. На его глазах Христос поднимался вверх по лестнице. И Иван не оставался внизу. Ему уже было не до товарищей. Он даже забыл о них. Только чем выше цеплялся он по старым брёвнам, тем больше охватывала его усталь… Опять прежняя слабость возвращалась к старику. Ему казалось, что вместе с ним из шахты поднимаются вверх знакомые, давно забытые образы. Теперь уже он не мог бы дать себе отчёта: живые это или мёртвые вернулись к нему. Мать его… те же коты на ней, что торчали тогда из-под земли. Тот старик, что ласкал Ивана, когда он ребёнком бегал к нему… Ишь, и борода не изменилась, и та же сермяга на нём, с расстёгнутым воротом рубахи как прежде… Седым волосом грудь поросла, видна ему… Ласково улыбаются ему безмолвные спутники…

Всё ярче и ярче отверстие шахты… Вот он уже различает в нём яркое голубое небо. Рассвет, казавшийся внизу, наверху превратился в солнечный день… А Христос подымается в нём, в этом световом пятне… выше и выше над шахтой…

Последняя лесенка…

Осеннее солнышко так горячо пригрело землю. Как будто оправилась поблёкшая трава. Жёлтая зелень берёзы золотом висит со своих ветвей… Вольные пташки зигзагами чертят безоблачное небо… Горы вдали точно расправляют свои поросшие лесами хребты в тёплом воздухе…

С изумлением смотрит Иван наверх. Призрак и теперь над ним, только всё выше и выше подымается, манит его к себе… Мать стала по одну его сторону, старик по другую: оба пристально смотрят прямо в глаза ему…

Рудокопы видели, как дедко всходил по лестницам старой шахты.

Не слушая штейгера, они бросились по ним… Чуть не на плечах один у другого поднимались вверх — и там остановились неподвижные, сняв шапки, не смея ни одним словом нарушить великого таинства, совершавшегося перед ними. Новые рабочие, всходившие сюда, присоединились к ним… Люди стали кругом. В центре его на земле, лицом к небу, лежал дедко, широко раскинув уже неподвижные руки. Глаза его не видели товарищей. Взгляд старика возносился всё выше и выше, точно он следовал за кем-то, тонувшим уже в недосягаемой выси… Губы его шевелились, и когда штейгер наклонился к ним, чуткое ухо его уловило угасающий голос:

— Иду, Господи!.. Иду за тобою!..

1904