Германская шабашка

Его Светка работает в баре, приходит поздно. Я видел ее очень давно, и то через забор. Смутно помню что-то прыщавое, ноги в известке. Стояла одуряющая жара, в пионерлагере был карантин, дизентерия кажется, воняло хлоркой. Пацаны в беседке рассматривали порнографии и смеялись, а Светка с Иркой, сестрой моей бывшей жены, залезли на орех. С ореха сыпались гусеницы. Я передавал Ирке виноград, фрукты приносить запрещалось.

Жена очень разволновалась.

- Девочки, - говорит, - друг другу ножницами прокалывают. - Ирка с ней поделилась.

- Мы тоже, - говорю, - кое-что в туалете себе делали, хотелось взрослее выглядеть.

- Что ты мелешь?! Может, ее забрать?

- Как будто дома ножниц нет, - говорю. - У нее твой характер, она целеустремленная, самое главное цель поставить.

Принял душ, но располагаться негде, дети смотрят мультфильмы. Бэдмэны пускают молнии из кулаков, космические звери скалятся. Мультфильм китайский, но титры на немецком.

- Вы понимаете? - Малая ехидно улыбается и что-то говорит смешное или гадкое про меня на немецком. Старшая опасливо засмеялась. Слипаются глаза. - Вы будете у нас спать?

- Я буду у вас жить.

Бэдмэнов победили, но барышни укладываться не собираются. Переключили канал.

Теперь детская самодеятельность, вроде "Утренней звезды", только победнее.

Ведущая с мальчиком. У мальчика пририсована бородка, смотреть неприятно, он как карлик. Видимо, копирует эстрадного певца.

- Немцы все недоделанные, - говорит старшая.

- А у вас в классе есть русские? - спрашиваю.

- Я одна.

- И как к тебе относятся?

- Нормально, обзывают. Я их луплю.

- А к бабушке летом не поедете?

- Мы в прошлом году ездили. Все равно нельзя купаться, море заразное. У меня от него аллергия, я отвыкла.

- А здесь не купаетесь?

- Надо на десятом трамвае в конец ехать. Там озера.

- Чистые?

- Наверное.

- А вода теплая?

- Тут такая жара стояла, тридцать градусов. Вы летом не были? Мы чуть не сдохли.

5

У Ленце Утром проснулся от перебранки. Выясняют, чья очередь выводить собаку.

Арбайтеров приехало двое, Виктор постарше, за рулем, и Сергей. Сергей опустил мой чемодан в багажник.

- Багажник не занимай, - предупредил Виктор.

- Потом освободим, - ответил Сергей.

Ехали недолго. Машину оставляем в переулке, упирающемся в насыпь кольцевой дороги. Зашли под арку, дом в лесах. Посреди двора лужа, как на любой приличной стройке, но не очень развезенная, и проложены мостки. Сверху кричат:

- Аи-ид, бросаю! - Закашлялся то ли от пыли, то ли от смеха.

- Ума нет, считай, калека, - говорит Виктор.

Кто-то носит к мусорным контейнерам узлы в пленке, которые сбросили.

- Толя. - Он пожал руку. Лет сорок пять.

Идем по темному коридору на огонек. Прорабская, коробки, кабели, стремянки, на всем слой пыли. За столом грузный человек в очках. Что-то спросил.

- Твои данные и домашний адрес, - говорит Витя.

На всякий случай уменьшаю возраст, вру по-дамски. Толстый записывает, он, наверное, и есть Ленце.

- А какой адрес? - спрашиваю.

- Местный, - подсказывает Серега. - Любой.

- Карлмарксштрассе, фир, - говорю. Жил когда-то на Карла Маркса, наверняка у них тоже есть. В очках записывает. Работаем по-черному, и вдруг адрес.

Возможно, приучены к отчетности.

- Моген, евреи, - здоровается арбайтер с лесов. На голове полотняная кепочка козырьком назад. Тоже не пацан. Крепко пожал руку. - Вова.

Ленце ставит Виктору задачу. Витя спрашивает:

- А где шестой? Валера Браун есть?

- Есть! - Румяное детское личико, шерстяная шапочка.

- Надо говорить "я", - поправляет Вова в кепке. - Сразу видно, что ты в армии не служил.

- Он еще в бундесвере послужит, - говорит Толик. - Да, Валерка? Или косить будешь?

Никто не переодевается, в чем пришли, в том и работают. Поднимаем на этажи ящики с потолочными плитами. На упаковке указан вес, шестнадцать килограммов.

Носим на плечах и затылке, смотреть приходится исподлобья.

- Садись, перекурим, - предлагает Серега. - Ты не очень упирайся, у них почасовая оплата.

- Кем Толик работал? - спрашиваю.

- Инженером в цирке. Недавно лебедка испортилась, он наладил.

- А в кепочке?

- Вовка Софронов? Служил в окружном оркестре. Старшина. Играет на саксофоне и на кларнете.

Люди неожиданных профессий.

Человек заглянул, что-то спросил.

- Офис? - Серега показал ему, куда идти, и сказал:

- Наверное, двери подвезли.

Фургон голландский с желтыми номерами. Двери тоже голландские в картонной упаковке. Шофер обратился к немцам.

- Он спросил: "У вас что, работают иностранцы?" - переводит Серега. А сам говорит с акцентом.

Как он различил акцент, для меня загадка.

Тащим с Серегой дверь, навстречу Валера Браун.

- Куда складывать? - спрашивает Серега.

- Сюда.

Разгрузили машину, запарились. Немцы тоже перекуривают.

- Ну, как у вас в Казахстане, стреляют? - спрашивает Вова-музыкант.

- Стреляют, - отвечает Браун. - Знакомые приехали, говорят, поселки без света.

Когда козлы включают, свет вырубается. А угля нет.

- Какие же трансформаторы выдержат? - говорит Толик из цирка.

- Ленце мне за шестнадцать часов должен, - напоминает Виктору Серега.

- У них все записывается, - говорит Софронов. - Мне такое в ревире* записали!

Ну, как живете? - спрашивает Серегу. - Баб водите? Могу устроить.

- За сколько?

- Тебе по дружбе за сто.

- Нашу или немку?

- Разве не все равно?

Перед концом работы пришел Ленце проверить.

- Упаковку от дверей выбросите вниз и сложите в контейнеры, - говорит Виктор.

Софронов небрежно бросает коробки с шестого этажа, картон планирует, кувыркается и застревает на дереве. Дерево высокое, все ветви почему-то растут в одну сторону, залезть трудно. Успели настучать Ленце. Белая каска показалась в окне, очечки блеснули. Если ветер раскачает дерево, картон может кому-то угодить в темечко, непорядок.

- Вот безрукий! - ворчит Виктор. - Ему только на дудке играть.

Софронов набрал камней и полез на крышу сбивать.

- Что ты делаешь? - кричит Виктор. - Там же люди ходят!

- Больше ходить не будут. - Продолжает швырять. Сбил все-таки.

С высоты открывается город, мокрые крыши, мокрые рекламные флаги перед бензоколонками. Собор с разрушенной башней. На мосту через Эльбу вспышки сварки.

- Видишь виллы? - Софронов показывает направление прутиком. - Там жил наш генералитет. Здесь в Букау был штаб танковой армии.

- Осужденный Софронов! - зовет Толик с лесов. - Ленце сказал мусор убрать.

- Скажи, что я в отказе, - Софронов зевает.

- Клоун! - говорит Виктор, когда садимся в машину.

- А почему его осужденным называют? - спрашиваю.

- Это еще с азиля**, - объясняет Серега. - В лагере хватает сброда, водку продают, сигареты. Когда полиция делала облаву, он в комнате у них находился, наркоту нашли.

Остановились на заправке. Виктор пошел рассчитываться.

- Жалко, что ты не водишь, - говорит Серега.

- А чья машина?

- Витька взял у немца на пару недель за бутылку.

- Он откуда?

- Из Сумской области, еще при гэдээр работал здесь от военкомата. Говнистый парень, таких лучше сразу ставить на место.

С трудом проехали по узкой улочке. Высадили меня и укатили задним ходом.

Домишки вплотную, как декорации, где-то пароход грустно гудит. Поднимаюсь по деревянной лестнице. Квартира как квартира, стекла целы, в кухне плита.

Соседняя квартира тоже выселена, кабель из стены торчит, не подключен. Туалета нет, рукомойник на лестничной площадке. Так и жили люди.

В большой комнате чугунная печка, труба выведена в дымоход, двуспальная кровать, тахта. Постельное белье только на тахте, наверное, там спит Виктор, он старожил. Стол почему-то кверху ножками. Телевизор вскрыт умельцем, в канифоли окурок, прикуривал, конечно, от паяльника. Гвозди по росту. На гвоздях роба, пляжный козырек, солдатский бушлат, Тереза Орловски, лучковая пила. Транзистор заляпан известкой, видимо, таскали с собой на стройку. "Гады" валяются, покоробленные кроссовки. Привычный антураж. Стоило ли в такую даль ехать?