Киносценарии и повести
Киносценарии и повести читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Звон колоколов маленькой кладбищенской церковки был уныл и протяжен под стать предвечерней осенней гнилой петербургской мороси, в которой расплывался, растворялся, тонул!
Могилу уже засыпали вровень с землею и сейчас сооружали первоначальный холмик. Народу было немного, человек десять, среди них поп, двое монахов и тридцатилетняя одноногая женщина на костылях.
По кладбищенской дорожке упруго шагал Отто. Приблизился к сергеевой матери, взял под руку, сделал сочувственное лицо:
- Исфини, раньше не мог.
Отец Сергея, стоящий по другую сторону могилы, презрительно поглядел на пару.
Спустя минуту, Отто достал из кармана плаща пачку газет:
- Фот. Секотняшние. Ягофф прифес, - и принялся их, рвущихся из рук, разворачивать под мелким дождичком, демонстрировать фотографии, которые год спустя попытается продемонстрировать монастырской настоятельнице белобрысая репортерша, бурчать, переводить заголовки: - Фсе ше тшорт снает какое они разтули тело. Писать им, тшто ли, польше не о тшом?! Или это кампания к сессии пунтестага? Проститутка-монашка упифает монаха-расстригу! М-та-а! Упийство в стиле Тостоефского! Русские стреляют посрети Хамбурка! Тотшно: к сессии! Как тебе нравится?
Ей, кажется, не нравилось никак, потому что была она довольно пьяна.
- Романтитшэские приклютшэния москофской парикмахерши, - продолжал Отто. - Фот, послушай: атвокат настаифает, тшто его потзащитная не преступила краниц тостатотшной опороны!
- Какой, к дьяволу, обороны?! - возмутился вельможа, обнаружив, что тоже слушал Отто. - Пять пуль и все - смертельные!
- Смиритесь с неизбежным, - резюмировал поп, - и не озлобляйте душ!
И за деревянным бордюром, в окружении полицейских, Нинка все равно была смерть как хороша своей пятой, восьмой, одиннадцатой красотою.
Узкий пенальчик, отделенный от зала пуленепроницаемым пластиком, набился битком - в основном, представителями прессы: прав был Отто: дело раздули и впрямь до небес. Перерывный шумок смолк, все головы, кроме нинкиной, повернулись в одну сторону: из дверцы выходили присяжные.
Заняли свое место. Старший встал, сделал эдакую вескую паузу и медленно сообщил, что они, посовещавшись, на вопрос суда ответили: нет.
Поднялся гам, сложенный из хлопанья сидений, свиста, аплодисментов, выкриков диаметрального порою смысла, треска кинокамер и шлепков затворов, под который судья произнес соответствующее заключение и распорядился освободить Нинку из-под стражи.
Она спокойно, высокомерно, словно и не сомневалась никогда в результате, пошла к выходу, и наглая репортерская публика, сама себе, верно, дивясь, расступалась, давала дорогу.
На ступеньках Дворца правосудия - и эту картинку показывала уже (покажет еще) белобрысая репортерша - Нинка остановилась и, подняв руку, привлекла тишину и внимание:
- Я готова дать только одно интервью. Тому изданию, которое приобретет мне билет до России. Я хотела бы ехать морем!
!И вот: помеченная трехцветным российским флагом "Анна Каренина" отваливает от причала в Киле, идет, высокомерно возвышаясь над ними, мимо аккуратных немецких домов, минует маяк и, наконец, выходит на открытую воду, уменьшается, тает в тумане!
Алюминиевый квадрат лопаты рушил, вскрывал, взламывал влажную флердоранжевую белизну, наполненный ею взлетал, освобождался и возвращался за новою порцией!
То ли было еще слишком рано, то ли монахини отдыхали после заутрени, только Нинка была во дворе одна, и это доставляло ей удовольствие не меньшее, чем простой, мерный труд.
Снег падал, вероятно, всю ночь и густо, ибо знакомый нам луг покрыт был его слоем так, что колеи наезженного к монастырским воротам проселка едва угадывались, что, впрочем, не мешало одинокому отважному "вольво" нащупывать их своими колесами.
Отвага, впрочем, не всегда приводит к победе: на полпути к монастырю "вольво" застрял и, сколько ни дергался, одолеть препятствие не сумел. Тогда, признавая поражение, автомобиль выпустил из чрева человеческую фигурку, которая обошла вокруг, заглянула под колеса, плюнула и, погружаясь в снег по щиколотки, продолжила не удавшийся машине путь.
Оказавшись у врат обители, фигурка, вместо того, чтобы постучать в них или ткнуться, пустилась собирать разбросанные здесь и там пустые ящики, коряги, даже пробитую железную бочку и, соорудив из подручного подножного - материала небольшую баррикаду у стены, вскарабкалась и застыла, наблюдая за работою одинокой монахини.
Снег взлетал и ложился точно под стеною, порция за порцией, порция за порцией. Нинка была румяна и прекрасна: физическая работа, казалось, не столько расходует ее силы, сколько копит.
Подняв голову, чтобы поправить прядь, Нинка увидела гостя и узнала: крутой-молодой, тот самый, который купил ее некогда за невероятные, баснословные тридцать тысяч долларов и от которого она умудрилась сбежать на вторую же ночь.
Какое-то время они глядели друг на друга, как бы разведывая взаимные намерения, пока крутой-молодой не улыбнулся: открыто и не зло.
Нинка улыбнулась тоже, одним движением сбросила черный платок-апостольник, помахала рукою и сказала:
- Привет!
Репино, 6 - 25 марта 1992 г.
КВАРТИРА
сентиментальная история, случившаяся на окраине Импери инакануне ее распада
"КВАРТИРА"
"ТАДЖИКФИЛЬМ"
Душанбе, 1989 год
Режиссер - Сайдо Курбанов
В главных ролях:
ПЕЧАЛЬНЫЙ - Сайдо Курбанов
ЭНЕРГИЧНЫЙ - Павел Семенихин
МАФИОЗИ - Шухрат Иргашев
МАДОННА - Фарида Муминова
СОСЕДКА - Вера Ивлева
Друзьям: Сулиму, Сайдо, Шухрату
- Все равно эта квартира будет моею! - кричит пьяный Мафиози под июльским проливнем, задрав лицо к окну третьего этажа, и молния высвечивает лицо до трупной голубоватой белизны, а гром, не в силах полностью его перекрыть, соперничает с криком. - Небом клянусь: бу-удет!..
- Будет вашей, будет, не кричите, пожалуйста, - успокаивает немолодой Шестерка в кожаном пиджаке, разрываясь между стараниями удержать патрона от падения в лужу и стремлением поймать машину, которых мало проезжает мимо в этот совсем поздний уже вечер, а те, что проезжают, не останавливаются, а с какой-то особой ехидцею обдают водой.