Цвет черемухи

Чтобы Надя не заметила его волнения, он поднялся и показал ей свой набросок. Надя восхищенно сказала:

- И как это можно, чтобы вас так слушались руки? Ну вот убей меня, а я и сотой доли этого не сделаю!

- Нужно работать каждый день. Появится навык, потом мастерство.

- А талант?

- Это изначально. Но к таланту надо обязательно и ремесло!

- Как Савва Игнатьевич! Вы сейчас как Савва Игнатьевич сказали!

- Кто это?

- Он егерь. Вот вам кого бы нарисовать! Он знаете какой? Огромный! Стремительный! Только он в селе почти не бывает. У него жена погибла пять лет назад. Хотите, расскажу?

- Расскажите.

Надя отъехала от окна к стене.

- Перед ноябрем жена Саввы пошла в село. Они сами жили в тайге. Там у них дом. Я ее не видела. Бабушка говорила, что она была красивой. Вы знаете, они оба были актерами!

- Что?! - воскликнул Сомов.

- Правда-правда! Вернее, его жена была актрисой. Он ее увидел, влюбился. Она, конечно, тоже. В Савву невозможно не влюбиться!

- И вы тоже в него влюблены?

Надя засмеялась:

- Как сестра в брата!

- Тогда ничего.

- Ну вот... Теперь, значит, его видит режиссер и умоляет сыграть в его спектакле. Уговорил, и егерь Савва стал актером! Только через год они сбежали в тайгу. Прожили в ней три года. И вот перед ноябрем его жена, Лариса, пошла в село и не вернулась. На другой день ударили лютые морозы. Савва прибежал в село, спрашивал о жене - никто ее не встречал. Он вернулся. На обратном пути он ее увидел. Она лежала подо льдом! Видимо, переходила речушку, упала и убилась. Ее затащило меж двух камней. Мороз сковал воду, и она оказалась в хрустальном гробу... Она так всю зиму пролежала. Всю зиму Савва ходил к ней. Каждый день. Хотели даже силой его оттащить, но побоялись. Он знаете какой? Два железных рубля сжимает и рвет на две части! После он ее схоронил. Теперь в село приходит только за солью. Да вот бабушке помогает. Стол мне сделал. У него золотые руки! Руки мастера... - Надя замолкла, задумалась.

- А откуда он?

- Он из Глуховки. Там теперь только два дома осталось. Савва Глухов. Мне пора, Егор Петрович.

Проводив Наденьку домой, Сомов зашел к себе переодеться. Через полчаса за ним на разбитом "Москвиче" заехал Усольцев. Теперь на нем были черные и опять большие брюки и белая, накрахмаленная до хруста рубашка.

- Все готово для встречи! - бойко провозгласил Усольцев. - Жена два раза вымыла полы, а я подмел двор. Будут супруги Цыпины и... - тут Усольцев сделал паузу, глаза его округлились, - Екатерина Мамонтова, охотовед, женщина одинокая и редчайшей физиономии!

Лукерья проводила их до калитки и стояла, пока они не скрылись за поворотом.

Дом Усольцева назывался коттеджем. Несмотря на то что он был новый, вид его, уныло-серый, производил впечатление неоконченной стройки. В доме их встретила жена Усольцева Лена, невысокая, энергичная. Почему-то сразу стало ясно, что в доме командует она. Деланно улыбнувшись, она распахнула портьеры на дверях и громко пригласила:

- Прошу!

Сомов прошел в гостиную. Под люстрой стоял стол, обильно уставленный закусками и напитками. Как только Егор вошел, из-за стола как по команде поднялись двое: мужчина, крепкий, с загорелым лицом и несколько развязными манерами, - Цыпин, и молодая женщина - его жена. В углу, рядом с магнитофоном, стояла высокая, темноглазая, в нарядном платье Катя Мамонтова. Она действительно была хороша: насмешливые глаза, рот крупный, красивые и крупные белые зубы. Мамонтова дождалась, когда к ней подойдет Сомов, протянула ему руку и смело заглянула в глаза. Сердце гулко забилось, но Сомов не подал виду. Перезнакомившись, сели за стол. Екатерина Максимовна Мамонтова была посажена рядом с гостем. "А что, - подумал Сомов, - хорошо!"

- Товарищи, - вскочил Усольцев, - наливайте!

- А водички нет запить? - как бы стесняясь, поведя плечами, попросила жена Цыпина.

- Рита, водой запивать вредно! - крикнул Усольцев. - Товарищи! - Он вновь вскочил. - Приятно, когда вот так, неожиданно, известная знаменитость! Ты на нее смотришь, а она очень даже простая и нашенская! Предлагаю выпить по первой за Егора Петровича! За нашего земляка, который всем доказал, чего мы стоим!

Выпили. Через полчаса пришел агроном Кастромин с женой, а следом и председатель сельсовета Епифанов. Епифанов был высок и худ и, видимо, из пьющих. Увидев его, Екатерина Максимовна потемнела лицом и даже как-то осунулась. Сомову тут же объяснили, что Епифанов третий год добивается Мамонтовой и что они пробовали жить вместе, но он в пьяном виде ее избил, и она от него ушла. На кухне Усольцев с женой в подробностях описали Сомову, как она полуголая бежала из дома по морозу, а он, Епифанов, вешался, но его успели вытащить из петли.

Этот рассказ был неприятен Сомову, и хмель, только что охвативший его, вылетел вон. Тут на кухню вошла Екатерина Максимовна, прикурила. Усольцевы, сделав глазами понимание, вышли. В зале играла музыка, там танцевала пара Цыпиных.

- Они в вас просто влюблены, - сказала Мамонтова. Голос у нее был низкий, как будто чуть простуженный.

- Они - это кто?

- Ритка и Лена. Конечно, посиди тут... - Она выпустила дым к потолку. - А вы не курите?

- Нет.

- Проводите меня сегодня?

Сердце у Сомова снова забухало. Ответил:

- Конечно, и даже с удовольствием.

Она вдруг подошла к нему совсем вплотную:

- Хороший мой! - и сразу же отстранилась, прошла в комнату.

Следом вышел Сомов.

Первое, что он увидел, - серое лицо Епифанова. Рита в своих новеньких туфельках старательно танцевала какой-то модный танец.

- А вы бывали за границей? - спросила Лена голосом вожатой.

Рита кинулась выключать магнитофон. Стало тихо.

- Бывал, - ответил Сомов.

- Вот скажите, как там?

- Нормально. Впрочем, смотря о чем вы спрашиваете.

- А где вы были? - спросила Мамонтова.

- Во Франции, в ФРГ, в бывших соцстранах.

- Культура как там? Несравнима с нашей? - спросил Усольцев.

- Почему же несравнима? Сравнимо все.

- Понаездятся, а потом клевещут, - вставил Епифанов.

- А он еще ничего не сказал, - вступилась маленькая Рита.

- Вот этими мозолями, - тыча себе в ладони, начал Епифанов, - самыми этими живут всякие. Всех кормим! Бывал он!.. Ну и хрен с тобой, что бывал! - Губы его зло скривились, и было видно, что он не пьян. - А я не бывал! И не хочу никакой загранки! Продаетесь помаленьку, курвы! И вы тоже! Епифанов обвел всех худым, длинным указательным пальцем.

- Что у тебя, Коля, за манера?! - завопил Усольцев. - Приходишь и лаешься. Тебя кто звал? А уж пришел - сиди тихонько. Вы на него не обращайте, он у нас больной. Псих!

* * *

К чаю как-то попритихли. Сомов сел на диван в углу. Выпил он немного, но и этого хватило, чтобы настроение было подавлено. Епифанов ушел в кухню и там курил. К Сомову подсел Усольцев, энергично потер руки и откинулся на спинку дивана, словно устал играть надоевшую роль. Лицо его сразу постарело. Кожа у глаз обвисла.

- Вы устали, Валентин? - спросил его Сомов.

Усольцев посмотрел на него жалостным взглядом:

- Да нет... - Подумал и добавил: - Скучно тут! Я все хочу поговорить с вами, да все не получается... Неудобно вроде. Жена запрещает.

Женщины ушли на веранду, и оттуда доносились их голоса.

- Бедность заела! - вдруг выпалил Усольцев.

- Бедность? - не понял Сомов.

- Да. У меня друзья в райцентре живут. Миша Костин, Женя Егоров, Валера Вильчинский... Мы учились вместе. А встречаемся мало. Такая, знаете, бедность, что в глаза друг другу не смотрим! Я уже подумывал на лесоповал уходить... Нельзя так! - шепотом воскликнул Усольцев. - Так невозможно! Учить детей - благородное дело! Я из-за того, что учителем стал, курить бросил, женился, если хотите, не по любви, а по совершенству... Ну, как бы это... Хотел морально равную... Глупо все. Теперь она меня ест, а я терплю! Учитель в деревне, как поп, всем виден.