История моей матери. Роман-биография (СИ)

- Ладно.- Андре пока удовлетворился этими сведениями.- Мы это все запишем, но надо еще ряд деталей выяснить. Поможете? - и вынул из планшета карандаш и бумагу.

- А почему нет? Уши - дело святое.

- Этот аэродром ваш - он далеко отсюда?

- Да рядом. Услышите еще.

- По дороге, что к Сен-Бриеку?

- Да нет, в стороне чуть-чуть.

- Надо будет сходить посмотреть. А то скажут: пишете - а о чем, сами не знаете.

- Это конечно. Сходим посмотрим.

- Он в ширину метров двести?

- Метры - это я не знаю, а вот как от сих до церкви - примерно так.

- Там самолетов десять стоит?

- Когда как. Когда больше. Мастерские - их там чинят главным образом.

- Ладно, и это потом обсудим.- Андре отложил карандаш и бумагу.- Вы, наверно, поесть после работы не успели? А у нас тут колбаса парижская и винца с собой взяли. Думали в кафе зайти - но зачем лишнее тратиться?

- Конечно! - одобрил хозяин.- Я туда не хожу. За скатерти их платить? Они не чище наших. Эй, Марсель! - позвал он жену.- Гости у нас. Сыр тащи. У нас сыр свой,- похвастался он.- Настоящий козий.

Жена выглянула из дома. Смотрела она подозрительно.

- Сыра нет больше. А что за гости еще?

- Приехали из "Юманите". По поводу шума.

- Смотри, как бы у тебя другого шуму после этого не было. Сыра нет, и баста.

- Да нам его и не надо,- сказал Андре.- Может, пойдем с бутылками да колбасой - куда-нибудь поближе к самолетам. И от Марсель подальше.

- Зачем? - спросил недогадливый хозяин.- С ней ясно, а к аэродрому на кой?

- Послушаем, как гудит,- сказал Андре.- У меня правило - пишу только то, что сам видел и слышал.

- А вот это правильно! - одобрил тот.- Марсель! Мы пошли! Раз ты нас не привечаешь, мы другую найдем! - и, подмигнув гостям, повел их в окрестности аэродрома.

Он оказался небольшим и, видно, и в самом деле предназначенным для осмотра и починки того, что можно было сделать на месте без завоза в ремонтные ангары. Андре расспросил рабкора о числе предполагаемых сотрудников (чтоб знать, скольким среди обслуживающего персонала угрожает глухота), о численности охраны (для той же цели) и о марках или, поскольку хозяин был несведущ в авиационной технике, хотя бы величине самолетов (для уточнения технических подробностей),- все это он записывал в блокноте одному ему понятными значками и буквенными сокращениями. Колбаса была съедена, вино, которого всегда мало, выпито - возник соблазн сбегать за второй бутылкой, уже местной, но от этого их удержала благоразумная Рене: пришла, по ее мнению, пора прощаться. Хозяин за время знакомства сдружился с газетчиком и обещал, что будет писать и дальше: раз все так весело кончается.

Было поздно. Последний поезд в Париж отошел часом раньше.

- Мы в отель,- сказал Андре.- Есть у вас гостиница?

- Есть, конечно, но на кой она вам? Что я, у себя вас не размещу?

- Не надо,- отсоветовал Андре.- Во-первых, Марсель, во-вторых, тебе это ни к чему. Может, не выйдет ничего с письмом, а разговор пойдет, что жаловался, корреспонденты приезжали, а ты их у себя принял. Что раньше времени на рожон лезть? - И хозяин осекся, замолк, признал справедливость его слов.- Лучше скажи всем, что к тебе парочка из Парижа приезжала старого знакомого сын с девушкой, от него привет тебе передавал, выпили слегка, а дома у тебя не остались. Потому как девушка строгая: ей неприлично под одной крышей спать.

- Да я и вижу, что она строгая,- согласился рабкор, совершенно им обмороченный.- Ни слова за все время не сказала.

- Она практикантка,- сказал Андре.- Со мной в газете работает. Пока только учится. Надеюсь, выйдет у нас что-нибудь, с шумом твоим...

Хозяин вызвался проводить их до гостиницы, спротежировать и сбить цену за номер, но его разубедили: под тем же предлогом конспирации.

- Со всем этим осторожней надо быть,- разъяснял Андре спутнице.- Хорошо этот парень ничего не понял и никогда не заподозрит. А могут и сообразить, что к чему. Недавно один в контрразведку пошел: что это за вопросы ему задавали, которые не профсоюзы должны интересовать, а чужую разведку,- и глянул многозначительно.- Свой, между прочим, парень - коммунист и профсоюзник.- Он обождал минуту, сменил неприятный разговор: - Теперь ты видела, что к чему. Мне Робер говорил, тебе скучно на легальной работе и тебя интересует что-нибудь живое и рискованное.- ("Когда успел?"- подивилась Рене, обещая себе не говорить больше отцу лишнего.)- Так-то ты подходишь нам по всем статьям: мы о тебе навели справки - и о выставке той и до нее - об истории с плакатами. Но прежде надо задать тебе несколько вопросов...

Рене была ошарашена всем этим. Она не просила отца ни о чем подобном и ничего похожего ему не говорила. Она еще не знала, чем будет заниматься в жизни, но такое ей и в голову не приходило. Но она ничего не сказала и не опровергла слов отца - предпочла промолчать и остаться в тени, чтоб побольше выведать из Андре: в ней жили уже задатки будущей разведчицы.

- Прежде всего скажи, в каких ты отношениях с Дорио? - Андре поглядел на нее испытующе и исподлобья.- Ее в который раз уже об этом спрашивали, и эти вопросы набили ей оскомину.- Что ты о нем думаешь? - спросил он, потому что она медлила с ответом.

- Это так важно?.. Думаю, хороший организатор. Бузотер - но это тоже необходимо. За это его и любят. Рабочие за ним идут - я это сама видела.

Он кивнул:

- Это все так. С виду, во всяком случае... Но у нас есть сведения, что он связан с полицией...- и глянул украдкой.- Поэтому если хочешь иметь дело с нами, надо с самого начала с ним определиться.

- С ним все просто,- сказала она спокойно и взвешенно.- У меня с ним нет никаких отношений. Кроме самых обычных.

- Это так? - на всякий случай спросил он, ожидая, видимо, дальнейших уверений, но она смолчала, давая понять, что нет смысла спрашивать ее о чем-либо дважды, и он вынужден был этим удовольствоваться: - Если так, то будем считать вопрос исчерпанным.

- А что вообще происходит в партии? - спросила Рене, и слова эти, несмотря на видимую беспечность, прозвучали глухо и серьезно.- Я спрашивала у отца, но этот вопрос, наверно, не для него. Какое место у нас занимают русские?

Андре был готов к ответу и все же замешкался.

- Этот вопрос многие задают, Рене, но мало кто знает, как на него ответить... Дело в том, что французы сами революции не сделают.- Он поднял с дороги хворостинку и начал махать ею, как лектор указкой, помогая себе в рассуждениях.- Не сделают, потому что слеплены из другого теста. Считают, что свое и так возьмут и проживут без лишних забот и треволнений. А дело к войне идет. В ней надо будет воевать, а не отсиживаться дома. Мы стали на сторону русских: нам представляется, что они сыграют в войне главную роль, и надо помогать им, пока не поздно. Пока их все скопом не затравили. И отец твой так думает - только не хочет при этом свою независимость потерять: денег, видите ли, брать не хочет и этим сразу всем делается подозрителен. Независимые не нужны никому - да и как без денег заниматься нашими делами? Поэтому его никто своим не считает, хотя делает он, может быть, больше, чем другие... Ладно, хватит о нем: мы-то как раз его любим за бескорыстие... Если забыть, конечно, про его необязательность,- припомнил он.- Тут он не имеет себе равных. Может назначить встречу и уехать куда-нибудь в Прованс с новой пассией. Для начальства нет ничего хуже - нам они еще разрешают с ним дело иметь, а сами не хотят и знаться... Теперь о русских. Они просят у нас военные сведения - мы их даем: надо быть до конца честными - воевать-то в первую очередь им придется. Почему один народ должен отдуваться за других, а те ждать, когда им каштаны из огня вынесут... Они, конечно, тоже не сахар русские эти. Любят, чтоб им льстили и подпевали - за это и денег дадут и поддержат кого не надо. Дорио ведет под шумок переговоры с правыми, с фашистами находит общий язык, Барбе, кажется, такой же, а они у них сейчас чуть ли не фавориты. Потому что новые: прежних Каменев и Зиновьев поддерживали, они теперь в Союзе первые враги и оппортунисты, и их люди, стало быть, на подозрении.